Энциклопедия Юнлэ

Энциклопедия годов правления под девизом Юнлэ (кит. 永樂大典, Юнлэ дадянь) — самая большая неэлектронная энциклопедия в истории человечества. Создана по приказу китайского императора Юнлэ в 1403—1408 годах, включала содержание всех книг, имевшихся в императорской библиотеке, включая канонические, исторические, философские, художественные произведения. Выполнена в справочном жанре лэйшу, разнородный материал располагался не по тематическим категориям (как обычно в лэйшу), а в порядке иероглифов словаря Хунъу чжэнъюнь: каждый раздел представлял собой сборник выдержек, иногда целых глав или трактатов на одну общую тему, обозначенную иероглифом-названием раздела.

К составлению энциклопедии были привлечены несколько тысяч учёных из академии Ханьлинь. Энциклопедия насчитывала 22 877 цзюаней (не считая 60 цзюаней оглавления), которые подразделялись на 11 095 томов-цэ. Суммарный объём свода по оценкам китаеведов — около 510 000 страниц и 300 000 000 иероглифов. В настоящее время сохранилось не более 797 цзюаней (4% первоначального текста), переизданных в рамках международного проекта.

История создания и сохранения

В 1403 году император Юнлэ образовал комиссию из 147 учёных во главе с Се Цзинем (кит. 解縉, 1347—1415) для составления свода всех известных к тому времени сочинений по всем темам. Первоначальный вариант энциклопедии был составлен через 17 месяцев и представлен императору под названием «Великий литературный свод». Однако почти сразу был отдан приказ о переработке издания, и составлена новая комиссия. Во главе её, наряду с Се Цзинем, встали Яо Гуансяо и Лю Цзичи, а также было включено 28 известных учёных и более 3000 каллиграфов и рядовых учёных со всех концов Китая. Они работали с материалами Императорской библиотеки и отобрали около 8000 произведений, созданных в период с древности до падения династии Юань. Материал энциклопедии располагался не по тематическим рубрикам, а в порядке иероглифов-рифм словаря «Правильные рифмы годов Хунъу» (Хунъу чжэнъюнь, 1375). Все работы велись в Нанкине.

Составление энциклопедии преследовало политические цели: император пришёл к власти в результате гражданской войны 1399—1403 годов и столкнулся с резкой оппозицией конфуцианских учёных-чиновников. Крупным литературным проектом он попытался привлечь на службу новые кадры и смягчить оппозицию.

Окончательный свод, одно оглавление которого занимало 60 цзюаней, был представлен государю в 1408 году, получил высочайшее одобрение и современное название; император написал к энциклопедии предисловие. Свод поначалу хранился в Нанкине, а в 1421 году был перевезён в Пекин, и помещён в хранилище Вэньлоу. В 1557 году в императорском дворце произошёл пожар, после чего с энциклопедии сняли копию, хранившуюся в историческом архиве Хуаншичэн (имевшем каменное здание). Копия была сделана в 1562—1567 годах силами 108 каллиграфов (была установлена норма выработки — 3 страницы в день). Каждый том копии снабжался ярлыком «повторно записано». Сведения о третьем комплекте энциклопедии, распространённые в западной литературе, ошибочны.

Оригинал энциклопедии, видимо, был утрачен уже в конце правления династии Мин, никаких следов оригинала не было известно уже в XVII веке. В правление императора Юнчжэна копия, из которой уже была утрачена десятая часть томов, была передана в академию Ханьлинь. Поскольку к XVIII веку бо́льшая часть сочинений, включённых в Юнлэ дадянь, были уже утрачены, энциклопедией стали широко пользоваться филологи и издатели эпохи Цяньлун. Во время составления Сыку цюаньшу по инициативе Чжу Юня было предпринято систематическое извлечение из энциклопедии различных сочинений, но далеко не всё было включено. Утраты Юнлэ дадянь продолжались: к 1875 году оставалось около 5000 томов (менее половины), из-за восстаний и войн к 1893 году было учтено немногим более 600 томов. Уничтожение завершилось во время восстания ихэтуаней. Часть томов были вывезены в Европу, США и Японию. Судя по каталогам 1926 и 1933 годов, сохранилось 349 томов (663 цзюани), из которых в Китае осталось 285. Китайские исследователи основали международный проект и к 2009 году выявили, собрали и переиздали 797 цзюаней минской энциклопедии.

Тома Юнлэ дадянь за пределами Китая

В библиотеке Петербургского университета и Академии наук хранились 11 томов Юнлэ дадянь (25 цзюаней), 10 из которых поступили в 1912 году из Пекинской духовной миссии в Азиатский музей Академии наук, а один — в 1935 году из Дальневосточного отделения АН СССР. Тома совершенно разрознены (за исключением двух): 16, 28, 49, 95, 231, 232, у остальных утрачены наклейки с номером тома и у одного — переплёт. Специальное их исследование предпринял в конце 1930-х годов В. Н. Казин, отметивший что сохранность у всех томов превосходна, тушь не побледнела, не пострадали тома и от наводнения 23 сентября 1924 года. В 1958 году решением советского руководства все эти материалы были возвращены Китайской Народной Республике.

Крупнейшие коллекции томов Юнлэ дадянь хранятся в Библиотеке Конгресса США (40 томов), в разных библиотеках Великобритании — 51 том, в разных библиотеках Германии — 5 томов, некоторое количество томов в Японии. В Тайваньской национальной библиотеке хранятся 62 тома энциклопедии. Суммарно сохранилось не более 4 % её первоначального объёма.

Описание томов

Формат тома Юнлэ дадянь велик для китайской книжной традиции: 50 × 29,5 см, поэтому тома заключались в жёсткий картонный переплёт, оклеенный жёлтым шёлком, что делало их похожими на европейские. На корешке клеился ярлык (27 × 6,5 см), на котором писалось заглавие книги и номера первого и последнего цзюаня, входящих в состав данного тома. Нумерация цзюаней — общая для всего сочинения. Тома переписывались на плотной толстой белой бумаге, которая использовалась для живописи, а не книгопечатания. Листы сшивались бумажными жгутами, пропущенными через отверстия на полях листа у корешка. Рамки, линейки и столбцы на листе разграфлены красной тушью, красной тушью выполнены заглавия и знаки препинания, а также имена авторов. Размер текста на листе — 35 × 23 см. Сверху оставлены поля по 9 см, внизу — по 5,5 см. Каждая страница разграфлена на 8 столбцов, отступ текста от верхней рамки — 2,5 см.

Шрифтов два — крупный: одной строкой в столбце по 14 иероглифов, и мелкий — двойная строка в столбце по 28 иероглифов. Один крупный знак занимает место четырёх мелких. Крупным шрифтом написаны заглавные знаки и выражения, прочие тексты — мелким. Весь текст снабжён знаками препинания, а также указателями тонов для знаков, имеющих несколько чтений. В одном томе содержатся чаще всего 2 цзюани, но бывало, что 1 или 3. В конце каждого тома имеется подобие нахзаца, шириной 16—18 см. Там указывались имена главных корректоров переписки и имена ставивших знаки препинания.

Тома хранились в футлярах по 10, всего их было 1100, но ни один из футляров не уцелел. Средняя толщина одного тома в переплёте — 16 см.

Содержание

Юнлэ дадянь не имеет собственного текста, в его состав вошли все произведения китайской литературы, имевшиеся в минской императорской библиотеке, в том числе не дошедшие до нас сунские и юаньские сочинения. Тома разбиты по заглавным иероглифам, под каждым из них могли располагаться статьи следующих разновидностей:

1. Словарное определение — очень краткое, встречается во всех случаях без исключения;
2. Образцы написания знака различными почерками;
3. Общее предисловие — рассуждение о понятии, обозначаемом данным иероглифом;
4. Фразеология — названия и выражения, в состав которого входил данный знак;
5. Стихи и проза — поэтические и прозаические примеры использования данного знака;
6. Энциклопедическая статья — самая разнородная категория. Сюда могли входить династийные истории, целые биографии, главы классических книг, буддийские и даосские трактаты — целиком, географические статьи.

Принцип распределения текстов по статьям следующий:

1. Конфуцианские классики с комментариями, сочинения основоположников даосизма и некоторые другие сочинения расчленялись по главам и помещались под последним из знаков заглавия;
2. Исторические хроники расчленялись, летописные главы (бэньцзи) шли под заглавием династии, биографии — под иероглифами соответствующих фамилий, обозрения и юридические главы — под знаками соответствующих институтов, и т. д.;
3. Административные единицы включали главы из географических сочинений под именем собственным каждой из них без нарицательной приставки (чжоу, сянь и др.). Статьи об озёрах, реках, гробницах знаменитостей, постройках шли под именем нарицательным каждого из них;
4. Словари распылялись по первому разделу каждой статьи — определение;
5. Медицина — по основным категориям болезней;
6. Математика — все материалы по ней были опубликованы под единственным знаком «счёт» (кит. 算)
7. Даосскую и буддийскую литературу включали целыми трактатами или даже разделами канонов под одним из знаков заглавия;
8. В изящной литературе учитывали не только классическую, её разбивали отчасти по жанрам (тогда тексты следовали под знаком соответствующего жанра), отчасти по темам, и тогда текст мог попасть в любой раздел энциклопедии.

См. также

• Гуцзинь тушу цзичэн
• Полное собрание книг по четырём разделам

Литература

• Казин В. Н. «Юн-лэ да дянь»: рукопись библиотеки ЛГУ // Труды востоковедов в годы блокады Ленинграда (1941—1944). — М.: Восточная литература, 2011. — Вып. 1. — С. 151—191. — ISBN 978-5-02-036466-0.
• Попова И. Ф. Юн-лэ да дянь // Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. / Гл. ред. М. Л. Титаренко; Ин-т Дальнего Востока РАН. — М.: Вост. лит., 2009. — Т. 4. Историческая мысль. Политическая и правовая культура / ред. М. Л. Титаренко и др.. — С. 831—832.

Ссылки

• [www.wdl.org/ru/item/3019/ Энциклопедия Юнлэ]. — во Всемирной цифровой библиотеке. Проверено 26 апреля 2009. [www.webcitation.org/67lnW7QCP Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Энциклопедия Юнлэ

– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.