Эпимах-Шипило, Бронислав Игнатьевич

Бронислав Игнатьевич Эпимах-Шипило
белор. Браніслаў Ігнатавіч Эпімах-Шыпіла
Бронислав Игнатьевич Эпимах-Шипило
Дата рождения:	4 сентября 1859(1859-09-04)
Место рождения:	хутор Судиловичи, Лепельский уезд, Витебская губерния, Российская империя, (ныне — д. Будьковщина, Полоцкий район, Белоруссия)
Дата смерти:	6 июня 1934(1934-06-06) (74 года)
Место смерти:	Ленинград
Страна:	Российская империя Российская империя, СССР СССР
Научная сфера:	фольклористика, литературоведение, белорусистика
Место работы:	Петербургский университет Институт белорусской культуры
Учёная степень:	кандидат филологических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Петербургский университет
Известен как:	составитель рукописной «Беларускай хрэстаматыі»
Награды и премии:

Бронислав Игнатьевич Эпимах-Шипило (белор. Браніслаў Ігнатавіч Эпімах-Шыпіла; криптоним: Б. Э.-Ш.; 1859—1934) — белорусский литературовед, фольклорист, педагог, издатель. Профессор Императорской римско-католической духовной академии в Петербурге.

Биография

Родился 4 сентября 1859 года на хуторе Судиловичи (ныне деревня Будьковщина Полоцкого района) Лепельского уезда Витебской губернии в обедневшей католической дворянской семье. Затем семья переехала на хутор Залесье Лепельского уезда (ныне — Полоцкий район).

В 1871—1880 годах учился в Александровской гимназии города Рига. В 1880—1886 годах — на историко-филологический факультет Петербургского университета. В 1887 году получил степень кандидата историко-филологических наук.

Работал в редакции «Журнала Министерства путей сообщения». Позже — в библиотеке Петербургского университета (до 1925 года). С 1907 по 1917 год работал также в католической духовной академии. Преподавал в частной мужской гимназии при католическом приходе Святой Екатерины в Петербурге.

Был одним из лидеров белорусской общественно-политической жизни Петербурга. Являлся инициатором создания издательского товарищества «Загляне сонца і ў наша ваконца» (1906). Содействовал развитию национального самосознания у ряда будущих активистов белорусского религиозного и культурного движения — А. Станкевича, А. Цикото, М. Петровского, Я. Купалы. Поддерживал контакты с белорусскими священниками И. Белоголовым, Л. Хведько, Ф. Абрантовичем, В. Шутовичем. Являлся лидером белорусского научно-литературного кружка Петербургского университета (1912—1917).

18 июля 1930 года арестован в Минске по делу «Саюза вызваленьня Беларусі». 12 сентября 1930 года судебное дело было закрыто, учёному запретили жить и работать в Минске. Осенью 1930 года он вернулся в Ленинград.

Умер 6 июня 1934 года в Ленинграде.

Научная деятельность

Со времени обучения в рижской гимназии собирал материалы по белорусской истории, этнографии и литературе. Является составитель рукописной «Беларускай хрэстаматыі» (1889—1931), в которой собраны редкие тексты белорусской литературы XIX века. Являлся редактором первого поэтического сборника Янки Купалы «Жалейка» (1908).

Почётный член Витебской учёной архивной комиссии, участник 10-го археологического съезда в Риге (1896).

Участвовал в академической научной конференции по реформе белорусского правописания в Минске в 1926 году. В 1927—1929 годах — директор комиссии Института белорусской культуры по созданию словаря белорусского языка.

Награды

Награждён орденами Святой Анны ІІІ степени (1899), Святой Анны ІІ степени (1910) и Святого Владимира IV степени (1917).

Память

В 1998 году в ветринской средней школе был учрежден музей Б. И. Эпимаха-Шипилы.

В 2006 году в Залесье на месте бывшей родовой усадьбы Б. И. Эпимаха-Шипилы был установлен памятный знак.

Литература

• Браніслаў Эпімах-Шыпіла: чытанні, прысвечаныя 140-годдзю з дня нараджэння… [Тэксты дакладаў] // На шляхах да ўзаемаразумення. — Мн., 2000. — С. 253—255.
• Каўка, А. Прафесар беларускага штаба : 3 жыццяпісу Б. І. Эпімаха-Шыпілы / А. Каўка // Скарыніч. — Вып. 1. — Мн., 1991.
• Семашкевіч, Р. Браніслаў Эпімах-Шыпіла / Р. Семашкевіч. — Мінск : Навука і тэхніка, 1968. — 107, [2] с.

Ссылки

• [museum.by/be/node/4723 Адзначаем 150-годдзе з дня нараджэння Б. І. Эпімаха-Шыпілы (1859—1934)]

Отрывок, характеризующий Эпимах-Шипило, Бронислав Игнатьевич

– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.