Эномото Такэаки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эномото Такэаки
榎本武揚<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Республики Эдзо
15 декабря 1868 года — 27 июня 1869 года
Предшественник: должность учреждена
Преемник: должность упразднена
5-й министр иностранных дел Японии
1891 год — 1892 год
Глава правительства: Мацуката Масаёси
Предшественник: Аоки Сюдзо
Преемник: Муцу Мунэмицу
 
Рождение: 25 августа 1836(1836-08-25)
Эдо, сёгунат Токугава
Смерть: 26 августа 1908(1908-08-26) (72 года)
Токио, Япония

Эномото Такэаки (яп. 榎本武揚 Эномото Такэаки?, 25 августа 183626 августа 1908) — виконт, японский адмирал, верный правительству сёгуната Токугавы в войне Босин. После поражения сил сёгуната от императорских войск он бежал на остров Хоккайдо и основал первую в современной истории Азии республику, став первым демократически избранным президентом Японии в 1868 году. В следующем году императорские войска вторглись на Хоккайдо. Республика прекратила своё существование, а Эномото Такэаки был захвачен в плен и осуждён по обвинению в государственной измене. В 1872 году бывший адмирал был помилован и поступил на службу правительства Мэйдзи. Впоследствии Эномото Такэаки был послом Японии в России и возглавлял военно-морское министерство Японии.





Биография

Детство и юность

Эномото происходил из самурайской семьи, служившей непосредственно роду Токугава в Токио, в районе Ситая (современный район Тайто). В 1850-х Эномото начал учить нидерландский язык, а после насильственного «открытия» Японии коммодором Мэттью Перри в 1854 году поступил в токугавское Морское училище в Нагасаки (англ.) и в Военно-морском училище в Эдо (Цукидзи).

В возрасте 26 лет Эномото был отправлен в Нидерланды, где обучался западным технологиям военно-морского дела. Такэаки оставался в Европе с 1862 по 1867 годы, овладев английским и нидерландским языками[1].

Эномото вернулся в Японию на борту «Кайё Мару» (англ.) — военного корабля с паровым двигателем, купленного сёгунатом у Нидерландов. Во время пребывания за границей Эномото осознал перспективы телеграфа и по возвращении начал планировать телеграфную связь между Токио и Иокогамой. В Японии 31-летнему Эномото был присвоен ранг заместителя командующего флотом (яп. 海軍副総裁 кайгун фукусосай), а также придворный титул управляющего Идзуми (яп. 和泉守 идзуми но ками).

Война Босин и реставрация Мэйдзи

Во время реставрации Мэйдзи, после капитуляции Эдо силам союза Саттё в 1868 году в войне Босин, Эномото отказался сдаться и бежал на своих кораблях в Хакодате (Хоккайдо) с остатками токугавского флота и несколькими французскими военными советниками во главе с Жюлем Брюне. Его флот из восьми военных пароходов был на тот момент самым мощным в стране.

Эномото надеялся создать независимую страну на Хоккайдо, которой бы управлял род Токугава, но правительство Мэйдзи отказалось признавать разделение страны. 25 декабря сторонники семьи Токугава провозгласили основание республики Эдзо, после чего выбрали Эномото президентом.

В следующем году правительство Мэйдзи завоевало Хоккайдо и разбило силы Эномото в битве за Хакодатэ. 18 мая 1869 года Хоккайдо перешло под управление императора Мэйдзи.

Политик периода Мэйдзи

После того, как Такэаки сдался, его обвинили в государственной измене и посадили в тюрьму. Однако власти правительства Мэйдзи осознали (в основном, благодаря настойчивости Киётаки Куроды), что Эномото обладает полезными знаниями и большими талантами. Его освободили, и Эномото стал одним из немногих сторонников Токугавы, перешедших в новое правительство, в то время, как в политических силах того времени доминировали выходцы из Нагато и Сацумы, старавшиеся не допускать выходцев из других регионов в общем и сторонников Токугавы в особенности. Несмотря на это, Такэаки стал исключением, вошедшим в новую клику в более высоком положении, чем кто бы то ни был до этого.

В 1874 году Эномото получил чин вице-адмирала в Японском имперском флоте, а на следующий год был послан в качестве посла в Российскую империю для заключения Петербургского договора. Успех договора был благожелательно принят правительством, и престиж Такэаки возрос. То, что его выбрали для столь важной миссии, означало, что прежние враги смогли преодолеть разногласия[2].

В 1880 году Эномото стал министром флота (яп. 海軍卿 кайгун кэй). В 1885 году дипломатические навыки Эномото вновь были поставлены на службу государству: его отправили сопровождать Ито Хиробуми для заключения Тяньцзинского договора с цинским Китаем. После этого Эномото последовательно занимал несколько важных постов на государственной службе. Он был первым министром связи (1885—1888) после введения кабинетной системы в 1885 году. Также он занимал пост министра сельского хозяйства и торговли (англ.) в 1894—1897 годах, министра образования в 1889—1890 и министра иностранных дел в 1891—1892 годах[3].

В 1887 году Эномото был пожалован титул виконта (в системе кадзоку), он был избран членом Тайного совета.

Эномото был очень активным сторонником японской эмиграции, он основывал колонии поселенцев в Тихом океане, Южной и Центральной Америках. Вопреки сопротивлению Масаёси Мацукаты он основал особый орган для эмигрантов, целью которого было пропагандирование эмиграции и поиском новых территорий для расселения японцев. Позже, уже покинув правительство, Эномото помогал организовывать частную организацию «Колониальная ассоциация», занимавшуюся внешней торговлей и эмиграцией.

Такэаки Эномото умер в 1908 в возрасте 72 лет. Его могила находится в храме Киссё-дзи[4] (35°43′39″ с. ш. 139°45′13″ в. д. / 35.727425° с. ш. 139.75364° в. д. / 35.727425; 139.75364 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=35.727425&mlon=139.75364&zoom=14 (O)] (Я)).

Напишите отзыв о статье "Эномото Такэаки"

Примечания

  1. Akita, (1967) p. 120—121
  2. Kamo p. 87
  3. Kamo p. 214
  4. Yamamoto (1997) p. 56-59

Литература

  • Kamo, Giichi. Enomoto Takeaki. — Chuo Koronsha. — ISBN 4-12-201509-X(яп.)
  • Yamamoto, Atsuko. Jidai o shissoshita kokusaijin Enomoto Takeaki: Raten Amerika iju no michi o hiraku. — Shinzansha, 1997. — ISBN 4-7972-1541-0(яп.)
  • Akita, George. Foundations of constitutional government in modern Japan, 1868—1900. — Cambridge, Harvard University Press, 1967. — ISBN 978-0-8248-2560-7(англ.)
  • Hane, Mikiso. Modern Japan: A Historical Survey. — Westview Press, 2001. — ISBN 0-8133-3756-9(англ.)
  • Hillsborough, Romulus. Shinsengumi: The Shogun’s Last Samurai Corps. — Tuttle Publishing, 2005. — ISBN 0-8048-3627-2(англ.)
  • The Emergence of Meiji Japan. // The Cambridge History of Japan. — Vol. 5. / Jansen, Marius B. and John Whitney Hall, eds. — Cambridge: Cambridge University Press, 1989. — ISBN 0521482380, ISBN 9780521482387; ISBN 0521484057, ISBN 9780521484053; [www.worldcat.org/title/emergence-of-meiji-japan/oclc/31515308&referer=_results OCLC 31515308] (англ.)
  • Keene, Donald. Dawn to the West: Japanese Literature of the Modern Era. — N. Y.: Holt, Rinehart, and Winston, 1984. — ISBN 0030628148, ISBN 9780030628146; ISBN 0030628164, ISBN 9780030628160; [www.worldcat.org/title/dawn-to-the-west-japanese-literature-of-the-modern-era/oclc/8728400&referer=brief_results OCLC 8728400] (англ.)
  • Ravina, Mark. The Last Samurai: The Life and Battles of Saigo Takamori. — Hoboken, New Jersey: Wiley, 2004. — ISBN 0471089702, ISBN 9780471089704; [www.worldcat.org/title/last-samurai-the-life-and-battles-of-saigo-takamori/oclc/427566169?referer=br&ht=edition OCLC 427566169] (англ.)

Ссылки

  • [www.ndl.go.jp/portrait/e/datas/28.html Enomoto, Takeaki] (англ.)

Отрывок, характеризующий Эномото Такэаки

– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.