Эол
Эо́л (др.-греч. Αἴολος, Эолай) — персонаж древнегреческой мифологии[1]. Хотя его функции близки к божественным, во всех версиях подчёркивается его происхождение от людей, поэтому он является лишь полубогом.
Мифы
Сын Посейдона и Арны (либо сын Посейдона и Меланиппы[2]), внук старшего Эола (по другим, на островах поселился сын Гиппота[3]). По одной версии, вскормлен коровой[4]. По другой, родился и воспитан в Метапонте, куда бежала его мать. Когда был изгнан, поселился на Эоловых островах в Тирренском море и основал город Липара[5]. Жена Киана, 6 добродетельных сыновей[6].
Согласно Гомеровской «Одиссее» — сын Гиппота[7], властитель Эолии, Зевс сделал его господином над ветрами, он отец шести сыновей и стольких же дочерей[8], которые, составляя шесть брачных пар, ведут шумную, полную веселья жизнь в царском дворце отца.
По Вергилию, Эол живёт на одном из Эоловых островов, являясь самостоятельным властителем воздушной стихии.
Эол и Одиссей
У Эола нашёл радушный приём во время своих странствований Одиссей, который провёл на Эолии месяц и при расставании с царём получил от него в спутники благоприятный зефир, а также мех из кожи девятигодовалого быка[9], в котором были зашиты остальные ветры, со строгим наказом — не открывать этого меха. Спутники Одиссея, полагая, что в мешке спрятаны сокровища, вскрыли его, — и ветры, вырвавшись на волю, опять сбили Одиссея с пути его назначения, пригнав корабль обратно к Эолии. На этот раз Эол отказал Одиссею в гостеприимстве, когда Одиссей стал вторично просить, Эол прогнал его[10].
Истолкования
По истолкованию, научил мореплавателей, как держать курс в области Мессинского пролива, и был назван царём ветров[11]. По истолкованию, был звездочётом[12].
Само имя «Эол» стоит в тесной связи с понятием подвижности (ср. αἰόλλω, αἰόλος), характеризующей воздушную стихию. Сказание о кожаном мехе с заключёнными в нём ветрами встречается и в других мифологиях.
В литературе
Действующее лицо трагедии Еврипида «Эол, или Канака»[13], комедий Антифана и Эрифа «Эол», трагедий Ликофрона «Эол» и «Дочери Эола» (или тёзка). См. Нонн. Деяния Диониса IX 87.
Напишите отзыв о статье "Эол"
Примечания
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.2. С.663; Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.1. С.42-44
- ↑ Гигин. Мифы 186
- ↑ Гомер. Одиссея X 2; Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 7, 5; Овидий. Метаморфозы IV 662
- ↑ Гигин. Мифы 252
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 67, 6
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 8, 1
- ↑ Обнорский Н. П.,. Эол // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Гомер. Одиссея X 5-6
- ↑ Гомер. Одиссея X 19
- ↑ Гомер. Одиссея X 60; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э VII 10-11; Гигин. Мифы 125
- ↑ Полибий. Всеобщая история XXXIV 2, 5; Страбон. География I 2, 15 (стр.23), со ссылкой на Полибия
- ↑ Палефат. О невероятном 17
- ↑ Аристофан. Облака 1371; Лягушки 850, о любви брата и сестры
Литература
- Обнорский Н. П.,. Эол // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
|
Это заготовка статьи по античной мифологии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Эол
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
