Гарин, Эраст Павлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эраст Павлович Гарин»)
Перейти к: навигация, поиск
Эраст Гарин
Имя при рождении:

Эраст Павлович Герасимов

Профессия:

актёр,
театральный режиссёр, кинорежиссёр, сценарист

Карьера:

19191975

Награды:

Эра́ст Па́влович Га́рин (настоящая фамилия — Гера́симов; 1902, Рязань1980, Москва) — советский российский актёр, режиссёр театра и кино, сценарист. Лауреат Сталинской премии второй степени (1941). Народный артист СССР (1977)[1]





Биография

Эраст Герасимов родился 28 октября (10 ноября1902 года в Рязани.

Учился в Рязанской гимназии. Окончив её в 1919 году, ушёл добровольцем в Красную Армию. Играл на сцене гарнизонного театра в Рязани (позже — 1-й самодеятельный театр Красной Армии) (1919—1921), где участвовал в комедии Я. Княжнина «Сбитеньщик». Там же взял сценический псевдоним «Гарин». С этим театром попал в Москву, где был замечен Вс. Мейерхольдом, который посоветовал ему учиться. В 1921 году поступил в руководимые Вс. Мейерхольдом Государственные высшие режиссёрские мастерские (ГВЫРМ) (позже — Государственные высшие театральные мастерские, куда влился ГВЫРМ), в 1922—1926 годах — в Государственных экспериментальных театральных мастерских Наркомпроса РСФСР (ГЭКТЕМАС), одновременно вёл работу в РКА в создаваемой там «живой газете».

В 1922—1936 годах — актёр Государственного театра имени Мейерхольда. Вс. Мейерхольд ценил его аналитический, трезвый ум, прислушивался к его мнению. Э. Гарин стал одним из любимых учеников и актёров Вс. Мейерхольда.

Первую большую работу актёр получил в спектакле «Д. Е.» («Даёшь Европу!») — иронично-политическое обозрение М. Подгаецкого по романам И. Эренбурга «Трест Д. Е.» и Б. Келлермана «Туннель» (1924), где играл сразу семь ролей изобретателей, демонстрируя искусство молниеносных превращений, жонглёрскую ловкость, пародийность, характерность. Уже наметились черты будущего «гаринского стиля» — неповторимая манера двигаться, говорить, своеобразная мимика лица, жеста. Большое внимание актёр уделял слову, интонационной и пластической разработке роли, использовал приёмы эксцентрики, буффонады. Э. Гарин сразу выдвинулся в ряд ведущих актёров Вс. Мейерхольда, работа с которым определяющим образом повлияла на всё его творчество.

Славу и признание принесла Э. Гарину роль Гулячкина (пьеса «Мандат» Н. Р. Эрдмана, 1925). Критики отмечали хамелеонство Гулячкина, при всей его «мелкотравности» образ «приобрёл у Гарина силу бичующей сатиры». Один из критиков насчитал более трёхсот взрывов смеха в зале, и были они вызваны в основном репликами Гулячкина. Хамелеонство отмечалось и в роли ХлестаковаРевизор» Н. В. Гоголя, 1926), «но во всех превращениях гаринского Хлестакова неизменно сохранялась нотка холодноватой, зловещей надменности». Гаринский Хлестаков стал самым молодым в истории российской сцены. Его Чацкий в «Горе уму» («Горе от ума» А. С. Грибоедова, 1928) был непохож на других, сыгранных до него Чацких, он был непривычным, неожиданным. Э. Гарин оказался не просто актёром комедийным, эксцентричным, актёром-простаком, каким его видели до Чацкого: он был удивительно лиричен, что стало главной находкой Вс. Мейерхольда в спектакле. Первые роли в Театре им. Вс. Мейерхольда оказали большое влияние на всю последующую творческую судьбу актёра и предопределили его склонность к жанру сатиры, близкой к эксцентрике и буффонаде.

Обладал ярко выраженной комической внешностью — худощавым телосложением (которое подчёркивалось ношением мешковатых костюмов), выразительным лицом с длинным острым носом, оттопыренными ушами и глубоко посаженными глазами (с особым остекленевшим взглядом), выдающейся вперёд нижней губой, а главное — высоким, старческим и пронзительным голосом, манерой «проглатывать» слова, при помощи которых он делал своих героев, если это требовалось, философскими и невыносимыми. Был неотразим в гротескных комических ролях, в которых воплощал резко отрицательных персонажей.

В 1934 году — актёр Рабочего театра Пролеткульта (художественный руководитель С. Эйзенштейн).

В 1936 году, желая попробовать себя в самостоятельном творчестве, перешёл от Вс. Мейерхольда в Ленинградский театр Комедии (ныне Санкт-Петербургский академический театр комедии имени Н. П. Акимова), где работал актёром и режиссёром до 1950 года, поставив за это время несколько спектаклей. Однако своей дружбы и творческих связей со своим учителем не прерывал. В 1938 году Театр им. Вс. Мейерхольда был закрыт, а сам он подвергся гонениям и нападкам. И только Э. Гарин из всей труппы остался предан Вс. Мейерхольду до конца. В 1939 году Вс. Мейерхольд был арестован. Свой последний вечер он провёл с Э. Гариным и его женой Х. Локшиной, обсуждая их дебют — киноленту «Женитьба» (1936).

«Женитьба»

Картина, представляющая собой блестящее сочетание фильма и театрального спектакля, была снята Э. Гариным (он же выступил в роли Подколёсина) в творческой мастерской С. Юткевича и вызвала самые разные отклики зрителей и критики, от восторженных до разгромных. В 1937—1938 годах фильм был подвергнут разгрому в ходе кампании борьбы с «формализмом», негатив был смыт, прокатные копии уничтожались, и в настоящее время не найдена ни одна из них. Поиски в фильмотеках других стран, начатые ещё самим Э. Гариным и продолжающиеся до настоящего времени, пока успеха не принесли.

В 1937 году после краткого, но, в целом, успешного пребывания на экранах картина «Женитьба» была полностью изъята из кинотеатров в связи с развернувшейся в это время борьбой с «мейерхольдовщиной». После чего Э. Гарин и Х. Локшина возвращаются в театральную режиссуру. В Театре Комедии они ставят пьесу «Сын народа» Ю. Германа, где Э. Гарин исполняет главную роль. Спектакль имел огромный успех у зрителей и получил хорошую критику, что дало возможность режиссёрам экранизировать пьесу и, тем самым, вернуться в кинематограф.

«Доктор Калюжный»

Подобная практика вполне укладывалась в рамки творческой мастерской С. Юткевича, где практически каждый снимаемый фильм вышел из поставленного ранее театрального спектакля. Экранизация получила название «Доктор Калюжный». Художественный совет киностудии «Ленфильм» наотрез отказал Э. Гарину в исполнении им главной роли, поскольку его облик не укладывался в рамки советского положительного героя. Роль Калюжного сыграл актёр Московского театра Революции (ныне Московский академический театр имени Владимира Маяковского) Б. Толмазов, который в точности повторил весь пластический рисунок роли, сыгранной Э. Гариным в театре. Также вместо Б. Тенина, игравшего в спектакле, роль слепого учителя сыграл Ю. Толубеев. А И. Гошеву сменила Я. Жеймо. Некоторые же актёры перешли в фильм из спектакля. Например, травести М. Барабанова. В фильме «Доктор Калюжный» свою вторую роль в кинематографе сыграл А. Райкин. В роли медсестры выступила молодая театральная актриса Е. Милентьева (мать известного актёра М. Боярского).

На гонорар, полученный за фильм «Доктор Калюжный», Э. Гарин и Х. Локшина купили квартиру в Москве и в 1950 году переехали в столицу. В Москве они продолжил работу в кинематографе — поступили на студию «Союздетфильм» (ныне Киностудия имени М. Горького), где уже работал С. Юткевич с остатками своей мастерской, снимался также на «Мосфильме». Одна из лучших его ролей — Король в фильме «Золушка» (1947). В сказках Е. Шварца замечательно сыграл ещё двух королей в фильмах «Каин XVIII» (1963) и «Обыкновенное чудо» (1964). Одной из последних заметных его ролей стала роль профессора-археолога Мальцева в комедии «Джентльмены удачи» (1971). Фильмам с Э. Гариным всегда сопутствовал успех. Любые роли, маленькие или большие, исполнялись им на высоком уровне актёрского мастерства.

С 1950 года работал также актёром и режиссёром Театра-студии киноактёра. В последние годы жизни поставил в театре спектакль «Горе от ума» А. Грибоедова, повторив постановку Вс. Мейерхольда (где он играл Чацкого), где роль Чацкого исполнял А. Золотницкий. И хотя постановка всеми признавалась как удачная, в целом у зрителя спектакль не пользовался успехом, по всей видимости из-за «заезженности» темы — пьеса входила в обязательную школьную программу и в силу этого воспринималось как скучная «классическая обязаловка».

В 1966 году, во время работы над фильмом «Весёлые расплюевские дни», случилась авария. Актёру удалили один глаз, второй — практически не видел. Поэтому его перестали приглашать на съёмки и в спектакли. Много лет актёр выразительно озвучивал мультфильмы на студии «Союзмультфильм»[2].

Много работал на радио, осуществил ряд радиопостановок, положив начало жанру монодраматического звукового спектакля.

Эраст Гарин умер 4 сентября (по другим источникам — 26 августа[3]) 1980 года в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Семья

  • Отец — Павел Эрастович Герасимов, лесничий
  • Мать — Мария Михайловна Гарина
  • Бабка по отцовской линии — Елизавета Ивановна, жила в селе Дмитровский Погост (Дмитрия Солунского), Егорьевского уезда, Рязанской губернии
  • Бабка по материнской линии — Екатерина Дмитриевна
  • Жена (1922—1980, с перерывом) — Хеся Александровна Локшина (1902—1982), режиссёр и сценарист.
  • Жена (1935—1941) — Любовь Саввишна Фейгельман (позже известна как Руднева), писатель и театровед.
    • Дочь — Ольга Эрастовна Гарина (род. 1938)[4].

Награды и звания

Творчество

Роли в театре

Государственный театр имени Мейерхольда (Москва)
  1. 1922 — «Смерть Тарелкина» А. В. Сухово-Кобылинароль
  2. 1924 — «Земля дыбом» С. М. Третьяковароль
  3. 1924 — «Д. Е.» («Даёшь Европу!») М. Г. Подгаецкого по романам И. Г. Эренбурга «Трест Д. Е.» и Б. Келлермана «Туннель» — семь ролей изобретателей
  4. 1925 — «Мандат» Н. Р. ЭрдманаГулячкин
  5. 1926 — «Ревизор» Н. В. ГоголяХлестаков
  6. 1928 — «Горе уму» («Горе от ума») А. С. ГрибоедоваЧацкий
  7. 1931 — «Последний решительный» Вс. В. ВишневскогоЖан Вальжан
Ленинградский театр Комедии
  1. 1938 — «Сын народа» Ю. П. ГерманаКалюжный
Театр-студия киноактёра (Москва)
  1. 1956 — «Обыкновенное чудо» Е. Л. ШварцаКороль
  2. 1956 — «Мандат» Н. Р. ЭрдманаГулячкин

Постановки

Рабочий театр Пролеткульта (Ленинград)
  1. 1928 — «Поэма о топоре» Н. Ф. Погодина
Ленинградский театр Комедии
  1. 1938 — «Простая девушка» В. В. Шкваркина
  2. 1938 — «Сын народа» Ю. П. Германа,
  3. 1948 — «Медведь» А. П. Чехова
  4. 1948 — «Вас вызывает Таймыр» А. А. Галича и К. Ф. Исаева
Театр-студия киноактёра (Москва) (совм. с X. А. Локшиной)
  1. 1952 — «Флаг адмирала» А. П. Штейна
  2. 1956 — «Обыкновенное чудо» Е. Л. Шварца
  3. 1956 — «Мандат» Н. Р. Эрдмана
Московский театр Сатиры
  1. 1956 — «Тень» Е. Л. Шварца

Радиопостановки

  1. 1931 — «Путешествие по Японии» Г. О. Гаузнера
  2. 1934 — «Цусима» А. с. Новикова-Прибоя
  3. 1938, 1948 — «Клоп» В. В. Маяковского
  4. 1952 — «Моё открытие Америки» В. В. Маяковского
  5. 1953 — «Париж» В. В. Маяковского
  6. 1957 — «Я сам» В. В. Маяковского
  7. 1959 — «Рождённые столицы» В. В. Маяковского

Роли в кино

  1. 1934Поручик Кижеадъютант Каблуков
  2. 1937ЖенитьбаПодколёсин
  3. 1938На границедиверсант Волков
  4. 1940Музыкальная историяТараканов
  5. 1941Боевой киносборник № 7 (новелла «Эликсир бодрости») — немецкий солдат
  6. 1942Швейк готовится к бою (новелла «Моды Парижа») — Франсуа
  7. 1942Котовскийпевец в ресторане
  8. 1944Иван Никулин — русский матросТихон Спиридонович
  9. 1944СвадьбаЭпаминонд Максимович Апломбов, жених
  10. 1946Синегорияэпизод
  11. 1947ЗолушкаКороль
  12. 1949Встреча на Эльбекапитан Томми
  13. 1952РевизорИван Кузьмич Шпекин, почтмейстер
  14. 1952Джамбулэпизод
  15. 1954Синяя птичка (короткометражный) — Петухов
  16. 1955Неоконченная повестьКолосков, пациент, дамский мастер-парикмахер
  17. 1955Нестёркашколяр Самохвальский
  18. 1955Фонтан (короткометражный) — Петухов
  19. 1957Девушка без адресадедушка Кати
  20. 1958Ведьма (короткометражный) — дьячок Савелий
  21. 1958Шли солдаты…Якоб Гофман
  22. 1960Русский сувениргосподин Джонс Пиблс, магистр философии
  23. 1961АлёнкаВитаминыч
  24. 1961Водяной (короткометражный) — Прохор Лыков
  25. 1962Монета (новелла «Воскресенье в джунглях») — прохожий, специалист по вытаскиванию монет
  26. 1962Необыкновенный городСекретарша Крутикова / Пал Палыч, дядя Облапошкина / Крутиков, директор бани
  27. 1963Каин XVIIIКаин XVIII
  28. 1963Оптимистическая трагедияВожачок
  29. 1964Обыкновенное чудоКороль
  30. 1966Весёлые расплюевские дниКандид Касторович Тарелкин / Сила Силыч Копылов, отставной надворный советник
  31. 1968Полчаса на чудеса (новелла из одноимённого киноальманаха) — Его Величество
  32. 1970Два дня чудеспрофессор-экзаменатор института мелких пакостей
  33. 1971Джентльмены удачипрофессор Мальцев
  34. 197112 стульевкритик театра «Колумб»
  35. 1971Если ты мужчина…Ульяныч, садовод
  36. 1973Много шума из ничегоКисель
  37. 1973Нейлон 100 %укротитель
  38. 1975Меняю собаку на паровозхормейстер
  39. 1975Пошехонская старина (коноальманах) — Василий Порфирыч

Озвучание мультфильмов

  1. 1947Квартет
  2. 1948Федя ЗайцевУчитель
  3. 1950Волшебный кладСудья
  4. 1953Лесной концертТюлень
  5. 1953Братья ЛюМандарин
  6. 1955Заколдованный мальчикГусь Мартин
  7. 1955Стёпа-морякКлоун в колпаке (игрушка Тани), просящий о помощи по радио
  8. 1956Девочка в джунглях
  9. 1956Палка выручалкаСтарик-волшебник
  10. 1956Двенадцать месяцевПрофессор
  11. 1957ВерлиокаВерлиока
  12. 1957Исполнение желанийКороль Салерно
  13. 1958Краса ненагляднаяЦарь
  14. 1958СпортландияМатрас-председатель
  15. 1958Тайна далёкого островаПрофессор Бобров
  16. 1959Легенда о завещании мавраСудья
  17. 1959Приключения Буратинофельдшерица Жаба (в титрах не указан)
  18. 1960Человечка нарисовал яУчитель
  19. 1961Дорогая копейкаПенс
  20. 1961ДраконДедушка мальчика
  21. 1961Семейная хроникаПудель-фотограф
  22. 1961Чиполлинодядюшка Виноград, сапожник / Тыква
  23. 1962Дикие лебедиЕпископ
  24. 1963Дочь солнцаВорон
  25. 1963ТараканищеБегемот
  26. 1963Свинья-копилкаСлон
  27. 1964ДюймовочкаРак
  28. 1964Кот-рыболовВолк
  29. 1964Лягушонок ищет папуРак-отшельник
  30. 1964Петух и краскиИндюк
  31. 1964ПочтаБорис Житков
  32. 1964Храбрый портняжкаКороль
  33. 1965Где я его видел? (из серии «Весёлые человечки») — Петрушка
  34. 1965НаргисХоруд, повелитель вьюг
  35. 1965Лягушка-путешественницаСелезень-вожак
  36. 1967СлонёнокПитон
  37. 1969Возвращение с ОлимпаОрёл
  38. 1971Без этого нельзяГусь
  39. 1972Винни-Пух и день заботОслик Иа
  40. 1973В мире басенчитает текст
  41. 1978Робинзон КузяПопугай

Дублирование

  1. 1948Карандаш на льдуклоун Карандаш (роль М. Румянцева)

Режиссёр кино (совместно с Х. Локшиной)

  1. 1936Женитьба
  2. 1939Доктор Калюжный
  3. 1942Принц и нищий
  4. 1946Синегория
  5. 1954Синяя птичка (короткометражный)
  6. 1955Фонтан (короткометражный)
  7. 1964Обыкновенное чудо
  8. 1966Весёлые расплюевские дни

Сценарист (совместно с Х. Локшиной)

  1. 1936Женитьба
  2. 1964Обыкновенное чудо
  3. 1966Весёлые расплюевские дни

Участие в фильмах

  1. 1979Профессия — киноактёр (документальный)

Архивные кадры

  1. 2004 — «Легенды Мирового Кино», еженедельный цикл телевизионных художественно-постановочных программ телеканала «Культура»
  2. 2005 — Эраст Гарин (из цикла передач телеканала ДТВ «Как уходили кумиры») (документальный)
  3. 2007 — Фабрика чудес. Роли озвучивают (короткометражный) (документальный)

Интересные факты

  • Э. Гарин был единственным из актёров Вс. Мейерхольда, позволявшим себе спорить с мастером. Последний прощал ему даже негативное отношение к своей жене З. Райх, которую Эраст Павлович считал весьма посредственной актрисой, из-за чего супруга часто устраивала Вс. Мейерхольду скандалы. Во время одной из таких сцен с Зинаидой Николаевной случилась истерика. «Ты строишь театр для Гарина!» — кричала она мужу. Успокоилась актриса только после того, как Хеся Локшина вылила ей на голову полный кувшин воды. Тем не менее, несмотря на все протесты жены, отношение Вс. Мейерхольда к своему любимому ученику не изменилось. «Я спешу на репетицию окрылённый, потому что ожидаю встречи с Гариным», — говорил Всеволод Эмильевич.
  • Работая над образом Павла Гулячкина[когда?], Э. Гарин никак не мог найти нужную интонацию. Наконец, его осенило. Он решил разговаривать на сцене таким же голосом, каким обладал автор пьесы Н. Эрдман. Задумка так понравилась Э. Гарину, что с этим узнаваемым и неповторимым, уже не «эрдманским», а «гаринским» голоском он так и разговаривал до конца жизни — в театре, в кинематографе, дома.

Воспоминания современников о Гарине

Во время очередного съёмочного дня в картине «Русский сувенир», где я играл французского певца, Эраст Павлович Гарин сказал мне: «Молодой человек, не сыграете ли вы у меня роль Учёного в пьесе «Тень», у меня артист запил». Пьесу эту я не читал, но сразу ответил: «Конечно, сыграю». Он говорит: «Давайте встретимся с вами, поговорим. Приходите ко мне завтра домой». Сам Гарин приглашал меня домой, я, конечно, явился к нему. Помню, что мы шли к нему в кабинет через какие-то комнатки, комнатки, комнатки… И вот, проходя одну из них, я увидел слева какую-то полудетскую кровать, чуть ли не с сеткой, и там, о Боже, под простынкой, мне показалось, лежит мёртвый человек. Простынка накрывала такое худющее-худющее тело, и безжизненная головка усопшей повисла с кровати. Абсолютный морг. Я прошёл в кабинет, не понимая, как Эраст Павлович не обратил на это внимания. Это была его жена Хеся, знаменитая его помощница, мастер дубляжа. Мы сели, он стал рассказывать о Мейерхольде, о «Тени», о роли, но мне всё время хотелось сказать: «Знаете, Эраст Павлович, по-моему, у вас там в соседней комнате случилось несчастье». Он мне показывал какие-то скульптурки и спрашивал меня: «Знаете ли вы, кто это?» Я говорил: «Это вы». — «Нет, это Мейерхольд». Так, показав штук шесть слепков, он понял, что я ни черта про Мейерхольда не знаю. Короче говоря, были назначены первые репетиции, и я ушёл. Впоследствии выяснилось, что Хеся всегда так выглядела и всё было нормально, она просто крепко спала. Она, кстати, пережила Эраста Павловича на много лет. Естественно, Гарин не явился ни на одну репетицию, а репетировала со мной Хеся, которой я очень не понравился.[6].

Напишите отзыв о статье "Гарин, Эраст Павлович"

Примечания

  1. Большая Российская энциклопедия: В 30 т. / Пред. науч.-ред. совета Ю. С. Осипов; Отв. ред С. Л. Кравец. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2006. — Т. 6. Восьмеричный путь — Германцы. — 767 с.
  2. Капков С. [www.kinozapiski.ru/ru/article/sendvalues/874/ Мастера дураковаляния. Фрагменты ненаписанной книги.] [www.kinozapiski.ru/ru/no/sendvalues/43/ Киноведческие записки № 80, 2006]
  3. [www.sb.by/post/44717/ Портал Беларусь Сегодня | Культура — Эраст Гарин]
  4. Немировская М. [www.informprostranstvo.ru/N9_2006/vremena_N9_2006.html Дмитрий Шостакович и другие] // Информпространство : газета. — 2006. — № 9.
  5. [www.kinosozvezdie.ru/actors/garin/garin.html Гарин Эраст Павлович — Киносозвездие — авторский проект Сергея Николаева]
  6. Гройсман Я. Валентин Гафт: «…Я постепенно познаю…» Нижний Новгород: «ДЕКОМ», 1997. — ISBN 5-89533-027-4

Литература

  • Гарин Э. П. [teatr-lib.ru/Library/Garin/S_meyer С Мейерхольдом: Воспоминания] / Послесл. М. Блейман. М.: Искусство, 1974. 291 с.
  • Гарин Э. П. [teatr-lib.ru/Library/Shwartz/Mi_znali#_Toc225330314 Воспоминания о Е. Л. Шварце] // Мы знали Евгения Шварца. Л.; М.: Искусство, 1966.
  • Гарин Э. П. [teatr-lib.ru/Library/Mejerhold/vstrechi#_Toc218770709 О Мандате и о другом] // Встречи с Мейерхольдом: Сборник воспоминаний. М.: ВТО, 1967.

О нём

    • Гаузнер Г., Габрилович Е. [www.teatr-lib.ru/Library/Teatralnij_oktiabr/Teatralnij_oktiabr/#_Toc195203324 Портреты актеров нового театра] // Театральный Октябрь: Сборник 1. Л.; М., 1926.
    • Гвоздев А. А. [teatr-lib.ru/Library/Gvozdev/Theatre_meyer/ Театр имени Вс. Мейерхольда (1920—1926)]. Л.: Academia, 1927. 55 с.
    • Гвоздев А. А. [www.teatr-lib.ru/Library/Gvozdev/critic/#_page079 Ревизия «Ревизора»] // Гвоздев А. А. Театральная критика. Л.: Искусство, 1987.
    • Гладков А. К. [teatr-lib.ru/Library/Gladkov/mejer_1/#_Toc118016349 «Горе уму» и Чацкий — Гарин] // Гладков А. К. Мейерхольд: В 2 т. М.: СТД РСФСР, 1990. Т. 1. C. 247—286.
    • Мацкин А. П. [teatr-lib.ru/Library/Matskin/Na_temi/#_Toc209531969 Мейерхольд. Как создавался «Ревизор»] // Мацкин А. П. На темы Гоголя. М.: Искусство, 1984.
    • Песочинский Н. В. [teatr-lib.ru/Library/Actors_art/Actors_art_I/#_Toc224817480 Актер в театре В. Э. Мейерхольда] // Русское актерское искусство XX века. Вып. 1. СПб., 1992.
    • [teatr-lib.ru/Library/Revizor/Revizor/ «Ревизор» в театре имени Вс. Мейерхольда]. [Переиздание 1927 года.] СПб., 2002. 151 с.

Ссылки

  • Эраст Гарин (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.animator.ru/db/?p=show_person&pid=1093 Гарин Эраст Павлович на Аниматор.ру]
  • Сергей Снежкин. «Звёздные годы „Ленфильма“» (цикл передач телеканала «Культура»)
  • Хржановский А. [www.izvestia.ru/news/269395 Ученик чародея] // Известия. — 2002, 8 ноября.
  • [www.teatrkinoaktera.ru/great_names/?id=17 Эраст Гарин на сайте Театра-студии Киноактёра]

Отрывок, характеризующий Гарин, Эраст Павлович

Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.