Энгельман, Иван Егорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Егорович Энгельман
эст. Johannes August Engelmann

Герб рода дворян Энгельман внесен в Часть 15 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, стр. 102
Научная сфера:

юрист

Учёное звание:

профессор

Ива́н Его́рович Энгельма́н (25 июня 1832, Митава — 4 сентября 1912) — ординарный профессор, исследователь проблем правовой науки.





Биография

Иван Энгельман окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета. В 1859 году в Санкт-Петербургском университете защитил магистерскую диссертацию по специальности гражданское право на тему «О приобретении права собственности на землю по русскому праву».

По получении магистерской степени работал в течение 40 лет профессором кафедры русского, а затем гражданского права на юридическом факультете Дерптского университета. Неоднократно занимал должность декана. С 1900 года в отставке. Сферу научных интересов Энгельмана составляли проблемы гражданского права, а также теории и истории русского права.

В области гражданского права им опубликован ряд работ, внесших весомый вклад в развитие отечественной цивилистики и обративших внимание современников. Это, в частности, публикации: «Систематическое изложение гражданских законов, содержащихся в Псковской судебной грамоте (СПб 1855)», «О давности по русскому гражданскому праву» (СПб 1868), «Учебник русского гражданского судопроизводства», ряд статей в ведущих юридических журналах. Названные работы характеризует широкое знание автором источников права, их обстоятельный и точный анализ, обоснованная критика своих научных оппонентов и имеющейся судебной практики.

Ещё более весомой является заслуга Энгельмана в пропаганде русского права, его важнейших законов в европейских странах. В течение долгих лет он сотрудничал в немецком издании «Centralblatt für Rechtswissenschaft», в котором регулярно знакомил немецкого читателя с русской юридической литературой. Кроме того, он опубликовал и ряд работ по истории русского права на немецком языке, в которых излагал основы российского законодательства, описывал государственные учреждения России, в частности: «Peter der Grosse, seine Jugend und das Wesen seiner Reformen» (Дерпт, 1872), «Entstehung und Aufhebung der Leibeigenschaft in Russland» (1880—1881), «Das Staatsrecht des Kaisertums Russland» (Фрайбург 1889), «Der Civilprocess, das Konkursrecht die Erbschaftsregulierung und die Konsulargerichtsbarkeit in Russland» (Берлин 1896). В издании «Das Staatsrecht des Kaisserthums Russland» он описал основные этапы истории становления и развития Российского государства, а также особенности организации управления в отдельных областях России.

И. Е. Энгельман был последовательным сторонником исторической школы права и потому отличал право, воспроизведённое народным правосознанием, от принятого государством закона и основную задачу российских правоведов видел в максимально возможном сближении положительного законодательства и народного права. Вопреки взглядам русских правоведов, признававших решающее воздействие зарубежного законодательства на русское право, И. Е. Энгельман в системе русского права видел самостоятельное явление русского народа, его самобытный дух, обосновывал необходимость и возможность обособленного изучения русского законодательства и права.

Напишите отзыв о статье "Энгельман, Иван Егорович"

Литература

Список произведений

  • Систематическое изложение гражданских законов, содержащихся в Псковской судной грамоте. — СПб.: Тип. Эдуарда Веймара, 1855. — 199 с.
  • О приобретении права собственности на землю по русскому праву. — СПб.: Тип. Н. Тиблена и Ко, 1859. — XXXII, 187 с.
  • О давности по русскому гражданскому праву. — СПб.: Судебный вестник, 1868. — VIII, 245 с.
4-е изд.: [civil.consultant.ru/elib/books/2/ О давности по русскому гражданскому праву]. — М.: Статут, 2003. — 511 с. — (Классика российской цивилистики). — 3 000 экз. — ISBN 5-8354-0141-8.
  • Об исполнении иностранных судебных решений в России. — СПб.: Тип. Правит. Сената, 1884. — 49 с.
  • Учебник русского гражданского судопроизводства. — 1-е изд. — Юрьев: Тип. К. Маттисена, 1899. — VIII, 358 с.
2-е изд.: Учебник русского гражданского судопроизводства. — 2-е изд. — Юрьев: Тип. К. Маттисена, 1904. — XVI, 459 с.
3-е изд.: Курс русского гражданского судопроизводства. — Юрьев: Тип. К. Маттисена, 1912. — XVI, 632 с.
  • [elib.shpl.ru/ru/nodes/10924-engelman-ivan-egorovich-istoriya-krepostnogo-prava-v-rossii-per-s-nem-m-1900#page/1/mode/grid/zoom/1 История крепостного права в России]. — М.: Изд. С. Скирмунта, 1900. — VII, 442 с.

Библиография

  • Нечаев В. М. Энгельман, Иван Егорович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Шилохвост «Словарь русских цивилистов XVIII—XX вв.» Москва, Статут 2005
  • Правовая наука и юридическая идеология России. Справочно бибилиографическое издание по учёным-юристам России за весь исторический период в 4 томах (содержит около 4 тысяч фамилий учёных-юристов). Под общей редакцией профессора В. М. Сырых Москва 2009/2011

Примечания

Ссылки

  • [www.bibliard.ru/vcd-676-1-1020/goodsinfo.html?&sexpired=%D1%8D%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D0%BD+%D0%B8 Курс русского гражданского судопроизводства / Энгельман И. Е., заслуж. проф., почёт. чл. Ун-тов св. Владимира и Юрьевского.].
  • [www.bibliard.ru/vcd-6-1-348/goodsinfo.html?&sexpired=%D1%8D%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D0%BD Об ученой обработке греко-римского права, с обозрением новейшей его литературы: Опыт введения в изучение Византийской юридической истории / Энгельман А. — С.-Пб., 1857.]
  • [www.bbl-digital.de/eintrag// Энгельман, Иван Егорович] в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital  (нем.)

Отрывок, характеризующий Энгельман, Иван Егорович

Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.


Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.