Звёздные войны. Эпизод III: Месть ситхов

Звёздные войны. Эпизод III: Месть ситхов
Star Wars. Episode III. Revenge of the Sith
Жанр	космическая опера, приключения, фантастика, мелодрама
Режиссёр	Джордж Лукас
Продюсер	Джордж Лукас Рик Маккалум
Автор сценария	Джордж Лукас
В главных ролях	Хейден Кристенсен Юэн Макгрегор Натали Портман Иэн Макдермид Сэмюэл Л. Джексон Кристофер Ли Фрэнк Оз
Оператор	Дэвид Таттерсолл
Композитор	Джон Уильямс
Кинокомпания	Lucasfilm 20th Century Fox
Длительность	140 мин
Бюджет	113 млн долл.
Сборы	848 754 768 долл.
Страна	США США
Язык	английский
Год	2005
Предыдущий фильм	Эпизод II: Атака клонов
Следующий фильм	Эпизод IV: Новая надежда (по хронологии событий в саге) Пробуждение силы (по дате релиза)
IMDb	ID 0121766
Выход фильма «Звёздные войны. Эпизод III: Месть ситхов» (оригинальное название — Star Wars. Episode III. Revenge of the Sith)

К:Фильмы 2005 года

«Звёздные войны. Эпизод III: Месть си́тхов» (англ. Star Wars. Episode III. Revenge of the Sith) — эпический приключенческий фильм 2005 года в жанре космическая опера с элементами мелодрамы, снятый режиссёром и сценаристом Джорджем Лукасом, его шестой полнометражный фильм. Это шестой снятый фильм в саге «Звёздные войны» и третий в фабуле серии. Это двадцатая полнометражная картина компании Lucasfilm.

Идёт третий год Войн клонов. Галактическая Республика, некогда бывшая спокойным и гармоничным государством, превратилась в поле битвы между армиями клонов, возглавляемых канцлером Палпатином, и армадами дроидов, которых ведёт граф Дуку, тёмный лорд ситхов. Республика медленно погружается во тьму. Лишь рыцари-джедаи, защитники мира и справедливости, могут противостоять злу, которое вскоре поглотит галактику. Но настоящая битва идёт в душе у молодого рыцаря-джедая Энакина, который разрывается между долгом джедая и любовью к своей жене, сенатору Падме Амидале. И от того, какое чувство в нём победит, зависит будущее всего мира.

Фильм вышел 19 мая 2005 года и получил довольно позитивные отзывы критиков, в отличие от предыдущих двух приквелов. «Месть ситхов» поставила новый рекорд в первую же неделю и заработала более 850 миллионов долларов по всему миру, став самым продаваемым фильмом в 2005 году на территории США и вторым самым продаваемым фильмом 2005 года в мире.

Сюжет

«Война! Республика содрогается под ударами беспощадного повелителя ситхов графа Дуку. Герои сражаются под знаменами каждой из сторон. Кольцо зла сомкнулось.

Дерзкая операция генерала Гривуса увенчалась успехом: ворвавшись в столицу Республики, дроиды захватили канцлера Палпатина, главу Галактического Сената.

Пока Конфедеративная армия дроидов пытается отступить из осажденной столицы с бесценным заложником, два рыцаря-джедая предпринимают отчаянную попытку освободить канцлера из плена...»

Оригинальный текст (англ.)  

War! The Republic is crumbling under attacks by the ruthless Sith Lord, Count Dooku. There are heroes on both sides. Evil is everywhere.

In a stunning move, the fiendish droid leader, General Grievous, has swept into the Republic capital and kidnapped Chancellor Palpatine, leader of the Galactic Senate.

As the Separatist Droid Army attempts to flee the besieged capital with their valuable hostage, two Jedi Knights lead a desperate mission to rescue the captive Chancellor...

— Вступление

Галактическая Республика и Конфедерация независимых систем ведут опустошительную войну. Канцлер Палпатин, имеющий широчайшие полномочия в Сенате и занимающий свой пост дольше всех своих предшественников, был захвачен во время дерзкого рейда на Корусант командующего армией дроидов Конфедерации Генерала Гривуса. Рыцарь-джедай Энакин Скайуокер и мастер-джедай Оби-Ван Кеноби пытаются освободить канцлера, пользуясь ослабевшей защитой флагмана Гривуса «Незримая длань» в ходе контратаки Республиканского Флота на орбите планеты-столицы. Джедаи находят канцлера, но встречают лорда ситхов графа Дуку. Оба джедая стали сильнее после последнего боя с Дуку, но изначально не показывали этого, позволив Дуку недооценить их. Тиранус поздно понял, что просчитался. Кеноби и Скайуокер изменили свои стили и начали пробивать защиту ситха. Дуку вынужден был использовать Силу, придушив и отшвырнув Кеноби в сторону, от чего джедай потерял сознание. Энакин становится ожесточенным, и поддается гневу и ненависти, что и подметил Дуку в ходе дуэли. Короткий бой закончился внезапно, когда Скайуокер отрубил ситху обе кисти – акт возмездия за потерю собственной руки в их первой дуэли. Удовлетворённый увиденным, Палпатин призвал джедая убить Дуку. Поддавшись подстрекательству канцлера, Скайуокер обезглавил Дуку, скрестив оба световых меча (свой и ситха) на шее графа. Тем не менее, Скайуокер немедленно пожалел о своём поступке, поскольку убийство невооружённого противоречило пути джедаев. Палпатин успокоил его совесть заявлением, что это было «естественным» в подобной ситуации, и что это не первое убийство в его жизни, вспомнив о матери Скайуокера - Шми Скайуокер Ларс, и народе песков.

Энакин освободил канцлера от оков и сбежал из штаба с бессознательным Кеноби на плечах, игнорируя приказы Палпатина бросить мастера-джедая. Их побег был недолгим, поскольку скоро их схватили и доставили к генералу Гривусу на капитанский мостик, где Скайуокер и генерал наконец встретились лицом к лицу после многочисленных непрямых столкновений во время войны. Гривус отметил, что Скайуокер слишком молод для человека с его репутацией, а джедай парировал, что генерал «ниже, чем он ожидал». Затем, по команде Скайуокера, R2-D2 провёл отвлекающий манёвр, дав двум джедаям время забрать свои световые мечи, освободиться от наручников и атаковать телохранителей генерала - могучих Магна-Стражей. Гривусу всё-таки удалось сбежать от джедаев и выпустить все спасательные капсулы, поскольку флагман начал стремительно падать на Корусант, притягиваясь гравитацией планеты. Скайуокер взялся за пилотирование остатков корабля и смог совершить аварийную посадку в заброшенном индустриальном районе Корусанта.

После возвращения Энакин встречает свою жену, Падме Амидалу, которая сообщает ему, что беременна. Несмотря на беспокойство Падме об их тайном браке, Энакин очень рад этой новости, и пара строит планы о своем ребёнке. Энакина мучают кошмары о смерти Падме во время родов, видения похожи на те, что он видел перед смертью своей матери. Джедай обратился за помощью к Йоде. Он рассказал о своих пророческих видениях, в которых умирает близкий ему человек, но не раскрыл его личность. Йода, не зная о силе любви Скайуокера к Амидале, посоветовал ему научиться отпускать всё то, что он боится потерять, ведь привязанность ведет к ревности - тени алчности. Скайуокер не был удовлетворён этим ответом.

Позже, Палпатин назначил рыцаря своим представителем в Совете джедаев, что вызывает недовольство, но они приняли молодого Скайуокера в Совет, однако отказали ему в повышении ранга, что очень его разозлило и разочаровало. После заседания Скайуокер выразил своё негодование Кеноби. Также Совет настоятельно призывал рыцаря следить за действиями канцлера, несмотря на несогласие Оби-Вана. Несмотря на это, Энакин перестал доверять ему, так же, как и остальным членам Совета, и Кеноби чувствовал, что у бывшего ученика были на то основания. По пути на взлетно-посадочную площадку, с которой Йода и батальон солдат-клонов собирался на планету вуки Кашиик, Кеноби, Йода и Винду обсуждали то, что задание по «шпионажу» за Палпатином, Энакин принял без энтузиазма, а Винду даже не скрывал, что не доверяет Скайуокеру. Оби-Ван упоминает, что его ученик - Избранный, который должен восстановить равновесие Силы через уничтожение ситхов, на что Йода ответил, что пророчество могли неверно истолковать.

Вечером, Энакин делится своими мыслями с Падме, говоря что война разрушает идеалы Республики и даже непоколебимых рыцарей-джедаев. Падме говорит мужу, что считает что эта война характерна нежеланием слушать, и надо убедить Палпатина вернуться к дипломатии, ведь иначе, Республика и Конфедерация мало чем отличается. Энакин воспринимает слова Падме в штыки и считает, что этот вопрос в компетенции Сената, который уже мало, что значит в решении политических вопросов. Сенатор Набу все больше желает уйти как можно дальше от политики, интриг и войны, о чем делится с Энакином. После этого, Энакин отправляется в Галактический Дом Оперы, куда пригласил его Палпатин, чтобы обрадовать новостью об успехе разведки, нашедшей Гривуса на Утапау, и считает Энакина достойным чести лично покончить с последним лидером сепаратистов. Между ними завязывается разговор, в котором Энакин делится своими сомнениями в решениях Совета джедаев, и это дает Палпатину возможность подстрекать Энакина на мысли, что ситхи и джедаи мало чем отличаются друг от друга, после чего делится историей о Дарте Плегасе Мудром. Согласно легенде, повелитель тьмы Дарт Плэгас был настолько могущественным и мудрым, что открыл, как использовать Силу для воздействия на мидихлорианы для создания жизни и предотвращения смерти. Он обрёл такую власть, что боялся лишь потерять её. Плэгас обучил своего ученика всему, что знал сам, и тот убил учителя, пока тот спал. Трагедия, по мнению Палпатина, заключалась в том, что Плэгас умел спасать других от смерти, а себя не смог. На вопрос о том, кто мог бы обучить техникой Плэгаса, Палпатин ответил, что только не джедай.

На одном из последних заседаний Совета джедаев, Энакин говорит про данные разведки, перехватившее сообщение от председателя Утапау Тиона Медона, и что канцлер просит Энакина возглавить операцию по поимке Генерала Гривуса. Однако Мейс Винду прямо отвечает, что решение о назначении главы операции на Утапау в ведении Совета, а не канцлера, после чего было принято решение об отправке на Утапау Оби-Вана Кеноби. Перед отправкой учителя на задание, Энакин извиняется перед ним за несдержанность. Оби-Ван говорит, что Энакину нужно больше терпения и тогда он сможет занять место в Совете в качестве магистра. На звездолете 212-ого батальона под командованием клона-командира Коуди, Оби-Ван разработал план, по которому магистр-джедай первым отправится на планету, и как только «войдет в контакт» с местным правительством, солдаты-клоны должны начать атаку.

Прибыв на Утапау и получив нужную информацию от председателя, Оби-Ван отзывает свой истребитель обратно к Коуди, а сам, обманув дроидов-охранников, Кеноби украл варактила по имени Бога, Силой заставив его доверять ему, чтобы быстро передвигаться на животном в поисках Гривуса. Обнаружив генерала-киборга, он остался с Гривусом один на один и сошелся в поединке. Генерал встречает оппонента, приказав остальным лидерам Конфедерации бежать в систему Мустафар, и решается сражаться с джедаем на световых мечах. Когда 212-й батальон и сводные части 501-го Легиона успешно начали атаку против сепаратистов, Оби-Ван, воспользовавшись тем, что Гривус отвлёкся, применил на нём толчок Силы, лишивший Гривуса мечей, но киборг сумел бежать. Кеноби бросился за ним. Погоня закончилась на посадочной платформе с истребителем самого Гривуса, где и завершилась дуэль. Кеноби использовал бластер главы сепаратистов и выстрелил ему прямо в незащищенное место на груди, где находился мешочек из синтетической кожи с живыми органами.

Вести о начале битвы дошли до Совета, и Винду отправляет Энакина к канцлеру с этими вестями, так как если после смерти Генерала он не снимет с себя официальные полномочия, Орден и Сенат имеют права сместить его с поста. Во время разговора с Палпатином Энакин в одночасье понимает, что канцлер и есть тот самый Владыка ситхов, о котором граф Дуку говорил Оби-Вану на Джеонозисе и стоявшим за блокаду Набу Торговой Федерацией — Дарт Сидиус. Палпатин рассказывает Энакину о могуществе Тёмной стороны Силы и умоляет использовать его знания, чтобы спасти Падме. Но Энакин собирается выдать Палпатина Совету джедаев, как того требует Кодекс, по которому он и не убил канцлера на месте.

Узнав от Скайуокера страшную правду, Мейс Винду, почувствовав сильное смятение, отдал Скайуокеру приказ оставаться в Храме, отправился арестовывать канцлера вместе с тремя мастерами-джедаями: Агеном Коларом, Сэси Тийном и Китом Фисто. Палпатин не стал отпираться, практически сразу обнажив красный световой меч. Три спутника Винду пали от руки Палпатина в течение нескольких коротких секунд, но Мейс вступил в равную битву с Сидиусом. Они дрались, пока мастер-джедай не получил преимущество и не направил своё оружие на горло поверженного ситха, готовясь убить его, чтобы не допустить возврата к деспотии ситхов. Прибывший в офис канцлера Энакин видел, как Палпатин применил против Винду молнии Силы, но джедай защитил себя световым мечом, и под чудовищным воздействием своих же молний тело Сидиуса было изуродовано. Огромные усилия, вызванные противостоянием возбудили Винду, что привило ему навязчивую мысль, будто ситха нужно неминуемо убить. Но в этот момент наконец вмешался Энакин, говоря, что это идет вразрез с Кодексом, и что кем бы ни был Палпатин, он должен быть осужден. Мейс не вслушался в слова Энакина, говоря что Сенат в его власти и судить его не удастся, и в тот момент, когда меч Винду стремительно опускался на перепуганное лицо Сидиуса, Скайуокер перехватил его, отрубив правую руку. Прежде чем тот смог защититься, Палпатин использовал Молнию Силы и выбросил мастера-джедая в разбитое окно.

Осознав всю важность своего поступка, Скайуокер испытал глубочайшее чувство вины и раскаяния, но был слишком ошеломлён и эмоционально опустошен, чтобы сопротивляться Палпатину, который объяснил всё случившееся предназначением Энакина. Потом ситх убедил джедая принять Тёмную сторону и стать его учеником. Тот согласился выполнять любые его приказы; всё, чего он хотел, — сохранить жизнь Падме Амидалы. Палпатин обещал помочь ему раскрыть секрет, тем самым признав, что не имел власти над смертью. Тогда Энакин Скайуокер примкнул к ситхам, а Сидиус дал ему новое имя, которое впоследствии будет внушать страх всей Галактике — Дарт Вейдер.

Палпатин понимал, что пришло время действовать. Он объявил всех джедаев, включая Оби-Вана Кеноби, врагами Республики и поручает своему новому ученику возглавить атаку на Храм Джедаев, чтобы уничтожить «зло» в его главном гнезде, а после лететь на вулканическую планету Мустафар, где находятся остатки правительства Конфедерации. Сам же канцлер обращается ко всем клонам-командирам на фронте с Приказом 66, согласно которому джедаи объявлялись изменниками Галактической Республики и требовал их немедленного и беспрекословного уничтожения. Так началось Великое истребление джедаев, а позже и Галактическая гражданская война. Ничего не подозревающие рыцари и магистры внезапно подвергались атаке солдат-клонов, не успевая оказать какое-либо сопротивление. Смерти стольких адептов Светлой стороны, включая уже неисчислимое количество убитых на войне, вызывает сильнейшую рану в Силе, которую сильнее всего ощущает Йода. А на Корусанте, Дарт Вейдер и отозванные с фронта части 501-го Легиона провели операцию «Падение Рыцарей», атаку на Храм Джедаев, где Вейдер и его солдаты убивают всех в Храме Джедаев. Некоторые дети-юнлинги бросались к Вейдеру за помощью, не подозревая, что именно он, член Совета, предал Орден, от чего погибают от светового меча, тем самым став частью древнего ордена ситхов и пройдя древний обряд крещения кровью. Вскоре над Храмом поднялся столб дыма, хорошо видимый из здания Сената. Перед отлётом на Мустафар, ситх повидался с женой и сообщил ей о своей новой миссии, призванной положить конец войне, и что джедаи собирались совершить переворот. Собираясь уходить, Вейдер убедил Падме, что всё будет хорошо, и попросил ждать его.

Когда был отдан Приказ 66, Кеноби чудом избежал смерти от рук собственных солдат-клонов: выстрел из AT-TE был произведен с большого расстояния, и Бога приняла его на себя, Оби-Ван вместе с ящерицей упал в озеро. Приказ стрелять отдал лично командир Коуди, друг мастера-джедая в течение последних лет войны. Восстановив силы, Кеноби скрылся, воспользовавшись истребителем Гривуса. С борта истребителя Гривуса Кеноби связался с сенатором Бейлом Органой, который видел деяния 501-го Легиона в Храме Джедаев и подобрал спасательную капсулу Йоды с Кашиика, откуда ему помогли бежать Тарффул и Чубакка, два воина-телохранителя вуки. На флагмане Органы «Тантив IV», Оби-Ван и Йода решают отправиться в разрушенный Храм, откуда поступает сообщение об окончании войны и что джедаи могут вернуться на Корусант.

Почти одновременно происходят три знаменательных события: перебив охрану клонов и проникнув в Храм, Оби-Ван перезаписывает сообщение, говорящее джедаям скрываться от агентов Республики. Напоследок он решается посмотреть запись камеры безопасности Храма чтобы понять, почему у многих погибших, включая юнлингов, раны от светового меча. Запись показала Энакина, убивающего джедаев, а потом склоняющегося перед Палпатином, который объявил его своим новым учеником. Оби-Ван в шоке от увиденного, но Йода убеждает его, что они должны уничтожить ситхов. Оби-Ван просил отправить его к Палпатину, так как Энакина считал своим братом и не мог убить. Йода сказал, что Сидиус слишком силен для Кеноби и что Энакин уже не тот мальчик, которого он обучал, а поглощён Дартом Вейдером. И они разделились. Тем временем, Палпатин созывает экстренное заседание Галактического Сената, на котором он рассказывает о мятеже джедаев и утвердив свою власть и положение, Палпатин под предлогом мнимого мятежа и остатков сепаратистов издал Декларацию Нового порядка и провозгласил себя Императором, а Галактическая Республика, существовавшая 25 000 лет, была реорганизована в «первую Галактическую империю». Падме Амидала сказала, что под гром аплодисментов умерла свобода. На Мустафаре Вейдер оставил R2-D2 внутри истребителя, а сам, использовав коды Сидиуса, чтобы пройти систему безопасности сепаратистов, проник в зал совещаний, закрыл все двери и хладнокровно вырезал всех советников до единого. Остался один только Нут Ганрей, бывший союзник Сидиуса, оккупировавший Набу тринадцать лет назад и несколько раз пытавшийся убить жену Скайуокера во время Войн клонов. До самой смерти он пребывал в уверенности, что Лорд Сидиус выполнит своё обещание и оставит сепаратистов в покое. С убийством наместника Торговой Федерации, Конфедерация независимых систем прекратила своё существование. Когда миссия была выполнена, лорд ситхов молча покинул комнату. Снаружи, глядя на переменчивый вулканический ландшафт, Вейдер проанализировал собственные изменения и убедил себя в том, что все его действия были продиктованы заботой о благе Республики, хотя внутри него бушевал конфликт, так как внутри он понимал, что Падме никогда не простит ему содеянное.

Воспользовавшись чутьем, Оби-Ван отправляется к Падме, чтобы узнать где Энакин. Именно Оби-Ван рассказал Падме правду. Он рассказал ей о голограмме, которую видел Кеноби, свидетельствующей о том, что именно Энакин напал на Храм Джедаев и о его переходе на сторону ситхов. Падме отказалась верить таким заявлениям, по крайней мере внешне, и не сказала Кеноби, где был Энакин, чтобы гарантировать безопасность своего мужа. Как раз тогда Кеноби обнаружил её истинные отношения с Энакином, что она беременна от него и решится сама разобраться во всем, ушел. Падме была ошеломлена. Неспособная понять ужасающую действительность, она полетела на Мустафар, чтобы удостовериться в Энакине. Без её ведома, Оби-Ван Кеноби пробрался на борт её корабля.

Дарт Вейдер связывается со своим новым учителем и констатирует, что вопрос с сепаратистами «успешно решен». Дарт Сидиус поздравляет его с восстановлением мира и безопасности в Галактике и приказал Вейдеру отправить на корабли Торговой Федерации сообщение, что все боевые дроиды должны быть немедленно отключены. После окончания сеанса связи он увидел приближающийся корабль жены и покинул бункер, чтобы встретить её. Падме встретилась с Энакином, говоря со слезами, что он терзает её сердце и пробовала убедить его перейти обратно на Светлую сторону и урезонить его, убеждая покинуть общественную службу и остаться с ней, растить ребёнка, отрекшись от Палпатина и Империи, пока это возможно. В его измененном восприятии, он сделал все это, чтобы не дать ей умереть, как матери, сделать лучшую Галактику для их союза, где им не придется прятаться от предрассудков, изменить коррумпированную Республику в справедливую Империю для их детей. Введенный в заблуждение мощью, Энакин даже обещал, что он сможет свергнуть Императора, и сделать галактику такой, какой захотят он с Падме. Падме была ошеломлена переменами в Энакине и сказала, что она не может идти с ним по выбранной дороге, и с ужасом понимает, что её возлюбленный стал монстром, против которого сражалась Республика.

Кеноби сначала оставался в убежище на корабле и слушал разговор Амидалы и Энакина. Когда он сошёл с трапа на поверхность, Энакин в гневе начал душить Падме Силой, обвиняя её в измене. Оби-Ван заставил его отпустить Падме, но Вейдер все-таки довёл её до бессознательного состояния, несмотря на мольбы жены. Вейдер, переполненный гневом и ненавистью на учителя, которого всегда считал «тормозом» его истинного потенциала, говорит, что он восстановил против него Падме, что видит лгунов-джедаев насквозь и не боится могущества темной стороны, с которой он восстановил мир, свободу, справедливость и безопасность своей новой Империи. Оби-Ван говорит, что давал присягу Республике и демократии, и что дав затуманить свой разум Сидиусом, он сам стал злом, которое поклялся уничтожить, а гнев и неутолимая жажда власти отняли у него Падме. Вейдер, переполненный ненавистью, не слушал слова Кеноби и «констатировал факт»: если Оби-Ван не на его стороне, значит он ему враг. Тогда Оби-Ван Кеноби решил, что поединок — единственный выход, так как «только ситхи все возводят в абсолют». С акробатической ловкостью Вейдер прыгнул в сторону Кеноби и началась невероятная дуэль, которая во многом определила судьбу Галактики.

Одновременно с этим, магистр Йода прибыл в офис Императора под Великой палатой созыва Галактического Сената. Сидиус выпустил в Йоду молнии Силы, но великий джедай быстро пришел в себя и отрезал ситху путь к отступлению. Понимая, что придется бороться с мастером, Сидиус в ответ зажег свой спрятанный клинок, так, два величайших адепта Светлой и Тёмной сторон столкнулись в титаническом сражении, перетекшее в Великую палату созыва. Оба стоили друг друга, показывая как мощь и знание Силы, так и искусство боя на световых мечах. Сражение окончилось ничьей, когда мощный заряд молнии Силы вернулся к Палпатину и отбросил сражавшихся друг от друга. Сидиус смог взобраться на летающую платформу, а Йода упал вниз. Мастер-джедай осознал, что Палпатина нельзя победить в открытом противостоянии, и возобновление поединка приведет лишь к ничьей, тем более, что солдаты-клоны были уже близко, а Рана в Силе изрядно ослабила его. Йода бежал. «Я в изгнание отправиться должен, фиаско я потерпел», — заявил он Бейлу Органе, вывезшему его на своем спидере. Сидиус чувствовал, что владыка Вейдер в смертельной опасности и потому поручил приготовить его транспортный корабль.

Битва между Энакином и Оби-Ваном была тяжелой и эпичной. Оказавшись в комнате управления, дуэлянты случайно дезактивировали энергетический щит, который защищал комплекс от раскалённой лавы. Переместившись к системе сбора лавы, они были вынуждены избегать огневого дождя. За время схватки структура комплекса стала постепенно разрушаться из-за веса конструкции и высокой температуры. Бой продолжился на структурах фабрики, где Вейдер и Оби-Ван оказались в огненной ловушке на одной из структур комплекса, отвалившейся от фабрики и упавшей в лаву. Кеноби приготовился, и прыгнул на одну из платформ, плавающих по лаве. Вейдер использовал Прыжок Силы и оказался на собиравшем минералы дроиде, где он продолжил свою схватку с Оби-Ваном. Кеноби говорил, что он подвел его и что из него вышел плохой учитель, как бы оправдываясь перед Квай-Гоном Джинном, своим наставником, который перед смертью взял с Оби-Вана обещание обучить мальчика. Энакин лишь говорит своему старому наставнику, что ему пришел конец. Битва окончилась на её берегу, куда Кеноби прыгнул, чтобы оказаться выше своего оппонента. Он умолял Вейдера признать поражение и уйти с тёмного пути. Ведомый бесконечной гордостью и кипящим гневом, Вейдер проигнорировал тактическое преимущество Кеноби и также попытался прыгнуть, чтобы продолжить дуэль, но был встречен лезвием джедая, отсёкшим обе ноги и левую руку. Скатившийся вниз Энакин пытался ползти вверх с помощью остатков своей механической руки. Оби-Ван с горечью смотрел, как Вейдер пытался взобраться на берег, его бывший ученик кричал, что ненавидит его. Кеноби глянул на него с печалью в глазах. Оби-Ван подобрал световой меч Энакина и предоставил Силе решать судьбу бывшего ученика, говоря что он был ему любим как брат, и что он был избран Силой, чтобы уничтожить ситхов и установить баланс в Великой Силе. Вскоре после этого от лавы загорелась одежда Вейдера и частично сожгла его тело. Он был практически обречён, поскольку всё больше скатывался к краю берега лавовой реки.

Падме так никогда и не узнала, что случилось с Энакином. Она никогда не видела повреждения, нанесенные мечом Кеноби или лавой Мустафара. После того как Оби-Ван победил Энакина (носившего теперь имя Дарт Вейдер) в поединке на световых мечах, магистр-джедай отвез Падме в медицинский центр на астероиде Полис-Масса, где ждали Йода и Бейл Органа. Оби-Ван думал, что его бывший ученик мертв, но он выжил. Когда пламя начало гаснуть, Вейдер поддерживал себя в живых с помощью Силы, несгибаемой воли и ненависти. Он карабкался вверх по берегу с помощью механического протеза, борясь с тяжелейшими ранами и продержался до прибытия Дарта Сидиуса и солдат-клонов, оказавших ситху первую медицинскую помощь для дальнейшей транспортировки на Корусант.

На Полис-Масса, Йода впал в медитацию, где с ним связался дух Квай-Гона Джинна, открывший путь Живой Силы, который позволяет адептам Светлой стороны жить после физической смерти и эти знания помогут в будущих сражениях с ситхами. Йода решается стать учеником Квай-Гона и искупить своё фиаско за поражение в дуэли с Сидиусом. Когда Оби-Ван приносит Падме в медицинский центр астероида, джедаи и сенатор узнают страшную новость. Несмотря на ограниченный медицинский набор на борту её судна, и полной медицинской помощи в медцентре на Полис-Масса, жизненные силы Амидалы продолжали истощаться. Там бригада врачей пробовала спасти её, но они обнаружили, что она умирала, «потеряв волю к жизни». Оби-Ван был рядом с Падме во время её родов и видел как родилась, как оказалось, двойня Энакина - Люк и Лея. Падме Амидала умерла, лишь сказав Оби-Вану, что в её муже еще теплится добро.

Энакин был доставлен на шаттле Императора в Центр хирургической реконструкции императора Палпатина. Император приказал механическим дроидам держать Вейдера в сознательном состоянии во время крайне болезненной операции, чтобы боль питала его гнев, а значит и силу. На него надевают чёрные, бронированные доспехи, которые теперь будут служить ему опорой и системой жизнеобеспечения. И хотя молодой ситх всё ещё оставался чрезвычайно могущественным, Сидиус знал, что перенесенные раны отняли у Вейдера большую часть потенциала. После возрождения в качестве киборга, Вейдер спросил у своего хозяина об Амидале. Сидиус сказал, что он убил свою жену в гневе. Разгневанный, Дарт Вейдер разнес часть операционной машины мощным всплеском Силы. Лорд ситхов, винящий себя в смерти возлюбленной, потерял весь смысл существования, кроме одного — служения своему учителю и созданной не без его участия Галактической Империи.

По пути на Набу, Оби-Ван, Йода и Бейл Органа приняли решение о разделении детей Энакина Скайуокера, чтобы уберечь их от ситхов. Было решено, что девочку возьмёт в свою семью сенатор Органа, в то время, как Оби-Ван Кеноби передаст мальчика на Татуин его дяде и тёте (Оуэну и Беру Ларсам) и будет приглядывать за ним. Тогда же Йода, готовящийся отправиться в изгнание на планету Дагоба, сказал Оби-Вану про Квай-Гона и что теперь они оба его ученики по познанию Живой Силы.

Падме Амидала, бывшая королева и сенатор Набу, была захоронена в Тиде. Вслед за гробом Амидалы по улицам Тида шла целая похоронная процессия, состоявшая из членов её семьи, королевы Апалайны, Королевского консультативного Совета, Босса Насса, Джа-Джа Бинкса и её служанок, которые действовали как двойники. Подвеска из дерева джапор, которую ей подарил Скайуокер при их первой встрече, лежала у неё в руках.

Дарт Вейдер и император Палпатин хоть и подчинили себе Галактику, но оба были ослаблены и обезображены, и потому решили установить порядок в Империи не силой, а страхом перед силой, пользуясь созданной Сепаратистами технологией — Звездой Смерти.

Наследие Энакина Скайуокера было сохранено в разных частях Галактики: Лея стала дочерью Бейла Органы, который воспитает её молодым и энергичным политиком, которым была её мать, а её брат Люк стал воспитанником сводного брата его отца, а Оби-Ван «Бен» Кеноби стал его хранителем, пока время для Новой Надежды не придет…

Выпуск

Премьера «Мести ситхов» прошла на 58-м Каннском кинофестивале 15 мая 2005 года. В других странах выпуск состоялся 19 мая, через шесть лет после выхода «Скрытой угрозы». Экономика США потеряла 627 миллионов долларов из-за того, что большинство рабочих взяло отпуск или больничный, чтобы посмотреть этот фильм. Копия «Мести ситхов» в сетях P2P оказалась в сети через час после премьеры фильма в кинотеатрах.

«Месть ситхов» — первый фильм в саге, получивший рейтинг PG-13 от организации MPAA, официально за «насилие и некоторые изображения жестокости» (имелись в виду муки Вейдера в огне).

DVD выпуск

«Месть ситхов» был выпущен на DVD 1 ноября 2005 в США и Канаде на двух дисках. В отличие от прочих DVD-выпусков, в которых Лукас больше старался сделать DVD-фильм отличающимся от того, что показывали в кинотеатрах, «Месть ситхов» на DVD практически не отличалась от прокатной версии. Интересно, что «Месть ситхов» стал первым фильмом в саге, который не выходил в формате VHS (видеокассета) в США.

DVD включает несколько фильмов, рассказывающих о пророчестве насчёт Энакина и о создании трюков. Также на диске есть несколько роликов о съёмках фильма. Как и другие DVD-выпуски, «Месть ситхов» содержит комментарии Джорджа Лукаса, Рика Маккаллума, Роба Колмана, Джона Нолла и Роджера Гайетта, шесть вырезанных сцен со вступлениями Джорджа Лукаса и Рика Маккаллума. Игровая демо-версия Xbox игры Star Wars: Battlefront II и рекламный ролик PC игры Star Wars: Empire at War уместились на втором диске.

DVD содержит пасхальное яйцо — видеоклип танцующего хип-хоп Йоды.

Съёмки

В 1973 году Джордж Лукас написал весь сюжет саги в форме краткого наброска. Позже он сказал, что во время создания концепции саги он не обращал внимания на детализацию событий — только на главные поворотные моменты серии. По словам Лукаса, данный эпизод, прежде всего, «история о том, как и почему хороший человек постепенно превращается в плохого». В 2003 году он переписал свои записи, описывающие события Эпизода III, в сценарий; позже драматург Том Стоппард отредактировал сценарий и улучшил диалоги. В то время, как шли съёмки, фанаты очень долго обсуждали название фильма; самые известные варианты были «Восстание Империи», «Скрывающийся страх» и «Рождение Империи». В конечном счёте, «Месть ситхов» — одно из предполагаемых названий — стало официальным.

После того, как был принят ранний вариант сценария, художники приступили к продумыванию различных путей создания эффектов и сцен, которые должны были появиться в фильме. Для создания Кашиика художники использовали некоторые идеи из телевизионной серии Звёздных войн «The Star Wars Holiday Special», вышедшей в 1978 году. В течение нескольких месяцев Лукас просматривал сотни дизайн-проектов, которые могли попасть в фильм. Позже он перепишет целые сцены и эпизоды действия, чтобы использовать понравившиеся дизайн-проекты. На основе всех избранных дизайнов были созданы их компьютерные версии, известные как «аниматики». Бен Бертт вместе с Лукасом создавали подобные сцены, чтобы увидеть их до того, как начнутся съёмки самого фильма. Предвизуализация показывала сцену с созданными с помощью компьютера окружением и персонажами. Стивен Спилберг также помогал отделам художников и предвизуализации для создания некоторых сцен. Позже на основе материалов предвизуализации строились различные декорации, создавались необходимые предметы и шились костюмы.

В это время актёры Хейден Кристенсен и Юэн Макгрегор активно тренировались с постановщиком трюков Ником Гиллардом, чтобы исполнить важнейшую во всей саге дуэль на световых мечах. В дополнение к собственно съёмкам в фильме, они постоянно репетировали дуэль друг с другом на протяжении многих месяцев. Как и в предыдущих двух приквелах, все битвы на световых мечах актёры выполняли сами. В результате многомесячной практики скорость Энакина и Оби-Вана во время дуэли та же, что и в фильме, без цифрового ускорения. Тем не менее, из сцены были удалены отдельные кадры, чтобы ускорить некоторые атаки.

Первая снятая сцена, ставшая финальной сценой в фильме, была снята ещё в 2000 году во время съемок «Атаки клонов». Но основные съёмки начались 30 июня 2003. Фильм был полностью снят в павильонах Fox Studios Australia в Сиднее, хотя задние планы для сцен снимались по всему миру. Горы, которые видны на Кашиике, были сняты в Пхукете (Таиланд). Съёмочной команде повезло заснять извержение вулкана Этна в Италии, который позже был добавлен в сцены на Мустафаре.

«Месть ситхов» стал первым фильмом в саге, в котором роли Энакина Скайуокера и Дарта Вейдера исполнял один и тот же актёр. По словам Хейдена Кристенсена, вначале предполагалось просто надеть костюм Дарта Вейдера на «любого высокого парня». Но после «уговоров и мольбы» актёра Джордж Лукас согласился сделать костюм Вейдера специально под Кристенсена. Кристенсену (который на 15 см ниже Дэвида Проуза) приходилось смотреть сквозь мундштук шлема.

Во время съемок ключевых сцен Лукас обычно использовал термины «камера А» и «камера В», или «техника V» — процесс, который включает съёмку с двумя и более камерами в одно и то же время с разных углов.

Использование HD технологии позволило отправлять отснятый материал на монтаж непосредственно в день съёмок. Так, сцены на Мустафаре были сразу же посланы Роджеру Бартону, который находился в Сиднее, остальные сцены отправлялись Бену Бертту в Калифорнию.

Отдел спецэффектов начал работу ещё во время съемок фильма и продолжил после их окончания. Спецэффекты были созданы с использованием практически всех известных форматов, включая модельную работу, CGI и практические эффекты. Добавление созданных эффектов в фильм заняло более двух лет. «Месть ситхов» поставил рекорд по числу спецэффектов в одном фильме: 2 151.

Как сообщается в фильме «Within a Minute», бонусном ролике на DVD, в «Мести ситхов» были задействованы 910 художников и 70 441 человеко-часов для создания дуэли на Мустафаре.

Сцена, где группа сенаторов (включая Падме) планирует организовать Альянс, чтобы предотвратить получение канцлером ещё большей власти, была удалена: в них представлялась молодая Мон Мотма в исполнении Женевьев О’Рейлли.

Фильм имеет бюджет 113 миллионов долларов, став, таким образом, наиболее затратным фильмом из всех трёх приквелов.

Переиздание в 3D

28 сентября 2010 года было объявлено, что все шесть фильмов будут преобразованы в 3D-формат. Их планировалось переиздавать в порядке внутренней хронологии, начиная с первого эпизода, который был выпущен в феврале 2012 года. «Месть ситхов» планировалось повторно издать в октябре 2013 года, однако в связи с покупкой компанией The Walt Disney Company 30 октября 2012 года компании Lucasfilm и сообщением о выпуске нового эпизода «Звёздных войн» в 2015 году от этой идеи было решено отказаться и пустить все силы на работу над новой трилогией.

Реакция

Фильм был принят критиками и публикой намного теплее, чем предыдущие два приквела. Rotten Tomatoes выставил рейтинг 82 %, основанный на 229 обзорах, тогда как Эпизод I и Эпизод II получили 63 % и 66 % соответственно. Некоторые критики заявили, что этот фильм лучший в серии приквелов, тогда как другие заявили, что это лучший фильм со времен Эпизода V. А. О. Скотт из The New York Times сказал, что это был «лучший из четырёх эпизодов, которые снял мистер Лукас».

Больше всего критики по поводу фильма было направлено на романтические сцены. Критики считают, что Лукас отвратительно пишет диалоги. В этом покаялся и сам Лукас, когда получал награду от American Film Institute.

Также как и в предыдущих приквелах, критиковали плохую игру актёров, использование ярких эффектов и попытку быть одновременно и детским, и взрослым фильмом. Часто говорят, что фильм имеет множество дыр в сюжете. В частности, фантаст Сергей Лукьяненко опубликовал в своём блоге ироническую рецензию на фильм: «Я мстю, и мстя моя страшна». В этой рецензии Лукьяненко в пародийной форме пересказывает содержание фильма, критически отмечая недостатки сюжета (часто называя таковыми нелогичные, но укладывающиеся в концепции «ЗВ» элементы), но положительно отзываясь о технической стороне съёмок.

Макдермид в роли Палпатина был в целом положительно оценен критиками. Тодд Маккэрти из Variety комментирует: «Развлекая от начала до конца и даже приводя в восторг время от времени». Писатель из The Village Voice пишет, что «Иэн Макдермид смахивает на вампира, который предлагает вечную жизнь взамен рабства».

Рейтинги по 10-балльной шкале посетителей Internet Movie Database (на 12 апреля 2016 года):

• Скрытая угроза — 6,5
• Атака клонов — 6,7
• Месть ситхов — 7,6
• Новая надежда — 8,7
• Империя наносит ответный удар — 8,8
• Возвращение джедая — 8,4
• Пробуждение силы — 8,3

«Эпизод III» заработал около 850 миллионов долларов, став вторым по мировым кассовым сборам в 2005 году после фильма «Гарри Поттер и Кубок огня» (при этом по сборам в Северной Америки «Месть ситхов» уверенно заняла первое место).

Награды

Несмотря на положительные обзоры, «Месть ситхов» получил меньше всего номинаций по сравнению с предыдущими приквелами.

Впрочем, также фильм получил и меньше всего номинаций на антипремию «Золотая малина», только одну для Хейдена Кристенсена как худшего актёра второго плана (имелось в виду появление Кристенсена в доспехах Дарта Вейдера), которую он «выиграл». Кристенсен также получил награду «Лучший злодей» на MTV Movie Awards.

«Месть ситхов» — единственный фильм в серии «Звёздные войны», не номинированный на премию «Оскар» в категории «Лучшие спецэффекты», но тем не менее фильм был номинирован за «Лучший грим» для Дэйва Элси и Никки Гулей. Фильм выиграл награду «Лучший фильм» на People’s Choice Awards, Academy of Science Fiction, Fantasy & Horror Films, Empire Awards и Teen Choice Awards.

Актёры

• Хейден Кристенсен в роли Энакина Скайуокера / Дарта Вейдера : ставший в ходе войны рыцарем-джедаем, бывший ученик Оби-Вана. После того, как он узнаёт, что его жена беременна, к нему начинают приходить видения, в которых он видит её смерть во время родов. Энакин клянётся себе, что предотвратит это любым возможным способом.
• Натали Портман в роли Падме Амидалы: тайная жена Энакина; недавно забеременела. Как сенатор Набу, она внимательно следит за растущей властью канцлера Палпатина.
• Юэн Макгрегор в роли Оби-Вана Кеноби: генерал Галактической Республики и мастер-джедай, занимающий место в совете джедаев. Он также путешествует и выполняет поручения с его другом и бывшим падаваном Энакином Скайуокером.
• Иэн Макдермид в роли Палпатина / Дарта Сидиуса: как канцлер Галактической Республики, Палпатин отдаёт приказ начать Войны клонов против сепаратистов. Сенат даёт канцлеру всё больше и больше власти. Совет джедаев с недоверием наблюдает за ним, также как и он за ними, доверяя только Энакину Скайуокеру.
• Сэмюэл Л. Джексон в роли Мейса Винду: мастер-джедай, глава Совета ордена джедаев, умелый дипломат, опытный воин и генерал в Войнах клонов.
• Кристофер Ли в роли графа Дуку / Дарта Тирануса: ученик Дарта Сидиуса, бывший ученик Йоды, лидер сепаратистов и начальник генерала Гривуса.
• Энтони Дэниелс в роли C-3PO: персональный дроид Падме.
• Кенни Бейкер в роли R2-D2: астродроид Энакина, который путешествует вместе с ним в его миссиях.
• Питер Мейхью в роли Чубакки: один из вуки, дружащих с Йодой; принял активное участие в битве за Кашиик.
• Джимми Смитс в роли Бейла Органы: сенатор Галактической Республики и сторонник джедаев, которые пострадали от канцлера Палпатина.
• Темуэра Моррисон в роли командира Коуди и других клонов: Коуди и другие клоны — солдаты армии Республики. Они клоны охотника за головами Джанго Фетта.
• Джоэл Эдгертон в роли Оуэна Ларса: сводный брат Энакина Скайуокера
• Бонни Писс в роли Беру Ларс: супруга Оуэна Ларса
• Силас Карсон в роли Ки-Ади-Мунди: мастер-джедай, член Совета джедаев. Гибнет в результате «приказа 66»
• Уэйн Пиграм в роли Уилхуффа Таркина
• Фрэнк Оз озвучил Йоду: мастер-джедай (магистр), мудрый член совета джедаев. Йоде уже около 900 лет. Он друг и учитель для многих джедаев. Он играет главную роль в битве за Кашиик.
• Мэттью Вуд озвучил генерала Гривуса: генерал армии дроидов. Служит графу Дуку и Дарту Сидиусу.

В конце фильма по задумке Джорджа Лукаса Квай-Гон Джинн учит Йоду и Оби-Вана Кеноби, как общаться с людьми после смерти. Этот эпизод был снят, но в итоге Лукас вырезал его из фильма.

Джеймс Эрл Джонс, возможно, озвучил Дарта Вейдера в заключительных сценах фильма, но в титрах он не указан, а сам актёр однозначно не подтвердил эту информацию.

В роли новорождённых Люка Скайуокера и Леи Органы был снят сын редактора фильма Роджера Бартона.

Первоначально для озвучки Гривуса приглашали Гэри Олдмена, который даже согласился. Но узнав о том, что контракт противоречит правилам Гильдии актёров, в которой он состоит, он вынужден был отказаться.

Камео

Джордж Лукас появляется в сцене во время оперы на Корусанте как синелицый барон Папаноида. Это первое появление Лукаса в саге. Его трое детей также сыграли камео: его сын, Джетт, стал Зеттом Джукассой, погибающим джедаем, который защищает Храм Джедаев от клонов; его дочь, Аманда, персонаж Терр Танеел, можно увидеть на голограмме системы безопасности; дочь Кэти, синекожая Чи Икуэй, которую можно увидеть, когда Палпатин, спасённый джедаями, приходит в Сенат.

Когда Энакин, Оби-Ван и Палпатин прибывают на шаттле в доки Сената, на заднем плане можно заметить звездолёт «Сокол тысячелетия», приземляющийся на одну из платформ

Ник Гиллард, постановщик трюков, сыграл джедая Кина Драллига.

Джереми Баллоч (Боба Фетт в оригинальной трилогии) сыграл роль капитана Колтона.

Русский дубляж

• Андрей Зайцев — Энакин Скайуокер/Дарт Вейдер
• Евгений Иванов — Оби-Ван Кеноби
• Светлана Кузнецова — Падме
• Вадим Яковлев — верховный канцлер Палпатин
• Сергей Воробьёв — Мэйс Винду
• Андрей Тенетко — сенатор Бэйл Органа
• Борис Смолкин — Йода
• Валерий Кухарешин — C-3PO
• Аркадий Волгин — граф Дуку
• Станислав Концевич — генерал Гривус
• Игорь Лифанов — Нут Ганрей
• Валерий Соловьёв — командир Коди
• Вадим Гущин — капитан Тайфо/Тион Медон

Фильм дублирован компанией «Невафильм» по заказу «Двадцатый Век Фокс СНГ» в 2005 году.

• Режиссёр дубляжа — Мария Соловцова
• Переводчик — Ольга Воейкова
• Автор синхронного текста — Елена Ставрогина
• Звукорежиссёр — Оксана Стругина
• Звукомонтажёры — Нина Гамбарян, Татьяна Гожикова, Светлана Иванова
• Менеджер проекта — Ирина Гаевская

Кинематографические и литературные намёки

В «Мести ситхов» множество ссылок на различные фильмы, мифологические мотивы, военные события и другие подобные эпизоды.

Внешний вид и поведение Палпатина делает его похожим на Доктора Мабузе в фильмах Фрица Ланга). Энакин похож на злобного героя Ротванга из фильма Ланга «Метрополис»). Энакин и Ротванг носят перчатку на одной и той же руке и стремятся уберечь свою любовь). Также Ротванг смастерил себе андроида, очень похожего на C-3PO.

Многое в фильме похоже на Шекспировского «Отелло». В «Отелло» Яго манипулирует главным героем, заставляя его поверить, что его жена изменила ему с его командиром. В «Мести ситхов» Энакин верит, что Падме предала его Оби-Вану (и, как и Отелло, пытается её задушить).

Некоторые моменты сюжета, включая создание Палпатином его собственного «монстра» (Дарта Вейдера), и особенно последняя сцена, очень похожи на сюжет «Франкенштейна». Палпатин дает умирающему Энакину вторую жизнь, заменяя отрезанные части тела протезами.

Лукас называет переход Энакина на тёмную сторону Фаустовской «сделкой с дьяволом».

Ссылки на оригинальную трилогию

• Оби-Ван, сражаясь с генералом Гривусом, убивает его с помощью бластера. После этого он, с негодованием смотря на бластер, бормочет себе «Как неэстетично» (англ. So uncivilised). Это прямая ссылка на начало «Новой надежды», когда Оби-Ван, описывая световой меч, говорит: «…не такой неуклюжий и ненадёжный, как бластер. Изящное оружие, для более цивилизованного века» (англ. Not as clumsy or random as a blaster; an elegant weapon for a more civilized age). Во время начальной битвы Энакин говорит: «Сейчас пойдёт потеха». Хан Соло произносит то же самое в похожей ситуации в «Новой надежде».
• Известная фраза «У меня очень нехорошее предчувствие…» (англ. I’ve got a bad feeling about this), употребляемая в каждом фильме саги, также присутствует в «Мести ситхов», и даже в некоторых играх серии «Звёздные Войны».
• Также посадку «Сокола» можно увидеть, когда показывают сенаторский дворец с высоты птичьего полёта.
• Развязка фильма напоминает развязку VI эпизода. В ней точно так же участвуют три персонажа, меняется только персонаж-джедай (Люк Скайуокер на магистра Винду). Палпатин бьёт молниями Винду (в оригинальной трилогии — Люка Скайуокера). Жертва просит помочь Энакина Скайуокера/Дарта Вейдера. И Энакин/Вейдер предаёт своего союзника. Также похожи обстоятельства смерти Палпатина и Мэйса Винду — оба сброшены с большой высоты.

Новеллизация

Новелизацией фильма занимался Мэтью Стовер. В книге гораздо больше диалогов, чем в фильме, включая разговор между Графом Дуку и Дартом Сидиусом, в котором читатель может понять, что Сидиус много лгал Дуку о том, какова будет Империя на самом деле. В книге также множество небольших деталей, которые будут интересны фанатам Звёздных Войн. Например, позывной Энакина в битве за Корусант Красный 5, ссылка на позывной Люка в битве за Явин. В некоторых моментах, таких как арест канцлера Палпатина или сражение магистра Йоды с Императором, книга немного противоречит фильму. Объясняется это тем, что в Lucasfilms до конца правили сценарий фильма.

Также в книге гораздо более жестоко показана резня в храме джедаев. В романе много описаний мыслей персонажей и их чувств, к тому же детально разобраны отношения между Энакином и Палпатином.

Видеоигра

Игра, основанная на фильме, вышла 5 мая 2005, за две недели до фильма. Игра содержит практически все сцены из фильма. Стиль игры в основном представляет собой сражения на световых мечах в роли Энакина или Оби-Вана. Также присутствует режим игры вдвоем «Против друг друга» и «В команде». Одной из возможностей в игре является альтернативная концовка, в которой Энакин убивает Оби-Вана, после чего, получив от Палпатина красный меч, убивает и его, став правителем галактики.

Ссылки

• «Звёздные войны. Эпизод III: Месть ситхов» (англ.) на сайте Internet Movie Database  (Проверено 27 ноября 2012)

• [www.starwars.com/episode-iii/ Звёздные войны. Эпизод III: Месть ситхов] на [www.starwars.com/ StarWars.com]
• Звёздные войны. Эпизод III: Месть ситов (рус.) на Вукипедии: Вики о Звёздных Войнах

Отрывок, характеризующий Звёздные войны. Эпизод III: Месть ситхов

И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.