Кисриев, Энвер Фридович
Поделись знанием:
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
(перенаправлено с «Энвер Кисриев»)
| Энвер Фридович Кисриев | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Страна: | |
| Место работы: |
Центр цивилизационных и региональных исследований РАН (с 2003 года) |
| Учёная степень: | |
Энвер Фридович Кисриев (род. 1947, Махачкала) — российский социолог, кавказовед. Заведующий сектором Кавказа Центра цивилизационных и региональных исследований Института Африки РАН (с 2003 года). Эксперт по этнокультурным и социально-политическим проблемам современного Дагестана.
Содержание
Биография
Родился в семье директора Дагестанского научно-исследовательского института сельского хозяйства Фрида Кисриева[1]. По национальности лезгин. В 1972 году окончил исторический факультет Дагестанского государственного университета. В 1972—1975 годах учился в аспирантуре АН СССР. Кандидат философских наук, тема диссертации «Национальное и интернациональное в этнических и культурных процессах в Дагестане» (1979)[2]. Работал младшим научным сотрудников отдела социологии Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра (ДНЦ) АН СССР.
С 1988 года — заведующий отделом социологии ДНЦ АН СССР. В 1994—1998 годах — советник председателя Народного собрания Республики Дагестан. В 2001 году переехал в Москву, начал работать старшим научным сотрудником Центра цивилизационных и региональных исследований РАН (ЦЦРИ РАН). С 2003 года — заведующий сектором Кавказа ЦЦРИ РАН.
Автор более 220 научных публикаций[2]. В 2004 году вышла монография Кисриева «Ислам и власть в Дагестане», посвящённая исламскому движению в современном Дагестане. В книге рассмотрены проблемы противостояния властей и религиозных группировок, противоборство местных тарикатов и ваххабитов, история «Исламского джамаата» в ваххабитском анклаве Карамахи-Чабанмахи, связь чеченских сепаратистов и дагестанских религиозных деятелей, события накануне вторжения бандформирований в Дагестан в 1999 году[3]. Кисриев является соавтором книги «Dagestan: Russian Hegemony and Islamic Resistance in the North Caucasus» профессора политологии Южно-Иллинойского университета Роберта Уэйра[4]. Книга вышла в 2009 году в американском издательстве «Sharpe»[4].
В 2000 году был получателем гранта фонда Макартуров[5]. Являлся экспертом организации «Сеть этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов» (EAWARN)[6][7].
Область научных интересов
В сферу научных интересов Кисриева входят[2]:
- Исследование воздействия традиционных институтов кавказских обществ на характер современных социальных и политических процессов.
- Этнополитическая проблематика современных социальных процессов на Северном Кавказе.
- Исламская составляющая современных политических тенденций на Кавказе.
Монографии
- Ислам и власть в Дагестане / Э. Ф. Кисриев; Отв. ред. А. В. Малашенко; Российская академия наук. Центр цивилизационных и региональных исследований. — науч. изд. — М.: ОГИ, 2004. — 224 с. — (Нация и культура: Социальные исследования).
- [www.ino-center.ru/news/doc/islam-in-dagestan.pdf Ислам в Дагестане] / (Ислам в России / под ред. А. В. Малашенко). — М.: Логос, 2007. — 129 с. — ISBN 978-5-98704-242-9.
Публикации
- Кисриев Э. Ф. Интернациональное и национальное в процессе интернационализации общественной жизни // Сб. Дагестанское искусствознание. Махачкала. Издательство ДНЦ РАН, 1976.
- Кисриев Э. Ф. Национальная проблематика в Дагестане: основные направления и результаты // Совершенствование национальных отношений в ДАССР в условиях развитого социализма. Махачкала, Издательство ДНЦ РАН, 1984.
- Кисриев Э. Ф. Особенности формирования национального самосознания у подростков в одно- и многонациональной среде // Молодежь Дагестана: проблемы совершенствования социального облика. Махачкала, Издательство ДНЦ РАН, 1987.
- Кисриев Э. Ф. Изменения в структуре политической элиты и современный политический процесс в Дагестане // Дагестан: экономические отношения, собственность, элиты. Махачкала, Издательство ДНЦ РАН, 1997.
- Кисриев Э. Ф. Ислам и социальные конфликты на Северном Кавказе // Религия и конфликт. М., Росспэн. 2007.
- Кисриев Э. Ф. Направления институционализации ислама в Дагестане после присоединения к России // Горизонты современного гуманитарного знания. К 80-летию академика Г. Г. Гамзатова. М., Наука. 2008.
- Кисриев Э. Ф. Переход от атеизма к клерикализму: реисламизация в Дагестане новейшего времени // Социокультурное пограничье как феномен мировых и российских трансформаций. М., УРС, 2008. (Под ред. А. Н. Мосейко).
Напишите отзыв о статье "Кисриев, Энвер Фридович"
Примечания
- ↑ [www.dagpravda.ru/?com=materials&task=view&page=material&id=6225 Одержим «геном беспокойства» — Газета «Дагестанская правда»]
- ↑ 1 2 3 [www.inafran.ru/ru/content/view/54/49/ Институт Африки Российской Академии Наук — КИСРИЕВ Энвер Фридович]
- ↑ Олег Храбрый. [www.expert.ru/printissues/expert/2004/40/40ex-kniga1/ Путь к]. Журнал Эксперт (25 октября 2004). Проверено 13 августа 2010. [www.webcitation.org/677VWxj4P Архивировано из первоисточника 22 апреля 2012].
- ↑ 1 2 [www.kavkaz-uzel.ru/articles/168519/?print=true Кавказский Узел]
- ↑ [www.macfound.ru/granties/index2000.html Грантополучатели Фонда: 2000 год]
- ↑ [www.fondsk.ru/article.php?id=65 Фонд стратегической культуры]
- ↑ [www.valerytishkov.ru/cntnt/publikacii3/kollektivn/mestnoe_up/ob_avtorah.html Об авторах. Валерий Тишков — личный сайт]
Ссылки
- [www.igpi.ru/info/people/kisriev/ Биография]
Отрывок, характеризующий Кисриев, Энвер Фридович
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
