Эразмус, Иоганн-Фридрих
| Эразмус Иоганн-Фридрих | |
| Род деятельности: |
Врач |
|---|---|
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Иоганн-Фридрих Эразмус (нем. Erasmus Iohann Friedrich; ?—1777) — анатом, хирург, акушер.
Содержание
Биография
Учился в Йенском и Страсбургском университетах. В 1747 году, после защиты диссертации «De partu difficili ex capite infantis praevio» получил учёную степень доктора медицины. В 1750 году был приглашен в Пернов, выдержал в Риге экзамен и получил аттестат, но в 1756 году в Петербурге вновь был подвергнут экзамену в медицинской коллегии и только тогда получил право практики в России. Однако из-за отсутствия вакансий ему пришлось вновь отправиться в Пернов. Тем не менее, в 1757 году был направлен медицинской коллегией в Москву для исполнения там должности городского акушера и устройства акушерской школы. В течение двадцати лет он занимался повивальным искусством при этой школе и за это время написал несколько сочинений по своему предмету.
Дополнительно, в августе 1764 года он, по приглашению куратора В. Е. Ададурова, занял кафедру анатомии и хирургии в Московском университете[1]. В 1765 году он имел уже в Москве собственный дом, «на Большой Дмитровке, у Страстного монастыря, принадлежавший прежде князю Михаилу Ивановичу Долгорукову»[2].
Будучи профессиональным анатомом, Эразмус особое внимание уделял анатомии, указывал на особую важность этой дисциплины для дальнейшего развития прочих отраслей медицины. Он выступал за практические занятия анатомией и по его инициативе был построен, открытый в 1765 году первый анатомический театр при университете; занимался закупкой необходимых хирургических инструментов, препаратов и книг для медицинской библиотеки. В январе 1769 года, по истечении контракта, он оставил медицинский факультет, уступив кафедру С. Г. Зыбелину.
Акушерской практикой при повивальной школе Эразмус продолжал заниматься вплоть до своей смерти от апоплексического удара 1 (12) июня 1777 года.
Сочинения
Труды Эразмуса посвящены, в основном, анатомии (самый значительный из них — перевод и дополнение анатомических таблиц А. Шааршмидта[de] «Tabulae anatomicae…»[3]), а также акушерству — он был автором первого отечественного руководства по повивальному искусству.
- Наставление. Как каждому человеку вообще в рассуждении диеты, а особливо женщинам в беременности, в родах и после родов себя содержать надлежит: Для особливой пользы в деревне живущих госпож. / Сочиненное доктором Иоганном Фридрихом Эрасмусом. — М.: Печ. при Имп. Моск. ун-те, 1762; — 160 с.
- Слово <…> говоренное июня 30 дня 1765 года Иоганном Фридериком Эразмусом, медицины доктором, анатомии, хирургии и повивальнаго искусства публичным и ординарным профессором «О противностях анатомическаго учения увеселением и превеликою онаго пользою несравненно превышаемых»: Переведено с латинскаго. — М.: Печ. при Имп. Моск. ун-те, 1765. — 22 с.;
- Слово «О нынешнем состоянии врачебной науки в России, сравнивая оное с законом Иппократовым». — М., 1768.
Напишите отзыв о статье "Эразмус, Иоганн-Фридрих"
Литература
- Волков В. А., Куликова М. В. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Естественные и технические науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2003. — С. 286. — 294 с. — 2 000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921787#?page=271 Эразмус, Иоганн-Фридрих] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
Примечания
- ↑ Из-за сложностей с руководством медицинской коллегии, не разрешавшим совместительство, официальный договор с был заключён лишь в марте 1765 года, поэтому в реестре лекций на 1764—1765 гг. его имя отсутствует, хотя лекции Эразмус начал читать уже в 1764 году. Он стал первым преподавателем анатомии и хирургии в московском университете. Затем их преподавали С. Г. Зыбелин (1769—1775), Ф. Ф. Керестури (1775—1792), В. М. Рихтер (1792—1804).
- ↑ Шевырёв С. П. [dlib.rsl.ru/viewer/01003543421#?page=143 История Московскаго университета…] — С. 130.
- ↑ Его заслуги в этом деле были столь велики, что даже в Германии он был назван автором московского издания.
Ссылки
- [museum.guru.ru/personalii/articles/404/article.htm Эразмус Иоганн Фридрих]
Отрывок, характеризующий Эразмус, Иоганн-Фридрих
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
