Эпидемия (фильм, 1987)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эпидемия
Epidemic
Жанр

драма
триллер
детектив

Режиссёр

Ларс фон Триер

Продюсер

Якоб Эриксен

В главных
ролях

Ларс фон Триер
Нильс Форсель
Майкл Гелтинг
Удо Кир

Оператор

Хеннинг Бендтсен
Ларс фон Триер
Нильс Форсель
Кристофер Нюхольм
Сесилия Хольбек Триер
Сусанна Оттесен
Александр Грошинский

Композитор

Рихард Вагнер
Иоганн Себастьян Бах
Ларс фон Триер
Нильс Форсель Вёрселя

Кинокомпания

Det Danske Filminstitut

Длительность

106 мин

Страна

Дания Дания

Язык

Английский

Год

1987

IMDb

ID 0092972

К:Фильмы 1987 года

«Эпидемия» (англ. Epidemic) — фильм датского режиссёра Ларса фон Триера (1987). Вторая картина трилогии «Европа» («Элемент преступления» — «Эпидемия» — «Европа»).





Сюжет

Из "Манифест 2"

Да здравствуют пустяки! <...> На фоне основательных и серьёзных отношений с молодыми мужчинами "Эпидемия" позиционирует себя как пустяк, ибо среди пустяков чаще всего и встречаются шедевры.

Ларс фон Триер[1]

Ларс и Нильс пишут сценарий к фильму с названием «Инспектор и проститутка» (намёк на предыдущий фильм фон Триера — «Элемент преступления»). Работа подходит к концу, и вскоре сценарий будет представлен эксперту Датского института кинематографии Клаэсу Кастхольму Хансену. По нелепой случайности дискета со сценарием была повреждена. У сценаристов остаётся пять дней, чтобы написать новый сценарий.

Ларс и Нильс пишут новый сценарий о молодом человеке, который работает врачом в некой стране будущего, охваченной чумой.

Врач-идеалист пытается помочь больным, не подозревая, что сам распространяет инфекцию.

На ужин с экспертом приходит гипнотизёр с молодой женщиной. Женщина под гипнозом переживает и пересказывает ужасные сцены истории, изложенной в сценарии.

В ролях

Съемочная группа

Все сцены для "фильма в фильме" снимал Хеннинг Бендтсен, оператор Дрейера.

Ларс фон Триер[1]
  • Сценарий: Ларс фон Триер и Нильс Форсель.
  • Оператор: Хеннинг Бендтсен (35 мм), Ларе фон Триер, Нильс Вёрсель, Кристофер Нюхольм, Сесилия Хольбек Триер, Сусанна Оттесен, Александр Грошинский (черно-белая пленка, 16 мм).
  • Художник-постановщик: Петер Грант.
  • Костюмер: Манон Расмуссен.
  • Монтаж: Ларс фон Триер, Томас Краг.
  • Музыка: Рихард Вагнер, увертюра к опере «Тангейзер», Иоганн Себастьян Бах, Ларс фон Триер и Нильс Форсель.

Награды и номинации

  • 1988номинант премии International Fantasy Film Award в категории лучший фильм.

Интересные факты

...это самый сложный фильм из всех, что я делал. Оказалось, что делать все самостоятельно — тяжкий труд.

Ларс фон Триер[1]
  • Ларс фон Триер утверждал, что фильм «Эпидемия» является своего рода наброском к телесериалу «Королевство»[1].
  • Сюжет «фильма в фильме», по мнению Ларса фон Триера, немного напоминает «Бал вампиров» Романа Полански[1].
  • Члены экспертной комиссии «Данмаркс радио», состоящей из пяти человек, после просмотра «Эпидемии» заявили, что «Эпидемия» — «...худший фильм, который они когда-либо видели. По их мнению, он совершенно непонятен и лишён смысла и к тому же технически настолько плохо сделан, что показ его по телевидению невозможен»[1].

Напишите отзыв о статье "Эпидемия (фильм, 1987)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Стиг Бьоркман. [www.zmiersk.ru/lars-fon-trier/lars-fon-trier-intervju.html Ларс фон Триер: Интервью: Беседы со Стигом Бьоркманом] = Trier om von Trier / Пер. с швед. Ю. Колесовой. — Спб: Азбука, 2008. — 352 с. — (АртХаус). — ISBN 978-5-91181-674-2.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Эпидемия (фильм, 1987)

Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.