Древние единицы измерения
Поделись знанием:
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
(перенаправлено с «Эпидама»)
 |
Проверить информацию. Необходимо проверить точность фактов и достоверность сведений, изложенных в этой статье.
На странице обсуждения должны быть пояснения. |
Содержание
Древний мир
Сравнительная таблица единиц измерения массы Ближнего Востока
См. также: Библейские денежные единицы
| Месопотамия (Аккад, Шумер, Вавилония), аккадский язык |
Древняя Греция | Иудея, иврит | |||
|---|---|---|---|---|---|
| Местное название | Классическое соотношение | Местное название | Классическое соотношение | Местное название | Классическое соотношение |
| Билту | 1⁄1 | Талант | 1⁄1 | Киккар | 1⁄1 |
| Ману | 1⁄60 билту | Мина | 1⁄60 таланта | Мане | 1⁄60 (1⁄50) киккара |
| — | Полмины | 1⁄2 мины | Перес, фарес, парсин | 1⁄2 мане | |
| Шиклу (имклу) | 1⁄60 ману | Статер | 1⁄50 мины | Сикль | 1⁄50 (1⁄60) мане, 1⁄3000 киккара |
| — | Драхма | 1⁄2 статера, 1⁄100 мины | Бека | 1⁄2 сикля | |
| Гиру | 1⁄24 шиклу | — | Гера | 1⁄20 сикля | |
| Ше | 1⁄180 шиклу | — | — | ||
Античность
Меры длины
| Название-перевод | Древняя Греция Древний Рим |
Линейное значение в системе СИ (часто приблизительное) |
Другие варианты линейных значений |
|---|---|---|---|
| «палец» |
|
||
| «1/12 целого»[2]:стр. 1132 | |
|
|
| «ладонь» |
|
|
|
| «ступня» |
|
| |
| «локоть» |
|
|
|
|
|
||
| «двойной шаг» |
|
||
|
| ||
|
|
||
|
| ||
|
|
| |
|
|
||
| «день пути» |
|
|
|
| «тысяча шагов» |
|
|
Меры площади
| Греция (Аттика) | Римская империя | На чём основывалась мера | Приблизительное значение |
|---|---|---|---|
| iugerum | югер | 2523,3 м² | |
| др.-греч. πλεθρον | 10 000 квадратных футов | 876 м² | |
| arura | арура (50 квадратных футов) | 43,8 м² |
Меры объёма
- Котила — античная единица измерения ёмкости, равная 0,275 литра.
- Арбата — античная единица измерения объёма, равная 55,08 л.
- Метрет — античная единица измерения ёмкости, равная 38,88 литра.
- Хеник — античная единица измерения ёмкости, равная 1,08 литра.
- Хус — античная единица измерения ёмкости, равная 3,24 литра.
Меры объёма сыпучих тел
| Греция (Афины) | Римская империя | На чём основывалась мера | Приблизительное значение |
|---|---|---|---|
| medimnos | медимн (четверик) | 52,5 л | |
| modius | модий (четверик) | 8,74 л |
Меры объёма жидких тел
| Греция (Афины) | Римская империя | На чём основывалась мера | Приблизительное значение |
|---|---|---|---|
| metretes | метрет, мерка | 39,46 л | |
| amphora | амфора (сосуд) | 26,26 л | |
| urna | урна (кувшин для воды) | 13,1 л | |
| congius | конгий (кувшин) | 3,28 л |
Меры объёма жидких и сыпучих тел
| Греция (Афины) | Римская империя | На чём основывалась мера | Приблизительное значение |
|---|---|---|---|
| sextarius | секстарий — 1/6 конгия | 0,55 л | |
| kotyle | hemina | котила, горшок — ½ секстария | 0,27 л |
| triens | ⅓ секстария | 0,18 л | |
| quartarius | квартарий — ¼ секстария | 0,14 л | |
| sextans | 1/6 секстария | 0,09 л | |
| cyathus | киаф, черпак | 0,045 л |
Меры массы
Греция, архаический период
| Афины | На чём основывалась мера | Приблизительное значение |
|---|---|---|
| talanton | талант | 36 000 г |
| mina | мина | 600 г |
| drachme | драхма | 6 г |
| obolos | обол | 1 г |
Греция и Рим, классический период
| Греция (Афины) | На чём основывалась мера | Приблизительное значение |
|---|---|---|
| talanton | талант | 26 196 г |
| mina | мина | 436,6 г |
| stater | статер | 8,73 г |
| drachme | драхма | 4,36 |
| obolos | обол | 0,73 |
| chalkus | халк (кусок меди) | 0,09 г |
Древний Египет
Меры длины
- 1 Парасанг равен 1/9 шема = 6,98 км
- 1 шем = 62,82 км
Египетская система (с 5 по 1 вв. включительно до н. э.):
- Атур обычный = 3 милям = 5,235 км.
- Атур царский = 1 1/2 парасангам = 10,47 км.
- Парасанг = 1 1/9 шема = 6,98 км.
- Шем = 1 1/5 атура обычного = 6,282 км.
- Миля = 10 стадиям = 1,745 км.
- Стадий = 3 1/3 хета = 174,5 м. (употребляется также стадий = 209,4 м.)
- Хет (сенус) = 25 оргиям = 52,35 м.
- Канна = 5 шагам = 11 2/3 зерецам = 4,07 м.
- Оргия = 1 1/3 ксилона = 2,094 м.
- Ксилон = 3 локтям царским = 1,57 м.
- Шаг = 2 1/3 зерецам = 81,44 см.
- Локоть царский = 1 1/6 локтя малого = 1 1/5 пигона = 52,35 см.
- Локоть малый = 44,83 см.
- Пигон = 1 1/4 зерца = 43,625 см.
- Зерец (фут) = 1 1/3 спитама = 2 дихасам = 34,9 см.
- Спитам = 1 1/2 дихаса = 26,175 см.
- Дихас = 2 шеспам = 17,45 см.
- Шесп = 4 тебам = 8,725 см.
- Теб (палец) = 2,18 см.
Меры веса
- 1 кантар = 139,78 кг.
- 1 киккар = 42,5 кг.
- 1 ойпе = 4 геката = 8,56 кг.
- 1 кедет = ⅓ унции = 9,096 г.
Древний Израиль
Меры объёма
- 1 лог = 1/4 кава = 0,54 л
- 1 бат = 72 лога = 38,9 л
- 1 кав = 4 лога = 1/6 сеа = 2,16 л
- 1 сеа = 6 кав = 12,6 л
- 1 кор = 180 кав = 389 л
- 1 эйфа = 24 883 см³
- 1 омер = 1/10 эйфы
Меры длины
- 1 эцба (палец) = 2 см
- 1 тефах (ладонь) = 4 эцба = 1/6 локтя = 8 см
- 1 ама (локоть) = 6 тефах = 48 см
- 1 зерет = 1/2 ама = 24 см
Вавилон
Меры объёма
- 1 гур = 252,6 л
Меры площади
- 1 ику = 3528 м²
Персидские
Меры длины
- 1 Фарсах равен 5549 метрам.
См. также
- Русская система мер
- Английская система мер
- Французская система мер
- Китайская система мер
- Японская система мер
- Единицы измерения
- Историческая метрология
- Список древнеримских единиц
- Система счета, мер и весов инков
- Библейские денежные единицы
Напишите отзыв о статье "Древние единицы измерения"
Примечания
- ↑ Чудинов А. Н.. «Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка» // [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_fwords/10099/%D0%94%D0%98%D0%93%D0%98%D0%A2 Дигит]. — издание 2-ое. — СПб.: Изд-во В. И. Губинского, 1894. — 992 с.
- ↑ Фридрих Любкер. Иллюстрированный словарь античности. — М.: «Эксмо», 2005. — С. 403. — 1344 с. — (Русский Webster). — 5000 экз. — ISBN 5-699-14296-7.
Литература
- Словарь античности = Lexikon Der Antike. — М.: СП «Внешсигма», 1992. — ISBN 5-86290-008-X.
Отрывок, характеризующий Древние единицы измерения
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
