Фишер, Эндрю
| Эндрю Фишер Andrew Fisher 
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 13 ноября 1908 года — 2 июня 1909 года | |||
| Монарх: | Эдуард VII | ||
| Предшественник: | Альфред Дикин | ||
| Преемник: | Альфред Дикин | ||
| 29 апреля 1910 года — 24 июня 1913 года | |||
| Монарх: | Эдуард VII Георг V | ||
| Предшественник: | Альфред Дикин | ||
| Преемник: | Джозеф Кук | ||
| 17 сентября 1914 года — 27 октября 1915 года | |||
| Монарх: | Георг V | ||
| Предшественник: | Джозеф Кук | ||
| Преемник: | Уильям Хьюз | ||
| Рождение: | 29 августа 1862 Кроссхауз, Шотландия | ||
| Смерть: | 22 октября 1928 (66 лет) Лондон, Великобритания | ||
Эндрю Фишер (29 августа 1862 года, Кроссхауз, Шотландия — 22 октября 1928 года, Лондон, Великобритания) — австралийский политик, лейборист, пятый премьер-министр страны, занимал пост три раза. Под его руководством в 1910—1913 годах была завершена огромная законодательная программа, которая сделала его, наряду с премьером-протекционистом[en] Альфредом Дикином, одним из основателей законодательной структуры новой нации. Наследие реформ правительства Фишера и развитие государства продолжились и после разногласий, возникших в Первую мировую войну и во время объявления Уильямом Хьюзом полной воинской повинности.
Биография
Эндрю Фишер родился в семье Роберта Фишера и Джейн Гарвин и был одним из семи детей в семье. Его отец работал на шахте, а в 1863 году был одним из основателей кооперативного магазина. Эндрю Фишер в основном занимался самообучением в библиотеке, которую помог основать магазин отца. Он посещал вечернюю школу и в 10 лет начал работать на шахте. В 17 лет его выбрали секретарём местной профсоюзной организации.[1]
В 1885 году Фишер иммигрировал в Квинсленд, где долгое время работал на шахтах по добыче угля и золота, а также получил водительские права. В 1891 году он стал президентом шахтёрской ассоциации и политической организации рабочих, которая была местным отделением лейбористской партии. С этого началась политическая карьера Эндрю Фишера.[1]
В 1901 года Фишер женился на Маргарет Ирвин, у них шесть детей.[1]
В 1911 году, будучи в Великобритании, он посетил родные места, где его встречали как героя.[1]
После завершения политической карьеры он стал в 1916 году коммисаром, представляя Австралию в Лондоне. Он сменил на этом посту Джорджа Рида и пробыл в должности 5 лет. После этого Фишер возвращался в Австралию, где был встречен своими сторонниками, которые хотели продолжения его политической карьеры. Однако, сам Фишер интереса к политике не испытывал и через год уехал в Лондон.[1]
Политическая карьера
В апреле 1893 года он выиграл выборы в законодательное собрание Квинсленда от Гимпи в качестве кандидата от лейбористской партии. В 1896 году он потерял своё место, но был переизбран в 1899 году.[1]
На первых выборах в объединённой Австралии Фишер был кандидатом от лейбористской партии в округе Уайд-Бей. Он выиграл эти и пять следующих выборов. В 1904 году он был министром торговли и таможни в правительстве Криса Уотсона. В 1905 году он стал вторым человеком в лейбористской партии Австралии, а в 1907 — её лидером.[1]
Премьер-министр
Фишер трижды становился премьер-министром и все три раза он также был казначеем страны. Первый раз он стал министром после ухода в отставку протекционистского правительства Альфреда Дикина, и ушёл с поста после усиления коалиции Дикина и Джозефа Кука несмотря на то, что генерал-губернатор не подписал отставку всего правительства.[1]
Второй раз Фишер стал премьер-министром после победы лейбористской партии на четвёртых всеобщих выборах (43 места из 75 в палате представителей и 23 из 36 — в Сенате). Фишеру удалось остаться в офисе на весь срок. Активная законотворческая программа в это время включала создание Commonwealth Bank, расширение Верховного суда, определение столицы в Канберре. В социальном плане были введены компенсации рабочим и декретный отпуск для женщин, проведена либерализация пенсий по возрасту и инвалидности. Рекомендации королевской комисси дали основу развитию сахарной индустрии в дальнейшем.[1]
В 1913 году с перевесом в одно место выборы выиграли либералы. Премьер-министром стал Джозеф Кук, а Эндрю Фишер возглавил официальную оппозицию. На следующих выборах, в сентябре 1914 года, он снова стал премьер-министром. В это время уже шла война и Фишер обещал, что Австралия будет поддерживать Объединённое Королевство «до последнего человека и до последнего шиллинга» (англ. to the last man and last shilling). 27 октября 1915 года он был вынужден покинуть пост из-за проблем со здоровьем. Его место занял его заместитель Уильям Моррис Хьюз.[1]
Напишите отзыв о статье "Фишер, Эндрю"
Примечания
Ссылки
- [wwhp.ru/fisher-je.htm Эндрю Фишер на сайте Всемирного исторического проекта]
- [www.adb.online.anu.edu.au/biogs/A080529b.htm?hilite=Andrew%3BFisher Эндрю Фишер на сайте Австралийского биографического словаря]
- [primeministers.naa.gov.au/primeministers/fisher/ Премьер-министры Австралии: Эндрю Фишер на сайте Национального архива Австралии]
- [www.nma.gov.au/education/school_resources/websites_and_interactives/primeministers/andrew_fisher/ Эндрю Фишер на сайте Национального музея Австралии]
| ||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Фишер, Эндрю
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
