Энряку-дзи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 35°04′15″ с. ш. 135°50′34″ в. д. / 35.07083° с. ш. 135.84278° в. д. / 35.07083; 135.84278 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=35.07083&mlon=135.84278&zoom=14 (O)] (Я)

Энряку-дзи (яп. 延暦寺) — буддийский монастырь на горе Хиэй над городом Киото, был основан в конце VIII — начале IX веков монахом Сайтё (767—822), носившим также имя Дэнгё-дайси, который создал в Японии школу Тэндай на базе одноимённой китайской школы Тяньтай. Это один из самых влиятельных монастырей японской истории, он до сих пор является центром школы Тэндай, которая была особенно популярна среди японской аристократии, этот монастырь послужил основой для образования других школ буддизма, в частности школ Чистых Земель, дзэн и Нитирэн.

В 807 году Сайтё, опираясь на поддержку императора Камму, ординировал сто учеников. Монахи обязаны были провести двенадцать лет в строгой дисциплине, медитациях и обучении. Лучшие ученики получали места в монастыре, другие получали должности при правительстве и дворе. В период расцвета Энряку-дзи представлял собой огромный комплекс из 3000 храмов и огромной армией монахов-воинов (僧兵, Сохэй), которые вступали временами в ожесточённые битвы с другими монастырями и политическими лидерами. В X веке разыгрался диспут между учениками монахов Эннина и Энтина школы Тэндай. Диспуты переросли в вооружённое противостояние, с одной стороны стояли монахи с горы Хиэй (山門; саммон, Монашеский орден), а с другой — монахи храма Мии-дэра (寺門; дзимон, Храмовый орден). Сначала воины использовались для регулирования дискуссий, но потом монастыри стали наращивать армии, набирая наёмников, и проводили военные операции, и даже угрожали столице, выдвигая свои требования.

В 1571 году военачальник Ода Нобунага, реализуя свою программу по объединению страны, наведения стабильности и ликвидации мятежей, прекратил существование буддийских армий, взяв штурмом монастырь Энряку-дзи и уничтожив три тысячи его обитателей. Монастырь был разрушен и прекратил существование. Лишь через 30-40 лет после смены власти монастырь был реставрирован.

Сейчас храмовый комплекс состоит из трёх частей — Тодо (東堂; восточный зал) где располагался ранее настоятель монастыря, Сайто (西堂; западный зал), где также находился ушедший в отставку настоятель, и Ёкава (横川). Наиболее важные храмы и сооружения находятся в Тодо.



См. также

Напишите отзыв о статье "Энряку-дзи"

Ссылки

  • [www.hieizan.or.jp/enryakuji/econt/index4.html Official site]  (англ.)
  • [web-japan.org/atlas/historical/his11.html Japan Atlas: Enryaku-Ji Temple]

Отрывок, характеризующий Энряку-дзи

В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.