Ирадж

Эрадж (Иредж, Ирадж, также Airij, Airik) — герой иранской мифологии и эпоса, младший сын царя Феридуна и эпоним иранцев.

Образ в ранних источниках

Имена трёх сыновей Траэтаоны в самых ранних частях «Авесты» не упоминаются, хотя во «Фравардин-яште» говорится о пяти странах, фраваши праведных мужей и жен которых нужно почитать: это арии (Airya), туры (Tūra), саирима (Sairima), саини (Saini) и дахи (Daha) (именно в таком порядке). Иредж в позднейших текстах выступает как эпоним ариев (см. также Тур и Сельм). По разъяснению «Бундахишна», сены — население Чинистана, а дахи — Синда.

Утраченный «Чихрдад-наск» «Авесты» включал рассказ о разделе земли между Салмом, Туджем и Айриком (Эраджем) и их браках с дочерьми Пат-сробо, царя арабов и потомка Туза.

«Суждения духа разума» констатируют: «…чистой верой чётко выяснено, что основа подлости румийцев и туранцев [по отношению] к иранцам была в той мести, которая проявилась в убийстве ими Эраджа, и она сопровождает [их] до дня воскрешения». Убийцы Эраджа в этом сочинении названы Салм и Туз .

По «Бундахишну», Эредж правил 12 лет. У него было два сына: близнецы Ванитар и Анастоб, и дочь Гуза. Салм и Тудж убили его и перебили его детей и внуков, но Манушчихр отомстил за него.

Образ в «Шахнаме»

Женитьба сыновей Феридуна и наречение имен

Иредж был младшим из трёх сыновей Феридуна, его матерью была Эрневаз. Феридун, когда сыновья выросли (но еще не имели имен), приказал мудрецу Дженделю найти трёх красавиц в жены сыновьям. Джендель отправился в Йемен и обратился с речью к царю Серву. Серв не хотел отдавать своих трёх дочерей и обратился за советом к старейшинам, получив его. Ответ Серва Джендель передал Феридуну.

Феридун перед отправлением в путь дал сыновьям советы, благодаря которым они избежали препятствий при поездке в Йемен. Сперва они смогли распознать, какая из трёх дочерей старшая, а какая младшая. Ночью коварный Серв предложил юношам лечь спать в саду и попытался наколдовать холод, но силой Изеда юноши спаслись. Тогда Серв был вынужден отдать дочерей замуж за царевичей и проводить их в обратную дорогу.

Когда юноши возвращались домой, их встретил отец в облике дракона и напал на них (что было последним испытанием). Младший сын выхватил меч, готовясь сражаться (что предзнаменовало то оружие, которое будет типично для его потомков). Феридун, когда сыновья вернулись, нарёк младшему имя Иредж, а его жене — имя Сехи. Разделив мир между сыновьями, он дал младшему Иран.

Ссора между братьями

Старшие братья завидовали Иреджу и направили послание Феридуну, требуя лишить Иреджа власти. Феридун осудил их и решил направить Иреджа с войском, чтобы тот наказал братьев. Однако Иредж отказался и заявил, что стремится лишь к миру. Феридун предостерег его от коварства братьев.

Тем не менее Иредж приехал в стан братьев. Тур обратился к нему с речью, заявляя, что он как младший не должен получить центральной части царства отца. Иредж сказал, что готов отказаться от власти. Однако Тур посчитал, что это не решит проблемы, ударил Иреджа скамьёй, и хотя тот просил пощады, пронзил его мечом и отрубил голову.

Голову вестник отправил Феридуну, Иреджа оплакали, и Феридун призвал создателя отомстить(см. Менучехр).

Другие параллели

Д. С. Раевский предполагает, что некоторые памятники скифского искусства также могут изображать сюжет убийства старшими братьями младшего.

Источники и литература

Источники:

• Зороастрийские тексты. М., 1997. С.98, 102.
• Денкард III 229, 282; VII 1, 28
• Фирдоуси. Шахнаме. (Серия «Литературные памятники») В 6 т. Т.1. М., 1957. С.85-118 (строки 2417-3402)

Литература:

• Чунакова О. М. Пехлевийский словарь зороастрийских терминов, мифических персонажей и мифологических символов. М., 2004. С.267.

Отрывок, характеризующий Ирадж

Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.