Энрике (король Португалии)

Энрике Henrique I de Portugal\Henrique "o Castro"<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Португалии
4 августа 1578 — 31 января 1580
Предшественник:	Себастьян I
Преемник:	Филипп I
Рождение:	31 января 1512(1512-01-31) Лиссабон
Смерть:	31 января 1580(1580-01-31) (68 лет) Алмейрин, Португалия
Род:	Ависская династия
Отец:	Мануэл I
Мать:	Мария Арагонская
Супруга:	нет
Дети:	нет
Награды:

Энрике (Генрих) Португальский (порт. Henrique I de Portugal; 31 января 1512, Лиссабон — 31 января 1580, Алмейрин) — кардинал-король, последний король Португалии из Ависской династии (с 1578 года). Пятый сын Мануэля I и его второй жены Марии Арагонской.

Биография

Энрике был одним из самых младших братьев короля Жуана III и поэтому считалось, что его шансы на престол ничтожны. Поэтому Энрике выбрал духовную карьеру, в том числе для того, чтобы отстаивать интересы Португалии в Католической Церкви, где доминировала Испания. Он быстро стал архиепископом Браги (1538 год), архиепископом Эвора (1545 год) и Великим Инквизитором (1539 год) перед получением кардинальской шляпы в 1545 году. В 1564 году Энрике стал архиепископом Лиссабона и примасом Португалии. Энрике попытался привлечь иезуитов в Португалию и активно использовал их в колониальной политике.

После смерти брата, начиная с 1557 года, был регентом при своем внучатом племяннике Себастьяне I. Когда Себастьян I погиб во время военной авантюры в Марокко. Энрике, как исполняющий обязанности регента королевства, по причине ближайшего родства к покойному королю получил престол Португалии и 1 апреля 1579 года созвал Кортес, чтобы определить дальнейшую судьбу королевства, так как было очевидно, что по причине преклонного возраста правление Энрике не продлится долго. Он решил отказаться от духовных титулов и жениться для продолжения династии, однако папа римский Григорий XIII, поддерживавший Габсбургов, не освободил его от священнических клятв. Впрочем, эта мера вряд ли была бы эффективна по причине возраста Энрике, которому шёл уже седьмой десяток лет. На этих кортесах было решено назначить пятнадцать фидалгу, из которых король выбрал пять, которые составят регентский совет в момент его смерти в случае, если не будет наследников. Назначение нового короля возлагалось на совет одиннадцати учёных, если сам Энрике не назначит себе преемника.

После смерти Энрике страну возглавил совет пяти регентов, состоящий из:

• дом Жоржи ди Алмейда, архиепископ Лиссабона
• дом Франсишку ди Са ди Менезиш, главный камергер королевства
• дом Жуан Телу
• дом Жуан де Маскареньяш
• дом Диогу Лопиш де Соуза

Регентский совет выбрал королём Португалии короля Испании Филиппа II, как наиболее близкого и при этом наиболее предпочтительного для королевства претендента на португальский престол, который, впрочем, воспользовался этим своим влиянием среди португальской знати, чтобы надавить на часть знати, не желавшую его в качестве португальского монарха, хотя известно, что Энрике высказывал намерение назначить именно Филиппа своим преемником. Однако в городе Сантарен один из претендентов на престол, Антонио из Крату 24 июля 1580 года поднял мятеж, будучи провозглашённым народом новым королём Португалии. Несколько дней спустя он с триумфом вошёл в Лиссабон, заставив бежать регентский совет. Филипп направил в Португалию герцога Альбу для подавления мятежа. В результате после поражения Антонио в битве при Алькантаре Лиссабон вскоре был занят, и Филипп был избран королём Португалии при условии, что Королевство Португалия и его заграничные территории не станут испанскими областями. Филипп II правил Португалией под именем Филипп I.

Отрывок, характеризующий Энрике (король Португалии)

– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.