Эн-Наамания

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Город
Эн-Наамания
араб. النعمانية
Страна
Ирак
Мухафаза
Васит
Координаты
Высота центра
25 м
Население
33 369 человек (2012)
Часовой пояс
Показать/скрыть карты

Эн-Наамания или Эн-Нуумания[1][2][3] (араб. النعمانية‎) — город на востоке Ирака, расположенный на территории мухафазы Васит. Административный центр одноимённого округа.

К юго-западу от города расположена одноимённая военная авиабаза[4].



Географическое положение

Город находится в западной части мухафазы, на правом берегу реки Тигр, на высоте 25 метров над уровнем моря[2].
Эн-Наамания расположена на расстоянии приблизительно 35 километров к западу от Эль-Кута, административного центра провинции и на расстоянии 113 километров к юго-востоку от Багдада, столицы страны.

Население

По данным последней официальной переписи 1965 года, население составляло 11 937 человек[3]. Динамика численности населения города по годам:

1965 2012
11 937 33 369[5]

Напишите отзыв о статье "Эн-Наамания"

Примечания

  1. Другие варианты названия — Наамания, Эль-Бугхайла, Багхела, Бгхайла, Бугхайла, Наамия, Багхайла, Богхейли, Богхейле
  2. 1 2 [www.fallingrain.com/world/IZ/16/An_Numaniyah.html Физико-географические данные] (англ.)
  3. 1 2 [world-gazetteer.com/wg.php?x=&men=gpro&lng=en&des=wg&geo=-1902&srt=p1nn&col=adhoq&msz=1500&pt=c&va=&geo=441202541 World Gazetteer] (англ.)
  4. [www.globalsecurity.org/military/world/iraq/an-numaniyah.htm. An Numaniyah Airfield] (англ.)
  5. расчётное

Отрывок, характеризующий Эн-Наамания

– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.