Эпикопея

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</td>

   </tr>
Эпикопея
Самец и самка
Научная классификация
Царство: Животные
Тип: Членистоногие
Класс: Насекомые
Подкласс: Крылатые
Надотряд: Новокрылые насекомые
Отряд: Чешуекрылые
Подотряд: Хоботковые
Семейство: Эпикопеиды
Род: Эпикопеи
Вид: Эпикопея
Латинское название
Epicopeia mencia
Moore, 1874

Эпикопея[1][2] или эпикопея изменчивая[3] (лат. Epicopeia mencia) — вид бабочек из рода Эпикопеи семейства эпикопеиды. Реликт третичного периода[2].

Единственный представитель на территории России тропического семейства Эпикопеиды[3], представители которого известны своим удивительным сходством с дневными бабочками — парусниками из родов Pachliopta и Atrophaneura, с которыми они обитают на одних и тех же территориях преимущественно в тропиках и субтропиках юго-восточной Азии, давая пример мюллеровской мимикрии. На юге Дальнего Востока встречаются только парусник-алкиной, которому и подражает эпикопея[1][3].





Описание

Довольно крупные бабочки с тонким, слабо опушенным телом и широкими крыльями. Размах крыльев 90—95 мм[2]. Передние крылья удлиненно-лопастевидные или треугольные, с широко округлой вершиной. Общий фон крыльев тёмно-серый или серо-чёрный. Задние крылья со слабым металлически-зеленым отблеском. Иногда обе пары крыльев имеют срединную белую перевязь, а также ряд белых пятен на передних крыльях. Задние крылья зауженные, вырезанные по наружному краю и несут длинные хвостики, образованные за счет удлинения жилок M1-M5. По наружному краю задних крыльев проходит двойной ряд красных пятен.

Голени задних ног с 2 парами шпор. Глаза крупные округлые голые. Хоботок голый. Губные щупики хорошо развитые, загнуты вверх. Усики двоякогребенчатые. Тимпанальный аппарат расположен на II сегменте брюшка[2][4].

Ареал

Основной ареал эпикопеи охватывает юг Дальнего Востока России (юг Хабаровского края и Приморье[2]), Северо-Восточный, Северный и Восточный Китай, Корею и Тайвань. На северо-восточной окраине своего ареала вид представлен отдельными локально распространёнными популяциями. Такой характер распространения свидетельствуют о древнем, реликтовом характере существования данного вида в современной приамурской фауне[3].

На территории России стабильная популяция вида обитает на Гайворонской сопке — село Гайворон, Спасский район. Ближайшие к Гайворонской сопке места обитания в Спасском районе известны по единичным находкам у сел Кронштадка, Нововладимировка (находки 19751976 годов) и Татьяновка. За пределами Спасского района в Приморском крае вид найден в окрестности с. Шмаковки, города Арсеньева и с. Верхний Перевал (Пожарский район), а также в окрестностях пос. Вяземский (юг Хабаровского края)[3].

Бабочки встречаются в долинных широколиственных лиановых лесах.

Биология

В год развивается одно поколение[2]. Время лёта бабочек приходится на вторую-третью декаду июля[3]. Сроки отрождения бабочек сильно сжаты и период лёта очень непродолжителен — лёт происходит до первых чисел августа. Вероятно, продолжительность жизни имаго составляет всего несколько суток. В пользу такого предположения свидетельствует заметная редукция ротового аппарата бабочек, очевидно, неспособных питаться на стадии имаго. Подтверждением этому может также служить и тот факт, что к пахучим приманкам эпикопеи совершенно безразличны[3].

Бабочки встречаются в лиановых широколиственных лесах[2].

Летают преимущественно самцы вокруг близлежащих деревьев. Самки летают редко, обычно они спокойно сидят на вершинах кустов или деревьев[3]. Самцы летают на значительной высоте, проявляя наибольшую активность во второй половине дня. Некоторые особи летают на высоте до 20 метров над кронами деревьев[3]. Обычно полёт происходит непосредственно над кронами деревьев и летящие бабочки приходится преодолевают препятствия в виде высоких одиночных деревьев над кронами общего древесного яруса. Изредка самцы пикируют вниз под углом к земле, а затем взмывают вверх[3].

С наступлением сумерек активный лёт бабочек прекращается. В дождливую и прохладную погоду бабочки вообще не летают, пережидая непогоду в укромных местах. При низкой численности бабочек даже летающие особи удаётся увидеть редко, и только в отдельные дни можно наблюдать оживленный лёт самцов в местах концентрации основного числа яйцекладок, которые сохраняются из года в год[3].

Размножение

Самцы активно разыскивают неоплодотворённых самок и спариваются с ними иногда еще до того, как у самки полностью расправятся крылья и она сумеет отправиться в первый полёт. Спаривание происходит обычно на стеблях высоких травянистый растений, куда взбираются только что отродившиеся самки, или в кронах деревьев. Вероятно, самцы находят самок при помощи феромонов, выделяемых неоплодотворёнными самками, на что указывают случаи подлёта других самцов к спаривающимся парам и наблюдающиеся в естественных условиях случаи успешного спаривания самцов с самками, имеющими врожденные дефекты крыльев. Способность самцов спариваться с такими «уродливыми» самками, связана с отсутствием демонстративного брачного поведения у последних. Отсутствие такого ритуала у эпикопей подтверждается многолетними наблюдениями[3]. Самки во время копуляции очень пассивны, а самцы лишь периодически трепещут крыльями. Спаривание продолжается в течение нескольких часов, и в это время бабочки почти не реагируют на внешние раздражители, в том числе и на беспокойство со стороны наблюдателей, так что их спокойно можно взять в руки[3].

Самки отличаются удивительной привязанностью к однажды выбранным для откладывания яиц местам, которые остаются неизменными на протяжении многих лет[3], и, как правило, представлены одними и теми же деревьями ильма. При этом высота деревьев не имеет никакого значения: будь то мелкорослый куст или высокое дерево. Единственное, что выделяет их среди других ильмов — достаточно хорошая освещенность. Предпочтение отдается деревьям, которые растут по опушкам лесов, на полянах, тогда как деревья в глубине лесных массивов, избегаются бабочками. Такая избирательность приводит к тому, что основная масса мест откладывания яиц концентрируется на немногих, пользующихся особой привлекательностью для бабочек, ильмах (вяз), находящихся на опушках леса[3].

Откладывание яиц отмечено в период с 11 по 29 июля и происходит чаще в середине дня. Найдя подходящий ильм, самка приступает к откладыванию яиц. Для этого она садится сверху на лист и, подгибая брюшко под грудь, прижимает его к нижней поверхности листа, куда и приклеивает свои яйца, светло-желтого цвета, шаровидной формы и слегка уплощенные на вершине. Яйца размещаются на нижней поверхности листа в один слой. Самка откладывает от 51 до 243 яиц. Стадия яйца длится от 6 до 13 дней. Отродившиеся гусеницы уже через несколько часов или на следующий день приступают к первой линьке, которая у всех гусениц одной яйцекладки обычно заканчивается через 32—34 часа после вылупления. Для линьки гусеницы собираются на нижней стороны листа кормового растения. После линьки гусеницы поедают собственный экзувий и продолжают питаться сперва мякотью листьев, оставляя только жилки (скелетируют лист), а взрослые гусеницы съедают весь лист целиком, оставляя нетронутыми только центральную жилку[3].

Внешний вид гусениц эпикопеи является весьма своеобразным из-за имеющихся на их телах белых рыхлых восковидных волокон, укрывающих толстым слоем спину и бока гусеницы. Налёт этих белых волокон чрезвычайно неясен и очень легко стирается при прикосновении к гусенице. Однако, белый налёт также быстро восстанавливается, со временем нарастая до прежней толщины. Под белым налётом основной цвет тела гусеницы желтовато-зелёный с рисунком из чёрных линий и точек[3].

Гусеницы живут колониями, во время кормления и отдыха располагаясь исключительно на нижней стороне листьев и держатся плотными группами. В старших возрастах происходит рассредоточение отдельных особей гусениц. В первое время гусеницы обычно более активны ночью. Будучи потревоженными, гусеницы резко изгибают в сторону переднею часть тела. За время своего развития гусеницы проходят 4 линьки и, следовательно, 5 возрастов.

Продолжительность жизни 2, 3, 4 и 5 возрастов оставляет соответственно 5—6, 8—10, 14—15 и 9—12 дней[3]. На 33—37 день после рождения гусеницы заканчивают своё индивидуальное развитие и в конце августа — первой половине сентября спускаются на шелковичных нитях в лесную подстилку, где и окукливаются. Взрослая, готовая к окукливанию гусеницу отличается заметно укороченному телом и очень высоким, рельефным слоем белого налёта на теле. Такой утолщенный слой восковых волокон, вероятно является пассивной защитой гусениц от хищников. Перед окукливанием гусеницы перестают питаться и могут выделять из ануса особую коричневую жидкость. Перед окукливанием гусеницы становятся беспокойными, торопливо ползают по ветвям и стволу кормового дерева. Периодически они замирают на короткий промежуток времени, а потом возобновляют движение[3]. Спустивших с кормового дерева, гусеницы отползают от него на расстояние до 60 см, и зарываются в лесную подстилку на глубину до 4,5 см. Здесь они окукливаются в лёгком шелковистом коконе белого цвета. Таким образом, основная масса куколок находится вблизи деревьев вяза, на котором ранее кормились гусеницы.

Напишите отзыв о статье "Эпикопея"

Примечания

  1. 1 2 Никитский Н. Б., Свиридов А. В. Насекомые Красной книги СССР. — Москва: Педагогика, 1987. — 176 с. — (Береги природу). — 180 000 экз.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Н.И. Кочетова,В.Н. Дыхнов, М.И. Акимушкина,. Редкие беспозвоночные животные. — Москва: Агропромиздат, 1986. — 208 с. — 180 000 экз.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 Глущенко Ю. Н., Тарасов А. А., Чистяков Ю. А. Биология эпикопеи изменчивой (Epicopeia mencia Moore) (Lepidoptera, Epicopeidae) в Приморье и необходимые меры по её охране. – Чтения памяти Алексея Ивановича Куренцова. Вып. I-II. Владивосток: ДВО РАН, 1992. С. 102–116.
  4. Определитель насекомых Дальнего Востока России. Т. V. Ручейники и чешуекрылые. Ч.5. / под общ.ред. П. А. Лера. — Владивосток: «Дальнаука», 2005. — С. 403—407. — 575 с. — 500 экз. — ISBN 5-8044-0597-7.

Отрывок, характеризующий Эпикопея


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.