Эпос

Э́пос (др.-греч. ἔπος — «слово», «повествование», «стих») — героическое повествование о прошлом, содержащее целостную картину народной жизни и представляющее в гармоническом единстве некий эпический мир героев-богатырей.

Происхождение

Возникновение эпоса носит стадиальный характер, но обусловлено историческими обстоятельствами. Некоторые учёные высказывают точку зрения, что героический эпос не возник в таких культурах, как китайская и древнееврейская. Однако другие ученые считают, что эпос у китайцев все-таки есть.

Зарождение эпоса обычно сопровождается сложением панегириков и плачей, близких героическому мировосприятию. Увековеченные в них великие деяния часто оказываются тем материалом, который героические поэты кладут в основу своего повествования. Панегирики и плачи, как правило, слагаются в том же стиле и размере, что и героический эпос: в русской и тюркской литературе у обоих видов почти одинаковы манера выражения и лексический состав. Плачи и панегирики сохраняются в составе эпических поэм на правах украшения.

Поэтика

Правдивость

Эпос претендует не только на объективность, но и на правдивость своего рассказа, при этом его притязания, как правило, принимаются слушателями. В своем Прологе к «Кругу Земному» Снорри Стурлусон объяснял, что среди его источников есть «древние стихи и песни, которые исполнялись людям на забаву», и добавлял: «Хотя сами мы не знаем, правда ли эти рассказы, но мы знаем точно, что мудрые люди древности считали их правдой».

Формулы

Использование формул — фундамент устной импровизационной поэзии, без которого она не может существовать. Формула — это сочетание слов, которое используется (с незначительными изменениями или без них) всякий раз, когда возникает подходящая для этого ситуация. Формула может быть короткой (из двух слов) или длинной (до десяти строк).

Средневековый эпос

Средневековый эпос — героическое народное сказание, которое создалось странствующими певцами или народом в период Средневековья. Эпос был предназначен для пения с сопровождением арфы или виолы (маленькой скрипки).

Лучше всего сохранились французские эпосы — около 100 поэм. Самая знаменитая из них — «Песнь о Роланде» — была записана во Франции в начале 12 века. В ней рассказывается о героической гибели отряда графа Роланда во время отступления Карла Великого из Испании и о мести короля франков за гибель своего племянника. Завоевательный поход в Испанию изображён в поэме как религиозная война христиан против мусульман. Роланд наделён всеми чертами безупречного рыцаря: он справедлив, всеми любим, великодушен и безумно смел, совершает необыкновенные подвиги и гибнет, чтобы не нарушить клятву верности своему сеньору.

В этой поэме отразились и любовь народа к «милой Франции», и ненависть к её врагам, и полное покорение своему господину. В поэме осуждаются те феодалы, которые предают Родину.

Немецкий эпос «Песнь о Нибелунгах» отражает события и мифы времён Великого переселения народов. Запись этой поэмы сделана около 1200 года. В ней герои совершают богатырские подвиги не для защиты родины от захватчиков, а ради личных, семейных или племенных интересов. Но в поэме отразилась и жизнь германского народа в мирное и военное время. Пышные праздники у феодалов, пиры и турниры чередуются с войнами и битвами, в которых проявляются воинская удаль, смелость и сила рыцарей.

Обычно эпосы состояли из 30-50 строф по 8 строк в каждом. Иногда актёры инсценировали содержание эпоса и давали свои представления.

Русский эпос

Направление в русской художественной литературе. Русский героический эпос представлен былинами, так назвал русские эпические сказания ученый Иван Сахаров, взяв это слово из «Слова о полку Игореве»: автор хочет начать песнь по «былинам сего времени, а не по замышлению Бояню» (впрочем, слово «былина» как обозначение эпической песни изредка встречалось и в народе: «Сказка-складка, песня-быль», но чаще эпические песни называли «старинами»). Первые записи былин были сделаны в XVII—XVIII веках: древнерусская «Повесть о Сухане»; «Сказание о хождении богатырей киевских в Царьград» (Богатырское слово); «Гистория о киевском богатыре Михаиле Даниловиче двенадцати лет»; «Сказание о князе Ставре Годиновиче»; «Сказание об Илье Муромце, Соловье-разбойнике и Идолище»; «Повесть о князе Владимире Киевском, о богатырях киевских, и о Михайле Потоке Ивановиче, и о царе Кащее Залатой Арды»; отрывок сказания об Алеше Поповиче и Тугарине; «Повесть о сильном богатыре и старословенском князе Василии Богуслаевиче» и некоторые другие.

Во второй половине XVIII века были записаны былины, входящие в сборник «Древние российские стихотворения, собранные Киршей Даниловым». На протяжении XIX—XX веков былины записывались фольклористами — П. В. Киреевским, А. Ф. Гильфердингом, П. Н. Рыбниковым, Ю. М. Соколовым, С. И. Гуляевым, А. Д. Григорьевым, А. В. Марковым, Н. Е. Онучковым и другими. Известны такие знаменитые исполнители былин как Т. Г. Рябинин, А. П. Сорокин, К. И. Романов, П. Л. Калинин, В. П. Щеголенок, А. М. Крюкова, И. А. Федосеева, М. Д. Кривополенова, Ф. Е. Чуркина и др.

Ареал бытования былин включает Печору, Мезень, Кулой, Пинегу, Зимний Берег Белого моря, западное Поморье, Северное Обонежье, Западное Обонежье, Восточное Обонежье (Пудогу), Кенозеро, Каргополье, центр Европейской части России, Урал, Сибирь, Дальний Восток, казачьи области (Дон, Нижняя Волга, Северный Кавказ и др.).

Былины, подобно эпическим произведениям других народов, исполнялись, как правило, пением под аккомпанемент музыкального инструмента — гуслей; исполнялись также и без инструментального сопровождения.

Процесс сложения былин, по мнению большинства исследователей, охватывает огромный промежуток времени, с древнейших времен (былины о Святогоре, Волхе) вплоть до 18-го века (былина о Бутмане). Всего былинных сюжетов около 70-ти, не считая былинных песен, каждый сюжет может быть представлен как в единичной записи, так и в многочисленных вариантах. Названия былин могут варьироваться. Вот список известных былин (в него не входят явные авторские былины, наподобие «Ваньки Удовкина Сына»):

Известные былины

Киевский или «владимиров» цикл

• Алёша Попович и Тугарин
• Илья и Идолище
• Ссора Ильи с Владимиром

Новгородский цикл

• Садко
• Василий Буслаев

Московский цикл

• Былина о Хотене Блудовиче
• Былина о Дюке
• Былины о Чуриле Пленковиче

Известные эпосы мира

• Манас — главный киргизский эпос, самый большой эпос в мире.
• Махабхарата — древнеиндийский эпос, один из крупнейших в мире.
• Нартский эпос — эпос, бытующий у ряда горских народов Кавказа (осетин, абхазов, абазин, адыгов, чеченцев, ингушей и т.д).

См. также

• Животный эпос
• Список эпосов
• Лирика
• Драма

Литература

• Боура С.М.. Героическая поэзия = Heroic Poetry. — М.: Новое литературное обозрение, 2002. — 808 с. — ISBN 5-86793-207-9.
• Веселовский А. Н., Шишмарёв В. Ф.,. Эпос // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Гадагатль А. М. «Нартхэр» сборник сочинений в семи томах и монография. ГУРИПП «Адыгея», 2002
• Жданов И. Н. [books.google.com/books?id=4P7ZAAAAMAAJ Русский былевой эпос]. Изд. Л. Ф. Пантелеева. СПб., 1895.
• Жирмунский В. М. Народный героический эпос. Сравнительно-исторические очерки. М.; Л.: ГИХЛ, 1962.
• Жирмунский В. М. Тюркский героический эпос. Л.: Наука, 1974.
• Котляр E. С. Эпос народов Африки южнее Сахары. М.: Наука, 1985.
• Костюхин Е. А., Типы и формы животного эпоса. М.: Наука, ГРВЛ, 1987.
• Мелетинский Е. М. Происхождение героического эпоса. Ранние формы и архаические памятники. М.: Изд-во вост. лит-ры, 1963.
• Невелева С. Л. Махабхарата. Изучение древнеиндийского эпоса. М., 1991.
• Орлов А. С. Казахский героический эпос. М.-Л., 1945.
• Пропп В. Я. Русский героический эпос. М., 2006.
• Путилов Б. Н. Героический эпос и действительность. Л., 1988.
• Эпос / Хализев В. Е., Мелетинский Е. М. // Экслибрис — Яя. — М. : Советская энциклопедия, 1978. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 30).</span>

Ссылки

• [epic.mith.ru/ Epic.Mith.Ru: современное изучение эпоса]
  • [mith.ru/alb/epic/ Работы по общей теории эпоса]
• [lib.rin.ru/doc/i/16160p.html Средневековый героический эпос]
• [izbakurnog.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000007/st000.shtml Средневековый героический эпос германских народов]
• [society.polbu.ru/bolshakov_culture/ch38_i.html Средневековый эпос и поэзия]

Отрывок, характеризующий Эпос

Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.