Эндфилд, Сай

Сай Эндфилд
Cy Endfield
Имя при рождении:	Cyril Raker Endfield
Место рождения:	Скрантон штат Пенсильвания США
Место смерти:	Шипстон-он-Стор Уорикшир Великобритания
Профессия:	Кинорежиссёр Сценарист Театральный режиссёр Писатель Иллюзионист Изобретатель
Карьера:	1941-1979
IMDb:	0256831

Сай Эндфилд (англ. Cy Endfield, имя при рождении — Cyril Raker Endfield) (10 ноября 1914 года — 16 апреля 1995 года) — американский сценарист, кинорежиссёр, театральный режиссёр, писатель, иллюзионист и изобретатель, с 1953 года проживавший в Великобритании.

Работу Эндфилда в качестве режиссёра можно разделить на его голливудские фильмы (1944-51), которые он снимал под именем Сайрил Эндфилд, и британские фильмы (1953-59), которые он поставил или был «руководителем постановки» под именем Си. Рэйкер Эндфилд или под различными другими псевдонимами. В фильмах после 1960 года он указывал своё имя как Сай Эндфилд.

В США Эндфилд поставил несколько сильных нуаровых триллеров социальной направленности, таких как «Звук ярости» (1950) и «Криминальная история» (1950), после чего был внесён в голливудский чёрный список. Эндфилд продолжил работу в Соединённом королевстве, где особенно запомнилась его впечатляющая историческая военная драма «Зулусы» (1964). К другим наиболее значимым картинам Эндфилда относятся криминальный триллер «Адские водители» (1957) и шпионский триллер «Игра в прятки» (1964), а также приключенческие фильмы «Таинственный остров» (1961) и «Пески Калахари» (1965).

Ранние годы

Сай Эндфилд родился 10 ноября 1914 года в Скрантоне, штат Пенсильвания, в семье обедневшего бизнесмена. С детства он обожал фокусы и великолепно умел их исполнять. В 1933 году Эндфилд поступил в Йельский университет.

Во время учёбы Эндфилд увлёкся прогрессивным театром и в 1934 году впервые вышел на сцену в студенческом спектакле. После университета Эндвилд закончил также Новую театральную школу в Нью-Йорке, и в течение нескольких лет работал режиссёром и хореографом в авангардных театральных труппах в Нью-Йорке и Монреале. В течение нескольких семестров он также был преподавателем драмы и одновременно завоевал довольно солидную репутацию как профессиональный карточный фокусник.

Глубокое влияние на Эндфилда оказали его друзья, в частности, писатель Пол Джеррико, который работал в Голливуде и был сторонником либеральных и левых идей. В 1941 году Эндфилд также отправился в Голливуд, где начал работать как писатель.

Начало голливудской карьеры

В Голливуде в магазине для фокусников Эндфилд случайно познакомился с Орсоном Уэллсом, который также увлекался магией, после чего получил работу в кино в качестве ассистента в театре Уэллса «Меркурий», который в то время базировался на кинстудии «РКО Радио Пикчерс». Эндфилда привлекли как наставника по исполнению фокусов на сцене, и в обмен на это он получил разрешение наблюдать за созданием фильмов «Путешествие в страх» (1943) и «Великолепные Эмберсоны» (1942), «получая по ходу ценные уроки мастерства». После коммерческого провала картины Уэллса «Великолепные Эмберсоны» (1942) команда театра «Меркурий» была изгнана из «РКО». В итоге Эндфилд подписал договор со студией «Метро-Голдвин-Майер», где как режиссёр поставил широкий спектр короткометражных фильмов.

В 1942 году Эндфилд поставил свой первый фильм, 15-минутную политическую фантазию об угрозе бесконтрольного капитализма под названием «Инфляция» (1942). Это было «небольшое умное произведение с резкой критикой алчности и коррумпированности крупных корпораций». Главную роль дьявола в костюме бизнесмена сыграл известный актёр Эдвард Арнольд. «В этом фильме Эндфилд выступил как открытый критик социальных устоев, с самого начала выбравший курс на столкновение с истеблишментом». Торговая палата США запретила этот фильм как «чрезмерно антикапиталистический», и не пропускала его в открытый прокат в течение полувека.

Во время Второй мировой войны Эндфилд служил в войсках связи. Вернувшись в Голливуд, в 1944-46 годах он поставил несколько короткометражных фильмов на студии «Метро-Голдвин-Майер».

Режиссёрские работы в Голливуде

В 1946 году дебютировал как режиссёр (и сценарист) с полнометражным художественным фильмом, политической комедией «Джентльмен Джо Палука» (1946), в основу которого положен популярный персонаж из комикса, чемпион по боксу Джо Палука, которого в своих интересах пытаются использовать два нечистых на руку сенатора. Фильм был снят за восемь дней на небогатой независимой студии «Монограм пикчерс».

Затем Эндфилд поставил по собственной радиопьесе детектив категории В «Тайны Аргайла» (1948), в которой газетный корреспондент расследует связи некоторых влиятельных американцев с нацистами.

Впервые Эндфилд обратил на себя серьёзное внимание критики и студий постановкой на независимой студии «Юнайтед артистс» фильма нуар «Криминальная история» (1950). Этот «небольшой стильный и мрачный шедевр стал резкой атакой на беспринципную журналистику с изначально неприятным главным героем», роль которого исполнил «Дэн Дьюриа в одной из своих лучших актёрских работ за всю карьеру». «Фильм заметно отличался от чего-либо, что Эндфилд делал ранее с точки зрения финансирования и социальной критики; это была блистательная атака на коррупцию в прессе, которую в равной мере можно рассматривать в более широком плане как атаку на маккартистскую идеологию того времени».

Со своей следующей картиной, «душераздирающим обвинением господству толпы, фильмом нуар „Звук ярости“ (1950), Эндфилд поднялся на уровень самых известных режиссёров». Этот основанный на реальной истории «триллер о линчевании часто называют его шедевром. Однако, если не считать самой сцены суда Линча, фильм был плохо принят критикой». «Оба фильма показали фирменный подход Эндфилда к творчеству, пессимистический, но без сострадания».

В 1952 году поставил свой последний голливудский фильм «Дикая ярость Тарзана». К сожалению, картина не имела успеха в прокате. Причиной этого, как позднее предположил продюсер Сол Лессер, было то, что Лекс Баркер (исполнитель роли Тарзана) слишком много говорил, «заговорив себя до смерти».

Включение в чёрный список Голливуда

«Идеи и чувства, выраженные в социально направленных криминальных драмах Эндфилда, были несвоевременными, и потому привлекли внимание Комитета по расследованию неамериканской деятельности, задачей которого было искоренение коммунистов и других „подрывных сил“ из индустрии развлечений». Хотя Эндфилд никогда официально не являлся членом Коммунистической партии, Эндфилда назвали «симпатизирующим». В итоге, «чтобы избежать донесения на своих коллег, Эндфилд предпочёл покинуть страну». После внесения в чёрный список, «в декабре 1951 года он отправился в Британию для начала новой карьеры в этой стране».

Кинокарьера в Великобритании

Чтобы избежать проблем с прокатом его картин в США в течение первых двух лет Эндфилд работал в Великобритании, используя разные псевдонимы, а в двух случаях использовал имя своего друга, режиссёра Шарля де ла Тура.

Первыми фильмами Эндфилда в Британии были близкие нуаровой традиции детективы «Хромающий человек» (1953), «Импульс» (1954) с участием Артура Кеннеди, «Тайна» (1955), а также шпионскую драму «Мастер-план» (1955). В 1956 году Эндфилд поставил три серии детективного телесериала «Полковник Марч из Скотленд-Ярда» (1956) с Борисом Карлоффом в главной роли.

Эндфилд вновь использовал собственное имя при постановке необычной криминальной экшн-драмы «Адские водители» (1957). В этой «бескомпромиссно жёсткой мелодраме» о водителе грузовика, который пытается вскрыть махинации своих боссов, сыграли такие известные актёры, как Герберт Лом, Пегги Камминс и Шон Коннери. Эндфилд был удостоен номинации на премию БАФТА за сценарий этого фильма. Главную роль в картине сыграл Стэнли Бейкер, с которым в 1960-е годы Эндфилд создал совместную продюсерскую компанию.

В общей сложности Бейкер сыграл главные роли в шести фильмах Эндфилда, включая «Ярость моря» (1958), «достаточно стандартную мелодраму» с элементами экшна о моряках буксирного судна в Испании. Действие триллера «Буря в самолёте» (1959) с участием Ричарда Аттенборо и Стэнли Бейкера разворачивается на борту самолёта, который главный герой угрожает взорвать из мести за смерть дочери.

По мнению критика Хэла Эриксона, "к числу лучших поздних работ Эндфилда относятся картины «Таинственный остров» (1961), «Зулусы» (1964) и «Пески Калахари» (1965).

В 1961 году для студии «Коламбиа» Эндфилд поставил фантастический приключенческий фильм «Таинственный остров» (1961) по мотивам одноимённого романа Жюля Верна, который обратил на себя внимание кукольной анимацией и спецэффектами Рэя Харрихаузена.

В 1964 году при создании фильма «Зулусы» Эндфилд впервые выступил в качестве продюсера (совместно с Бейкером), он также был сценаристом и режиссёром фильма. Изначальная история была написана военным писателем Джоном Пребблом, по которой в 1959 году Эндфилд написал сценарий. После нескольких неудачных попыток ему удалось договориться о финансировании фильма с независимым продюсером Джозефом Е. Ливайном. Фильм рассказывал эпическую историю сражения у Роркс-Дрифт в Южной Африке в 1879 году между небольшим контингентом британских войск и значительно превосходящими их по численности силами зулусских племён. Этот фильм был, «безусловно, самым визуально впечатляющим и успешным среди фильмов Эндфилда». «При поддержке возбуждающей музыки Джона Бэрри картина стала великолепным поставленным „балетом сражения“ — сцены битвы составляют более половины экранного времени, снятые с близкого расстояния многочисленные эпизоды борьбы героев вовлекают зрителей в самую гущу происходящего. Социальные аспекты картины затрагивали темы британского империализма и классовой структуры общества, когда два офицера совершенно различного социального происхождения вынуждены работать как одна сплочённая команда, ради того, чтобы выжить». Роль партнёра Стэнли Бейкера, «высокомерного лейтенанта Бромхэда из верхов общества, отлично сыграл Майкл Кейн, в то время относительно неизвестный актёр, только начинавший свой путь к славе». Если не принимать во внимание несоответствие содержания картины реальным историческим событиям, то в остальном «фильм добился успеха как чистое зрелище, точно в той же степени, как и крупнобюджетные голливудские эпопеи того времени».

Приключенческая лента «Пески Калахари» (1965) рассказывала о шести пассажирах, пытающихся спастись и выйти к людям после того, как их самолёт потерпел крушение в пустыне Калахари. Однако главную угрозу людям несут не суровые природные условия или агрессивная стая диких бабуинов, а внутренние конфликты между членами группы. Главные роли в картине исполнили Стюарт Уитман, Бейкер и Сюзанна Йорк.

Эндфилд стал «одним из нескольких известных режиссёров, которые безуспешно пытались внести смысл в психоделическую сумятицу» о маркизе Де Саде в одноимённом фильме 1969 года.

«Эндфилд потерял интерес к кинорежиссуре после того, как снял антивоенный фильм „Универсальный солдат“ (1971). Частично это произошло из-за того, что практически ни один из его фильмов не принёс прибыли».

Прочая деятельность

В 1955 году Эндфилд стал соавтором очень успешной книги «Увлекательная карточная магия Сая Эндфилда» (вместе с Льюисом Гэнсоном), которую хорошо приняли как любители, так и профессионалы. Многие из трюков, описанных в книге, были придуманы самим Эндфилдом и рассказаны читателю, в манере виртуозного рассказчика. Страсть Эндфилда к фокусам сохранилась до конца жизни.

С конца 1950-х годов Энфилд стал много заниматься производством телевизионной рекламы, а в 1962 году он поставил на сцене в лондонском Вест-Энде пьесу Нила Саймона «Приди и протруби в свой рог».

В 1979 году Эндфилд написал книгу «Рассвет зулу», в котором рассказывается история британской военной кампании против зулусов в 1879 году. В том же году по книге вышел одноимённый фильм, постановщиком которого был Дуглас Хикокс (соавтором сценария выступил Эндфилд, это была его последняя работа для кино).

В 1980 году он изобрёл карманный компьютер «микрорайтер» на сменных батареях и с жидкокристаллическим дисплеем в 14 знаков. Клавиатура компьютера работала как музыкальный инструмент, где полный набор букв достигался путём нажатия различных комбинаций клавиш.

Сай Эндфилд умер 16 апреля 1995 года в Шипстон-он-Стур, Уорикшир, Великобритания.

Фильмография

• 1946 — Джентльмен Джо Палука / Gentleman Joe Palooka
• 1947 — Аист кусает человека / Stork Bites Man
• 1948 — Тайны Аргайла / The Argyle Secrets
• 1949 — Джо Палука в большой драке / Joe Palooka in the Big Fight
• 1950 — Криминальная история / The Underworld Story
• 1950 — Звук ярости / The Sound of Fury
• 1952 — Дикая ярость Тарзана / Tarzan’s Savage Fury
• 1953 — Хромой человек / The Limping Man
• 1954 — Импульс / Impulse
• 1955 — Полковник Марч ведёт расследование / Colonel March Investigates
• 1955 — Тайна / The Secret
• 1955 — Мастер-план / The Master Plan
• 1956 — Ребёнок в доме / Child in the House
• 1957 — Адские водители / Hell Drivers
• 1958 — Ярость моря / Sea Fury
• 1959 — Буря в самолёте / Jet Storm
• 1961 — Таинственный остров / Mysterious Island
• 1964 — Зулусы / Zulu
• 1964 — Игра в прятки / Hide and Seek
• 1965 — Пески Калахари / Sands of the Kalahari
• 1969 — Де Сад / De Sade
• 1971 — Универсальный солдат / Universal Soldier

Ссылки

• [www.imdb.com/name/nm0256831 Сай Эндфилд] на сайте IMDB
• [www.allmovie.com/artist/cy-raker-endfield-p88972 Сай Эндфилд] на сайте Allmovie
• [www.tcm.com/tcmdb/person/57496%7C34517/Cy-Endfield/ Сай Эндфилд] на сайте Turner Classic Movies

Отрывок, характеризующий Эндфилд, Сай

– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.