Энрикес-и-Карвахаль, Франсиско

Франсиско Энрикес-и-Карвахаль Francisco Henríquez y Carvajal‎‎‎‎<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Доминиканской Республики
31 июля 1916 — 29 ноября 1916
Предшественник:	Эладио Виктория
Преемник:	Американская военная администрация
Рождение:	14 января 1859(1859-01-14) Санто-Доминго Доминиканская Республика
Смерть:	6 февраля 1935(1935-02-06) (76 лет) Сантьяго-де-Куба, Куба
Супруга:	Саломе Уренья
Дети:	Педро, Франсиско, Макс, Камила

Франсиско Энрикес-и-Карвахаль (исп. Francisco Henríquez y Carvajal‎‎‎‎ ; 14 января 1859 — 6 февраля 1935) — доминиканский политический, государственный и дипломатический деятель. 35-й президент Доминиканской Республики. Врач, доктор медицины, адвокат, писатель, педагог.

Биография

Голландско-еврейского происхождения. Изучал медицину в Парижском университете. Вернувшись на родину, проходил интернатуру. Затем работал редактором в газете El Maestro. Во время режима Улиссеса Эро был вынужден выехать из страны. В 1899 вернулся на родину, стал членом парламента и занял пост министра иностранных дел в кабинете Хуана Исидро Хименеса.

В 1902 Энрикес-и-Карвахаль открыл представительство Доминиканской Республики на Кубе, где занимался одновременно медицинской практикой. В 1903 году вновь вернулся на родину, позже, уехал за границу за несколько месяцев.

В 1907 президент Рамон Касерес отправил его делегатом на Гаагскую конференцию.

В 1911 Энрикес-и-Карвахаль был направлен эмиссаром на Гаити с целью решения проблемы границ.

В 1916 находился в составе дипломатической миссии, когда страна была оккупирована США. Позже Совет государственных секретарей во главе с Орасио Васкесом избрала Энрикеса-и-Карвахаля на пост президента.

Должность главы государства занимал с 31 июля 1916 до конца ноября 1916 г. Его президентство пришлось на период, когда между центрально-американской республикой и США, возникла политическая напряженность, в основном, по экономическим причинам.

Американские части заняли город Санто-Доминго в мае—июле и взяли под контроль всю страну. Франциско Энрикес, во время присяги в качестве нового президента, отказался прислушиваться к экономическим и военным рекомендациям. Президент США Вудро Вильсона решил не признавать новое правительство Доминиканской Республики и принял меры к значительному снижению таможенных доходов правительства Доминиканской Республики. Окончательный крах наступил, когда Франциско Энрикесу 26 ноября 1916 было сообщено об официальной военной оккупации страны и представитель вооружённых сил США Гэрри Шепард Кнапп был назначен военным губернатором. Военная оккупация Доминиканской Республики продолжался восемь лет, до 1924 года, когда страна вновь обрела суверенитет в лице президента Орасио Васкес (1924—1930).

Во времена президентства Рафаэля Трухильйо в 1930—1935 годах был послом Доминиканской Республики во Франции и на Кубе. За пределами страны он осудил империалистическую и интервенционистскую политику США в Центральной Америке. Его постоянные усилия, направленные на восстановление суверенитета страны и своего собственного возвращения на пост президента, послужили для появления первой Доминиканской политической организации против оккупации страны, Доминиканского Национального союза.

Кроме государственно-политической и дипломатической деятельности, известен, как доминиканский писатель.

Избранные произведения

• «La hija del Hebreo» (1883)
• «Ramón Mella» (1891)
• «Informe sobre la seguridad Conferencia Internacional Americana» (1902, доповідь на Американській конференції безпеки)
• «Juvenilia» (1904)
• «Dolorosa» (1909)
• «Derecho Internacional Público y la Guerra» (1915)
• «Discurso pro-Pablo Duarte» (1915)
• «Páginas Selectas» (1918)
• «Cuba y Quisqueya» (1920)
• «Rosa de la tarde» (1923)
• «Guarocuya. Monólogo de Enriquillo El» (1924)
• «Todo por Cuba» (1925)
• «Nacionalismo» (1925)
• «Del Amor y del Dolor» (1926)
• «Páginas electas» (1926)
• «Mi Álbum de Sonetos» (1927)
• "Etica y Estética "(1929)
• «Historicos Romances» (1937)
• «El poema de la historia. fragmento de un poema inconcluso» (1948)
• «Cuentos» (1950)

Ныне имя Энрикеса-и-Карвахаля носит университет в Санто-Доминго.

Ссылки

• [translate.google.com.ua/translate?hl=ru&sl=es&tl=ru&u=http%3A%2F%2Fwww.mcnbiografias.com%2Fapp-bio%2Fdo%2Fshow%3Fkey%3Dhenriquez-y-carvajal-francisco&anno=2 Francisco Henríquez y Carvajal] (исп.)
• [ufhec.edu.do/contactos/ Сайт университета им. Энрикеса-и-Карвахаля] (исп.)

Отрывок, характеризующий Энрикес-и-Карвахаль, Франсиско

– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.