Эрвиг

Эрвиг лат. Flavius Ervigius<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Гравюра XVIII века</td></tr>
король вестготов
680 — 687
Предшественник:	Вамба
Преемник:	Эгика
Вероисповедание:	христианство основанное на Никейском Символе веры

Эрвиг — король вестготов, правил в 680 — 687 годах. Хроника Альфонсо III утверждает, что Эрвиг был миролюбив и умерен по отношению к подданым.

Происхождение и приход к власти

О происхождении и приходе к власти Эгики «Хроника Альфонсо III» повествует следующее:

«Ранее, во времена короля Хиндасвинта, муж именем Ардабаст из Греции (Византии) — изгнанный из страны императором — пересёк море и прибыл в Испанию. Король Хиндасвинт великолепно принял его и дал свою племянницу ему в жены. От этого союза был рожден сын названный Эрвигом. После того, как Эрвиг оказался во дворце и достинг ранга комита, он возгордился и стал плести заговор против короля Вамбы. Он дал королю выпить настойку из растения называемого spartus, и Вамба тут же потерял память. Когда городской епископ и дворцовая знать, преданные королю и не знавшие о напитке, увидели Вамбу в прострации и беспамятстве, они распорядились чтобы он как можно скорее смог исповедаться и очиститься от грехов, дабы не умереть грешником. Когда король оправился от действия напитка и понял, что произошло, то сразу удалился в монастырь... После Вамбы королевство досталось Эрвигу».

На основании того, что имя Ардабаст (Артавазд) армянского происхождения, можно сделать вывод, что Эгика имел армянские корни. Со стороны же своей матери он был причастен к роду вестготских королей.

Эрвиг был связан с Юлианом который посвятил ему одно из своих теологических сочинений, и, видимо, который, став епископом Толедо, и помог ему стать королём. Если следовать букве соборного постановления об избрании короля, то Эрвиг не мог достичь трона, так как по отцу был не готом, а византийцем. Неизвестно к каким доводам прибег Юлиан для оправдания назначения Эрвига, но ясно, что без деятельности толедского митрополита здесь не обошлось. Уже на следующий день после устранения Вамбы 15 октября 680 года Эрвиг вступил на престол, а уже в ближайшее воскресенье 21 октября был помазан на царство

XII Толедский собор

Однако несмотря на соблюдение всех формальностей, Эрвиг чувствовал необходимость дальнейшего оправдания своего прихода к власти. 9 января 681 года был созван XII Толедский собор. Самым старым митрополитом на этом соборе оказался епископ Севильи Юлиан, который поэтому и считался председателем, но реально всей работой собора руководил его тёзка из Толедо. В отличие от соборов, созываемых Вамбой, это был общегосударственный, хотя на нём не присутствовало ни одного епископа из Септимании и Тарраконской Испании. Видимо, удар, нанесённый Вамбой в ходе и результате подавления мятежа Павла, был столь силён, что местные церкви от него не оправились. Зато присутствовали епископы Галисии, так что ни о каком противостоянии собственно испанской и галисийской церквей, как это было при Вамбе, речи не было. Наконец, на соборе снова присутствовали светские вельможи; его акты подписали 15 знатных придворных особ. А сам король, как и его предшественники до Вамбы, обратился к собору со специальным посланием. Всё подчёркивало, что роль церкви, приниженная Вамбой, восстанавливается в прежнем блеске и значимости.

XII Толедский собор подтвердил законность восшествия на престол Эрвига, удостоверив, что документы отречения Вамбы и утверждения Эрвига на троне были подлинными и содержали их собственные подписи. Также он присёк все попытки вернуться к власти прежнего монарха. Было принято специальное постановление, что тот, кто принял епитимью (и, соответственно, стал монахом), не может больше воевать, что подразумевало и невозможность находиться на троне. И послание Эрвига, и вся деятельность собора были пронизаны отрицанием деятельности Вамбы и осуждением ряда аспектов его правления. Король призвал участников собора исправить некоторые существующие законы, причём в первую очередь имелся в виду «военный закон», вызывающий столь значительную вражду и церкви, и светской знати. Собор с энтузиазмом поддержал это предложение. Выступил собор также против новых епископат, созданных Вамбой, поскольку, как утверждалось в одном из соборных постановлений, это противоречило декретам предков. Впрочем, реально это коснулось только епископа Куниульда, но и тот был не лишён сана, а вскоре переведён на ставшую вакантной кафедру в Италике около Севильи. Иерархи явно не были заинтересованы в создании очага напряжённости в недрах церкви.

Также было с готовностью выполнено другое желание короля — избежать повторения судьбы Вамбы. В актах собора был очень точно описан весь ход действий, приведший к устранению Вамбы, и повторение этих действий воспрещалось под страхом суровой кары. Политический цинизм собора превосходит всяческое воображение. Эрвиг отблагодарил также Юлиана Толедского: XII Толедский собор официально признал столичного митрополита примасом испанской (и септиманской) церкви.

Новое законодательство

Получив полную поддержку собора, Эрвиг обратился к законодательству, и его основной целью стал пересмотр суровых норм прежних законов и особенно «военного закона». Уже 21 октября 681 года был введён в действие пересмотренный кодекс, в котором новую редакцию получили 84 закона, в том числе, конечно, и «военный закон». В последнем были смягчены наказания за уклонение от военной службы, а главное — в нём отсутствовало всякое упоминание о том что епископы также были обязаны выставлять войско, как это предусматривало законодательство Вамбы. Таким образом церковь возвращала себе привилегии, отнятые Вамбой. Вся законодательная деятельность Эрвига, на которого огромное влияние оказывал Юлиан, должна была показать, что возвращение к централизаторской и в большей мере антиаристократической политике Вамбы не будет. Фактически пересмотренный кодекс закреплял победу светской и церковной знати над монархией.

Борьба с иудеями

На первый план в государственной деятельности Эрвига вышла борьба с иудейской религиозной общиной. При поддержке XII Толедского собора Эрвиг издал двадцать восемь законов направленных против евреев. Была высказана политика возвращения к антисемитскому законодательству царствования Сисебута, хотя и в немного более мягких формах, в виду отказа от смертной казни. Последовательней, чем его предшественники, он стремился насильно обратить иудеев в христианство. Им было запрещено заниматься любым родом деятельности, в котором они могли бы командовать христианами. Так, Эрвиг постановил, что знатный человек, отдавший христианина во власть иудея, должен заплатить 10 фунтов золотом (= 720 солидов). Священникам было предписано взять иудеев под свой строгий надзор. Впрочем, такую антиеврейскую политику Эрвига многие исследователи приписывают деятельности Юлиана архиепископа Толедо, фанатичного антисемита. Сам потомок крещённых евреев, он с особым рвением выступал против иудеев и иудаизма, и ведя с ними идейную борьбу, и используя всю силу церковной и королевской власти.

Однако в Септимании, которая была частью Вестготского королевства и подчинялась всем его светским и церковным законам, отношение к евреям было более мягким, и во второй половине VII века Нарбонская Галлия стала убежищем для многих иудеев, бежавших или изгнанных из из Испании, что вызвало возмущение испанских иерархов, в том числе Юлиана Толедского.

XIII Толедский собор

В ноябре 683 года Эрвиг созвал XIII Толедский собор. На этот раз на соборе присутствовали епископы из всех провинций, а также 26 высших чиновников двора. Уже одно это должно было продемонстрировать сплочение церкви и светской аристократии вокруг короля, а сам собор — подтвердить курс нового правительства. Обращаясь с посланием к нему, король снова поднял вопрос о репрессиях Вамбы. Он предлагал не только полностью амнистировать его жертвы, но и вернуть им конфискованное имущество. Однако собор решил несколько иначе. Он согласился с предложением Эрвига о прощении бывших мятежников и рекомендовал королю освободить их от рабства, восстановить им все права, в том числе право свидетельствовать на суде в соответствии с их достоинством, но отказался вернуть им ту часть их бывшего имущества, которую король в своё время другим лицам в собственность или в качестве жалования. Зато собор принял решение не ограничиться бывшими участниками мятежа Павла, а распространить амнистию на всех лиц, преследовавшихся королевской властью вплоть до правления Хиндасвинта. Цель соборного постановления ясна: сплотить знать и не допустить впредь никакого королевского произвола.

В том же направлении шло постановление о невозможности лишать высших чиновников двора и церкви их достоинства, жизни, здоровья и имущества без суда. В соответствии с этим постановлением Эрвиг и издал в том же 683 году закон, согласно которому епископ, придворный или гардинг мог быть смещён, арестован, подвергнут пытке и лишён имущества только по приговору суда, состоявшего из равных ему людей. Прощая все недоимки по налогам, начиная с одного года, предшествующего воцарению Эрвига, собор с одной стороны, признавал невозможность сбора налогов в требуемом королём объеме, а с другой — не только освобождал свободных крестьян и горожан от их задолженности перед королём, но шёл навстречу желаниям крупных землевладельцев, которые должны были платить налоги за зависимых от них людей. Собор также решительно выступил против введённой Хиндасвинтом практики назначать на ведущие должности при дворе своих отпущенников и даже рабов, тем самым фактически лишив короля собственной опоры, которую он мог противопоставить знати. Эрвиг резко выступал против самой мысли о возможности равенства знатного человека с отпущенником, а тем более с рабом. Выражал ли он в данном случае свою собственную точку зрения или аристократический идеал, совершенно не важно. Важно, что король решительно проводил эту точку зрения в жизнь.

Эрвиг стремился обезопасить свою семью от возможных преследований. Он добился от XIII Толедского собора принятия специальных постановлений о неприкосновенности жизни и имущества всех потомков короля и о недопустимости принуждения королевской вдовы к новому браку.

XIV Толедский собор

Союз с церковью играл огромную роль в политике Эрвига. Дело дошло до того, что в ноябре 684 года вопреки обыкновению Юлиан Толедский по собственной инициативе созвал в Толедо XIV собор. Хотя официально этот собор не был общегосударственным, на нём присутствовали представители всех митрополитов королевства. Поводом для его созыва послужило обращение папы Льва II, который просил испанских епископов поддержать решения III Константинопольского собора, осудившего монофелитство. Это послание папы прибыло в Испанию уже в момент закрытия XIII Толедского собора, так что тот рассмотреть поставленный вопрос не мог. XIV собор, проходивший, естественно, под председательством Юлиана, действительно занимался только религиозными проблемами, поддержав, в частности, в соответствии с просьбой папы решения III Константинопольского собора. Но главное было в другом: Юлиан и его сторонники показали себя самостоятельной силой, могущей не считаться с королём.

Бедственное положение Испании

Положение в стране становилось всё тяжелее. Мосарабская хроника говорит, что во время его правления Испанию опустошил страшный голод. Упомянутое выше прощение недоимок в 683 году свидетельствовало о невозможности собрать все необходимые налоги, и королевской власти приходилось с этим мириться. Эрвиг вполне осознавал, что взимание недоимок означало бы разорение народа. Страна обезлюдела. Огромное значение имело резкое сокращение свободных людей. Сам Эрвиг жаловался на то, что только половина его подданных может свидетельствовать в суде и что есть целые деревни и небольшие виллы, которые не могут выставить на суд ни одного свидетеля. Король пытался хоть как-то сохранить свободное сословие. Так, Эрвиг постановил, что всякий продавший себя может быть выкуплен на свободу своими родственниками за ту же цену. В то время как изначально дети, рождённые в браке свободной женщины с рабом, считались рабами, Эрвиг постановил, что они, в случае если они без помех проживут тридцать лет в качестве свободных, больше не должны возвращаться в рабство.

Зато резко усилились магнаты. Опираясь на свои довольно большие владения и собственных подданных, они, с одной стороны, всё более противопоставляли себя королю и противились любым попыткам последнего укрепить свою власть, а с другой — стремились укрепить свою собственную власть над зависимыми от них людьми. И король шёл им навстречу. В новой редакции старого закона Леовигильда говорилось, что отпущенник или отпущенница в течение всей своей жизни не может уйти от своего господина или госпожи под страхом потери всего имущества. Этим законом отпущенники практически полностью прикреплялись к своему патрону.

Пытался Эрвиг хоть как то укрепить укрепить и армию. Эрвиг жаловался, что знатные люди не выводят на войну даже двадцатую часть своих подданных, и требовал поставлять в армию каждого десятого раба, причём господин должен был отвечать за их снаряжение. Однако, боеспособность такой армии не могла быть высокой. Состоящая в большей своей массе из несвободных людей, такая армия не заинтересована была в защите чуждых ей интересов.

Семейное положение

Эрвиг был женат на Леувиготе (Лиувиготе), женщине неизвестного происхождения. Не существует никаких доказательств в том отношении, что она была королевской дочерью. У них было несколько детей. Из них только дочь Киксилона, вышедшая замуж за дворянина по имени Эгика, родственника (вероятно, племянника) Вамбы, известна по имени. Скорее всего, этот брак был знаком примирения с родом Вамбы, по-видимому, обладавшим большой властью и широким влиянием.

Смерть Эрвига

Эрвиг вовсе не был слабым правителем, каким его часто изображают различные исследования. Он, как и Вамба, стремился к укреплению монархии, но пытался достичь этого иным способом: не противопоставлять себя светской и церковной знати, а опереться на них. Если он и смягчил некоторые жёсткие указы Вамбы, то сделал это потому, что подобные драконовские меры показали свою несостоятельность. Его преемник Эгика потом скажет о многочисленных конфискациях, процессах и лишениях должности, какие происходили в последние годы его царствования. Репрессии против знати свидетельствуют, что добиться сплочения вокруг себя всей знати Эрвиг так и не смог. Более того, клан Вамбы, по-видимому, оказался столь сильным, что навязал королю кандидатуру его преемника.

На смертном одре, охваченный сильной болезнью, 15 ноября 687 года Эрвиг назначил зятя своим преемником и заставил Эгику поклясться никогда не использовать свою власть в противоправных целях.

Эрвиг правил 7 лет и 25 дней.

Династия королей вестготов
Предшественник: Вамба	король вестготов  680 — 687	Преемник: Эгика

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/VANDALS,%20SUEVI,%20VISIGOTHS.htm#_Toc179360443 Foundation for Medieval Genealogy. Эрвиг]
• [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/_voelkerwanderung/e/erwich_westgoten_koenig_687/erwich_westgoten_koenig_687.html Genealogie Mittelalter. Эрвиг]
• [www.maravedis.net/visigodos_ervigio.html Монеты Эрвига]

Литература

• [www.vostlit.info/Texts/rus4/AlfonsoIII/frametext.htm Хроника Альфонсо III].
• [www.vostlit.info/Texts/rus9/Chron_vest_kor/frametext.htm Хроника вестготских королей // Опыт тысячелетия. Средние века и эпоха Возрождения: быт, нравы, идеалы] / Сост. М. Тимофеев, В. Дряхлов, Олег Кудрявцев, И. Дворецкая, С. Крыкин. — М.: Юристъ, 1996. — 576 с. — 5000 экз. — ISBN 5-7357-0043-X.
• [www.vostlit.info/Texts/rus5/Mosarab/frametext.htm Мосарабская (Мозарабская) хроника 754 г.]// Wolf, Kenneth Baxter. [books.google.com/books?id=5B05kwHFOnMC&printsec=frontcover&dq=isbn:0853235546&hl=ru#PPP1,M1 Conquerors and Chroniclers of Early Medieval Spain]. — Liverpool University Press, 1999. — ISBN 0-85323-554-6.
• Клауде Дитрих. История вестготов / Перевод с немецкого. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2002. — 288 с. — 2 000 экз. — ISBN 5-8071-0115-4.
• Циркин Ю. Б. Античные и раннесредневековые источники по истории Испании. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ; Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. — 360 с. — 1000 экз. — ISBN 5-8465-0516-3, ISBN 5-288-04094-X.
• Циркин Ю. Б. Испания от античности к средневековью. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ; Нестор-История, 2010. — 456 с. — 700 экз. — ISBN 978-5-98187-528-1.
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/5.htm Западная Европа]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 2.

Отрывок, характеризующий Эрвиг

– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.