Эотеод

Эотеод (др.-англ. Éothéod) — в легендариуме Толкина племя людей Севера, ставших предками рохиррим.

Этимология названия

Слово, обозначающее «конные люди», составлено из староанглийских слов эох (др.-англ. éoh) — «конь», или «боевой конь» и теод (др.-англ. théod) — «люди», «народ»; также оно напоминает древнескандинавское слово йосйод (др.-сканд. jóþjóð) — «конные люди». Толкин использовал это слово также и для обозначения земли, занимаемой этими людьми в Долине Андуина.

Происхождение

«Неоконченные сказания» повествуют о том, как Эотеод возник после Битвы на равнине, в которой Гондор и люди Севера сражались с истерлингами на равнинах к югу от Лихолесья в 1856 г. Т.Э. Нармакил II, король Гондора, и Мархари, вождь северян, были убиты в бою. Сын Мархари, Марвхини, отступил с остатками войска в низовья Долины Андуина, расположенные между Карроком и Ирисными Полями. Там к ним со временем присоединились беженцы из других групп северян, что привело к созданию упорядоченной структуры с Марвхини во главе её.

Несколько столетий спустя, в 1977 г. Т.Э., в поисках жизненного пространства Фрумгар привёл Эотеод на север, в верховья Долины Андуина, изгнав оттуда остатки ангмарцев, живших там после разгрома своего королевства. Эотеод занял земли к северу от Лихолесья, от Мглистых гор до Лесной реки. Их главный город («единственное укреплённое городище») был построен в месте, где великая река Андуин соединяется с реками Лангвелл (Долгий Исток) и Грейлин (Сероструй), и была названа Фрамсбургом в честь сына Фрумгара, Фрама.

Фрам убил дракона Скату и, по некоторых легендам, был убит в последующем конфлитке между Эотеодом и гномами, возникшим при делёжке богатств Скаты; результатом, по словам Толкина, было то, что «не было большой любви между Эотеодом и гномами».

Несколько сотен лет спустя потомок Фрама Леод был убит, пытаясь укротить коня Феларофа, первого из меарас Рохана. Его сын, Эорл Юный, укротил коня, взяв его себе в качестве виры за смерть отца. Через некоторое время Эорл стал предводителем Эотеода.

Вскоре после этого, в правление Кириона, наместника Гондора, границы Гондора подверглись мощному нашествию народа балхот. Кирион послал гонцов к Эотеоду, прося их о помощи и, предвидя, что от спасения Гондора зависит в конечном счёте и судьба всего Запада, Эорл привёл всё войско Эотеода на помощь Гондору, оставив только очень старых и очень молодых для защиты своего народа. Всадники прибыли как раз вовремя и помогли армии Гондора в битве на поле Келебранта.

После поражения балхот Кирион отдал в дар Эорлу и его людям заброшенную землю Каленардон, в то время — северную окраину Гондора. Эорл и Кирион обменялись нерушимыми клятвами в вечной дружбе на могиле Элендила на Халифириэне. На север были посланы гонцы, и весь Эотеод переселился на равнины Каленардона. С тех пор Эотеод называл себя «эорлингас» («последователи Эорла»), но на синдарине их стали называть рохиррим, или владыками коней, а их страну — Роханом, страной всадников. Эорл, будучи «владыкой Эотеода», стал первым королём Рохана.

Источники

• Толкин Дж. Р. Р. Властелин Колец: Возвращение короля. — Приложение В (любое издание).
• Толкин Дж. Р. Р. (под ред. К. Толкина). Неоконченные сказания: «Кирион и Эорл и дружба между Гондором и Роханом». — Нью-Йорк: Houghton Mifflin, 1980. — ISBN 0-395-29917-9  (англ.).

Отрывок, характеризующий Эотеод

– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»