Эрастов, Константин Максимович

Константин Максимович Эрастов
Дата рождения	5 июня 1902(1902-06-05)
Место рождения	Ковров, ныне Владимирская область
Дата смерти	9 мая 1967(1967-05-09) (64 года)
Место смерти	Ростов-на-Дону
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1917 — 1956 годы
Звание
Командовал	5-я стрелково-пулемётная бригада 93-я стрелковая дивизия 12-я гвардейская стрелковая дивизия 46-й стрелковый корпус 36-й гвардейский стрелковый корпус
Сражения/войны	Гражданская война в России Советско-польская война Бои на Халхин-Голе Великая Отечественная война
Награды и премии

Константин Максимович Эрастов (5 июня 1902 года, Ковров, ныне Владимирская область — 9 мая 1967 года, Ростов-на-Дону) — советский военачальник, генерал-лейтенант (1944 год).

Биография

Родился 5 июня 1902 года в Коврове ныне Ковровского района Владимирской области.

Гражданская война

В 1917 году вступил в Красную гвардию, а в декабре 1918 года был призван в ряды РККА.

С декабря 1918 года принимал участие в боях на фронтах Гражданской войны красноармейцем отряда особого назначения имени М. В. Фрунзе в Иваново-Вознесенске. С февраля 1919 года служил красноармейцем, командиром взвода и начальником пулемётной команды в 220-м Иваново-Вознесенском полке 25-й стрелковой дивизии, в составе которого на Восточном фронте против войск адмирала А. В. Колчака. Принимал участие в Бугурусланской, Белебейской и Уфимской операциях, деблокаде Уральска и освобождении Гурьева. В мае 1920 года дивизия была передислоцирована на Юго-Западный фронт, где участвовала в Киевской наступательной операции советско-польской войны. В боях был трижды ранен и контужен. С июня 1920 года Эрастов находился на лечении в госпитале в Самаре.

Межвоенное время

С декабря 1920 года Эрастов командовал взводом в 6-м запасном полку в Костроме, а с января 1921 года служил красноармейцем отряда по борьбе с бандитизмом в Самарской губернии.

С марта 1921 года учился на 38-х Пятигорских пехотных курсах комсостава, а с июля — в 27-й Иваново-Вознесенской пехотной школе комсостава. С ноября 1923 года служил в 74-м Крымском стрелковом полку (25-я стрелковая дивизия, Украинский военный округ), где был командиром отделения, взвода, помощником командира роты. С июля 1924 года командовал взводом в 6-и Харьковской, а затем в Сумской пехотной школах.

С сентября 1925 года служил в 137-м стрелковом полку (46-я стрелковая дивизия, Украинский военный округ) на должности командира роты, временно исполняющего должность начальника полковой школы, временно исполняющего должность командира батальона, затем снова на должности командира роты.

Константин Максимович Эрастов с апреля 1930 года учился в Военной академии имени М. В. Фрунзе, по окончании которой в мае 1933 года был назначен на должность начальника тыла 31-й механизированной бригады (Ленинградский военный округ). С апреля 1936 года работал на должности начальника 1-й части штаба 11-й отдельной механизированной бригады, с января 1938 года — на должности начальника штаба 33-й стрелково-пулемётной бригады.

С июля 1939 года исполнял должность командира 5-й стрелково-пулемётной бригады в Монголии, в этой должности принимал участие в конфликте на Халхин-Голе. В августе 1939 года Эрастов был назначен на должность командира 93-й стрелковой дивизии (Забайкальский военный округ).

Великая Отечественная война

В октябре 1941 года дивизия была передислоцирована из Забайкалья на Западный фронт, была включена в состав 43-й армии и своё боевое крещение получила в районе города Малоярославец. С октября по ноябрь 1941 года дивизия вела оборону на Малоярославецком и Наро-Фоминском направлениях. В декабре в составе 33-й армии дивизия принимала участие в контрнаступлении под Москвой и освобождении Боровска и ряда других населенных пунктов, за что Эрастов был награждён орденом Красного Знамени.

В марте 1942 года Эрастов был назначен на должность командира 12-й гвардейской стрелковой дивизии (16-я армия, Западный фронт), которая вела наступление и в апреле 1942 года овладела селом Брынь (Калужская область). 11 апреля Эрастов получил тяжёлое ранение и находился на лечении в госпитале. Дивизия была выведена в резерв и после доукомплектования была включена в состав 61-ю армию резерва Ставки ВГК и с июня 1942 по июнь 1943 года находилась в обороне.

В июне 1943 года Эрастов был назначен на должность командира 46-го стрелкового корпуса, участвовавший в Орловской и Брянской операциях и освобождении городов Волхов, Карачев, Климовичи, Кричев. Эрастов проявил решительность в ходе форсирования корпусом рек Десна, Сож, Проня и преследовании отступающего противника. В ходе этих боёв Эрастов был ранен и контужен.

В июне 1944 года корпус прорвал оборону противника под Брестом и форсировал Западный Буг и Нарев. В этих боях в ходе отражения атак противника командир корпуса умело руководил войсками, за что был награждён орденом Красного Знамени.

В 1945 году корпус под командованием Эрастова отличился в Восточно-Померанской и Берлинской операциях и освобождении городов Данциг, Штеттин, Штрасбург и Трентов. За умелые действия корпус был награждён орденом Красного Знамени и присвоено почётное наименование «Штеттинский», а Эрастов — награждён орденом Ленина. До окончания войны корпус вёл боевые действия по освобождению побережья Балтийского моря в районе городов Барт и Рыбник.

24 июня 1945 года был командиром сводного полка от 2-го Белорусского фронта на историческом параде Победы.

Послевоенная карьера

После войны Константин Максимович Эрастов находился в прежней должности. После расформирования корпуса с мая 1946 года исполнял должность начальника Управления боевой и физической подготовки ДВО. В апреле 1948 года был направлен на учёбу на Высших Академических Курсах при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова. В сентябре того же года был переведен на основной курс академии и в декабре 1949 года с отличием закончил академию.

В феврале 1950 года Эрастов был назначен на должность командира 36-го гвардейского стрелкового корпуса (Прибалтийский военный округ), а в декабре 1954 года — на должность 1-го заместителя командующего Северо-Кавказской армией ПВО.

Ушёл в отставку в апреле 1956 года. Умер 9 мая 1967 года в Ростове-на-Дону.

Награды

• Три ордена Ленина;
• Четыре ордена Красного Знамени;
• Орден Суворова 2 степени;
• Орден Кутузова 2 степени;
• Медали;
• Иностранный орден.

Память

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Могила Эрастова на Братском кладбище Ростова-на-Дону.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Имя комдива 93 сд К. М. Эрастова высечено на плите мемориального комплекса «Воинам-сибирякам».

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Мемориальный комплекс «Воинам-сибирякам», Ленино-Снегирёвский военно-исторический музей.

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 647—649. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Эрастов, Константин Максимович

В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.