Эпидемиология обсессивно-компульсивного расстройства

Эпидемиология обсессивно-компульсивного расстройства — раздел эпидемиологии психических расстройств, изучающий закономерности возникновения и распространения этой болезни с целью разработки профилактических мероприятий.

История вопроса

Первые попытки исследования эпидемиологии ОКР начались в начале 1950-х учеником Э. Крепелина Э. Рюдином, хотя некоторые аспекты ОКР, которые были связаны с его распространением и другими статистическими данными, естественно, проводились и ранее. Так, в 1930-х Г. В. Штерринг и другие учёные исследовали психогенетику ОКР и пришли к выводу, что у 20—40% родственников больных ОКР присутствуют навязчивые явления.

По данным Э. Рюдина, распространённость болезни насчитывала 0,05% популяции. То, что ОКР — не очень общераспространённая болезнь, указывали и исследования 1960-х, по данным которых частота его колебалась от 0,05% до 0,32%. Подобные ретроспективные клинические исследования, которые проводились в 1970-х также показали, что ОКР — сравнительно редкая болезнь. Однако эти исследования проводились над пациентами, проходившими лечение и без применения шкал для диагностики. Причину маленькой распространённости ОКР среди больных в эти годы, во-первых, можно объяснить в том числе и тем, что собственно диагноз ОКР ставился нечасто в виду недостаточной его исследованности. Во-вторых, ОКР в то время считался исключительно психиатрическим диагнозом с необходимостью фаркмакотерапии и возможной стигматизацией родственниками и обществом. Поэтому больные его диссимулировали.

В Советском Союзе аналогичные исследования начали проводиться в 1960-х. Они также показали, что среди больных, обращающихся к психиатрам, невроз навязчивых состояний встречается редко. По В. Н. Мясищеву невроз навязчивых состояний составлял 10% от больных неврозами, лечившихся в Ленинградском психоневрологическом институте им. В. М. Бехтерева. По наблюдению А. М. Свядоща среди больных неврозами и реактивными состояниями психиатрической клиники Карагандинского государственного медицинского университета и психоневрологического диспансера Караганды больные неврозом навязчивых состояний составляли 13%.

В США в 1980-х был проведён Эпидемиологический проект, охватывающий определённые регионы (англ. Epidemiological Catchment Area Project (ECA)). Он имел 2 цели: во-первых, узнать продолжительность и 6-месячную распространённость заболевания ОКР в общей популяции в выборочном исследовании более 30000 человек и, во-вторых, где пациенты проходили лечение. Интервьюеры использовали Программу диагностического интервью, (англ. Diagnostic Interview Schedule), сконструированную для DSM-III образца 1980.

Благодаря англ. ECA было установлено, что ОКР гораздо больше распространён, чем считалось раньше. Главное открытие заключалось в том, что распространённость ОКР на протяжении 3 лет жизни равняется от 1,9—3,3% , то есть в 40—70 раз чаще, чем считалось до этого. Более того, стало считаться, что ОКР встречается в 2 раза чаще, чем шизофрения и паническое расстройство. Фактически, согласно этим исследованиям, ОКР — 4-е по распространению психическое заболевание в США. Исследование, проведённое по аналогичному принципу в Канаде в 1988 показало аналогичную распространённость ОКР в 3%.

В этом же эксперименте была подтверждена равная частота ОКР для обоих полов.

В СССР исследование, проведённое в 1990 Б. Д. Карвасарским в целом, по принципам Э. Рюдина, то есть только среди больных, лечившихся в Ленинградском психоневрологическом институте им. В. М. Бехтерева показало, что невроз навязчивых состояний продолжал оставаться редкой болезнью среди больных психоневрологических больниц (7,8% из 2900 больных).

ОКР с точки зрения транскультуральной психиатрии

Впервые Международное исследование ОКР совместной группой англ. The Cross-National OCD Collaborative Group study (CNCG study) в 1994 с целью сравнения его распространённости проводилось в 6 странах: США, Германии, Южной Корее, Новой Зеландии, Пуэрто-Рико и Китайской Республике. Результаты в целом соответствовали результатам англ. ECA в 1980 в США. При этом существенно отличалась распространённость в Китайской Республике. Там она была гораздо меньше. При этом распространённость других психических болезней там также гораздо меньше.

Симптомы ОКР в Японии похожи на те, что встречаются в западных странах. Это исследование, проведенное Хисато Мацунага, опубликованное в 2008, подтверждает, что болезнь не имеет культурных и географических границ, опровергая некоторые предыдущие этиологические теории.

Современное состояние

На данный момент исследование эпидемиологии ОКР весьма противоречивое. Довольно часто указывается распространённость ОКР в пределах 1—3%. Распространенность его примерно 1—3:100 у взрослых и 1:200—500 у детей и подростков, хотя распознанные клинически случаи встречаются реже (0,05—1 %), так как у многих это расстройство может быть не диагностировано из-за стигматизации.

Исследования, проведённые с мая 1995 по апрель 1996 в области залива Сан-Франциско и Сакраменто организацией Kaiser Permanente уточнили эти цифры. В процессе исследования использовалась обсессивно-компульсивная шкала Йеля-Брауна. Доверительный интервал был равен 0,95. Распространённость ОКР в течение 1 года, согласно этому исследованию, в случае ОКР от лёгкой до тяжелой степени была равна 84:100000 (0,084%), что равно 1:1190.

Заболеваемость ОКР в популяциях, находящихся на амбулаторном и стационарном лечении, колеблется от 0,99% до 3,0%. При этом она может быть выше через дисимуляцию.

Начало болезни. Первая врачебная консультация

ОКР чаще всего начинается от 10 до 30 лет. При этом первое посещение психиатра наступает только между 25 и 35 годами. Между началом болезни и первой консультацией может пройти до 7,5 лет. Средний возраст госпитализации — 31,6 лет.

Гендерные исследования

В классических исследованиях с самого начала исследования эпидемиологии ОКР и до 1994 считалось, что отличия между мужчинами и женщинами в его распространении нет. В отличие них, в том числе и исследования 1980-х, в эксперименте англ. The Cross-National OCD Collaborative Group study были обнаружены половые различия. В возрасте до 65 лет ОКР был чаще у мужчин (кроме периода 25—34 года), а после — у женщин. Максимальное различие с перевесом больных мужчин наблюдалось в период 11—17 лет. После 65 в обеих группах частота ОКР падала. 68% госпитализированных — женщины.

Длительность

Период распространения ОКР, согласно исследованию англ. CNCG study, увеличивается пропорционально периоду наблюдения. За период 12 месяцев он равен 84:100000, за 18 месяцев — 109:100000, за 134:100000 и 160:100000 за 24 и 36 месяцев соответственно. Этот подъем превышает ожидаемый для хронической болезни с оказываемой необходимой медицинской помощью в стабильной популяции. Чтобы проверить вклад отдельных случаев лечения на возрастание периода распространения в исследовании англ. CNCG study оценивали срок, в течение которого пациентам ставили диагноз «ОКР» и срок, через который после постановки диагноза назначали терапию. В течение 38 месяцев, доступных для исследования, у 43% пациентов диагноз, поставленный при исследовании не был занесён в официальную медицинскую карту амбулаторного больного. 19% не посещали психиатра вообще. Однако посетили психиатра как минимум раз на протяжении 1998—2000 года 43% пациентов. Средняя частота посещения психиатра на 967 пациентов — 6 раз за 3 года.

ОКР и семейная жизнь

Такие авторы, как Э. Рюдин и А. Окаша считают, что почти половина (до 48% больных) ОКР холостые. Если степень болезни тяжелая до свадьбы, шанс на брак уменьшается, а если его заключают, в половине случаев возникают проблемы в семье.

Социоэкономический уровень больных ОКР

Принадлежность к определённому социальному классу на течение ОКР не влияет, это расстройство встречается у представителей всех социоэкономических уровней. Исследования по распределению больных по классам противоречивы. Согласно одному из них, 1,5% больных принадлежат к высшему социальному классу, 23,81% к высшему среднему классу и 53,97% к среднему классу. Согласно другому, среди больных из Сантьяго большую склонность к заболеванию проявлял низший класс.

Данные исследования не являются значимыми для изучения клиники ОКР, однако очень существенны для здравоохранения, так как больные из низшего класса не всегда могут получить необходимую помощь.

Распространенность ОКР также связана с уровнем образования. Частота ОКР ниже у тех, кто окончил высшее учебное заведение (1,9%), чем у тех, кто не имеет высшего образования (3,4%). Однако среди тех, кто окончил высшее учебное заведение, частота выше у тех, кто закончил его с учёной степенью (соответственно 3,1%:2,4%).

Уровень социализации

Практика свидетельствует, что большинство больных, пришедших на консультацию, не могут учиться или работать, а если могут, делают это на очень низком уровне. Полноценно могут работать только 26% больных.

ОКР и интеллект

Больные ОКР — чаще люди с высоким уровнем интеллекта. По разным данным среди больных ОКР частота высокого IQ от 12% до 28,53%. При этом высокие показатели вербального IQ.

Эпидемиология психогенетики

Близнецовый метод показывает высокую конкордантность среди монозиготных близнецов.

Согласно исследованиям, у 18% родителей пациентов, больных ОКР, присутствуют психические расстройства: 7,5% — ОКР, 5,5% — алкоголизм, 3% — ананкастное расстройство личности, психозы и аффективные расстройства — 2%.

Среди не психических болезней родственники пациентов с ОКР часто страдают туберкулёзным менингитом, мигренью, эпилепсией, атеросклерозом и микседемой. Неизвестно, связаны ли эти заболевания с появлением ОКР у родственников таких больных. Однако абсолютно точных исследований генетики не психических болезней среди больных ОКР нет.

Особенности рождения

Согласно исследованию 1967 31 больной из 40 был первым или единственным ребёнком. Однако корреляции между пороками развития и развитием ОКР в будущем не было найдено.

Коэффициент фертильности

Коэффициент фертильности у пациентов с ОКР равен 0—3 для обоих полов. Число недоношенных детей у таких больных небольшое.

Коморбидность

Согласно исследований англ. CNCG study 25% больных ОКР коморбидных состояний не имели. 37% страдали ещё на одно психическое расстройство, 38% — на 2 и больше. Наиболее частыми диагностируемыми состояниями были большое депрессивное расстройство (БДР), тревожное расстройство (в том числе тревожный невроз), паническое расстройство и острая реакция на стресс. У 6% было диагностировано биполярное аффективное расстройство. Единственной разницей в половом соотношении было то, что у 5% женщин было диагностировано расстройство приёма пищи.

Среди детей и подростков 25% больных ОКР не имели других психических расстройств, 23% имели 1, а 52% — 2 и более. Наиболее частыми было БДР и СДВГ. При этом, как и среди здоровых лиц до 18 лет, СДВГ чаще был у мальчиков (в конкретном случае — в 2 раза). У 1 из 6 было диагностировано оппозиционно-вызывающее расстройство и расстройство с чрезмерной тревогой (F93.8). У 1-й из 9 девочек было расстройство приёма пищи. У мальчиков часто был синдром Туретта.

Тяжесть ОКР

При первом врачебном осмотре только в 1-м из 13 новых случаев у детей и подростков и 1-м среди 23 взрослых степень ОКР по шкале Йеля-Брауна в исследовании англ. CNCG study была тяжелой. Если не учитывать 31% случаев с сомнительными критериями, количество таких случаев возрастает к 1:9 лицам до 18 лет и 1:15 после. Пропорция лёгкой, средней и тяжелой степени выраженности являлась одинаковой как среди впервые выявленных случаев ОКР, так и среди случаев, выявленных ранее. Она составляла 2:1:3=лёгкая:средняя:тяжелая степень.

Критика

Причину маленькой распространённости ОКР среди больных в 1950—1970, во-первых, можно объяснить в том числе и тем, что собственно диагноз ОКР ставился нечасто в виду недостаточной его исследованности. Во-вторых, ОКР в то время считался исключительно психиатрическим диагнозом с необходимостью фаркмакотерапии и возможной стигматизацией родственниками и обществом. Поэтому больные его диссимулировали.

В свою очередь, сейчас может иметь место гипердиагностика, связанная с повышенным интересом к ОКР, большим арсеналом терапевтических средств и распространённостью информации об этой болезни. Часто люди занимаются самодиагностикой. Кроме того, возможна гипердиагностика в связи с недостаточно точными критериями для определения ОКР. Например, исследования англ. ECA, установившие очень высокую частоту ОКР, очевидно включили транзиторные или даже явно гипердиагностированные случаи ОКР (так называемые субклинические состояния), не требующие лечения.

К современным исследованиям распространённости ОКР есть претензии и касательно методики исследования. Интервьюеры, проводящие исследования с использованием шкал более склонны к гипердиагностике, чем клиницисты. англ. Antony с соавторами утверждает, что англ. Diagnostic Interview Schedule, во-первых, ненадёжный и неэффективный метод исследования ОКР, во-вторых ведёт к гипердиагностике тревожных расстройств в целом. Однако англ. Nestadt с соавторами указывает, что погрешности англ. Diagnostic Interview Schedule вызваны допустимыми факторами, которые сложно учитывать: рецидив симптомов, их латентность и изменчивость и нежелание пациентов упоминать о «неудобных» их вариантах.

Ответ на критику

В целом признанным является факт достоверности современных исследований распространённости ОКР. Вероятно, эти исследования можно будет улучшить, установив точные критерии и правильно подготовив интервьюеров.

Литература

• А. М. Свядощ. Невроз навязчивых состояний (обсессивно-компульсивный и фобический невроз). // Неврозы (руководство для врачей). — 4-е, переработанное и дополненное. — Санкт-Петербург: Питер (издательство), 1997. — С. 69—95. — 448 с. — («Практическая медицина»). — 7000 экз. — ISBN 5-88782-156-6.

Отрывок, характеризующий Эпидемиология обсессивно-компульсивного расстройства

Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.