Роммель, Эрвин

Эрвин Ойген Йоханнес Роммель
Erwin Eugen Johannes Rommel
генерал-фельдмаршал Роммель с Рыцарским крестом и орденом Pour le Mérite, 1942
Прозвище	Лис пусты́ни
Дата рождения	15 ноября 1891(1891-11-15)
Место рождения	Хайденхайм
Дата смерти	14 октября 1944(1944-10-14) (52 года)
Место смерти	Херрлинген
Принадлежность	Германская империя Германская империя Веймарская республика Третий рейх Третий рейх
Род войск	Сухопутные войска
Годы службы	1910 — 1944
Звание	генерал-фельдмаршал
Командовал	7-я танковая дивизия Африканский корпус Танковая армия «Африка» Группа армий «B»
Сражения/войны	Первая мировая война Вторая мировая война Французская кампания (1940) Североафриканская кампания (1941—1943) Оборона Нормандии (1944)
Награды и премии
Автограф

Э́рвин О́йген Йоха́ннес Ро́ммель (нем. Erwin Eugen Johannes Rommel, 15 ноября 1891 — 14 октября 1944) — немецкий генерал-фельдмаршал (1942) и командующий войсками Оси в Северной Африке.

Биография

Детство, семья, характер

Его отец был простым школьным учителем, а мать — дочерью бывшего президента правительства Вюртемберга. У Эрвина было два брата: Карл и Герхард. Карл впоследствии стал преуспевающим стоматологом, а Герхард — оперным певцом. Кроме того, у него была сестра, Хелен, которую он очень любил. Впоследствии она стала учителем искусства и рукоделия в вальдорфской школе в Штутгарте.

Сын Роммеля Манфред с 1974 года по 1996 годы был обер-бургомистром города Штутгарт.

Детство Эрвина было не просто бурным, а буйным. Он постоянно ставил перед собой трудные задачи и достигал успеха. В детстве он мечтал стать авиационным инженером, однако отец, педантичный немец, возразил ему: «В воздухе опоры нет», — и поставил его перед выбором между профессией учителя и военной службой. Военная служба представлялась Роммелю более предпочтительной, и он выбрал её.

Начало карьеры

В июле 1910 года начал службу фанен-юнкером (кандидат в офицеры) в пехотном полку. В 1911 году закончил Данцигскую военную школу. В январе 1912 года получил звание лейтенанта.

В 1912 году Роммель влюбился в двадцатилетнюю Вальбургу Штеммер. Он серьёзно думал о женитьбе, но не имел такой возможности. В то время офицер при женитьбе должен был внести залог в 10000 марок. Эта сумма намного превышала его финансовые возможности.

Когда его отец в 1913 году узнал об этой связи, он немедленно потребовал от Роммеля её прервать. Эрвин Роммель отказался. Вальбурга была к тому времени уже на пятом месяце беременности. Его отец об этом так и не узнал — в декабре того же года Роммель-старший скончался.

Учась в офицерской школе, он познакомился со своей будущей женой, Люси Моллен. Официально они поженились в 1916 году. Единственный их ребёнок, сын Манфред, родился в канун Рождества 1928 года.

Первая мировая война

Во время Первой мировой войны служил в Альпийском батальоне на горной границе с Италией (Итальянская кампания) и Румынией (Румынская кампания). В ходе боев у горы Капоретто Роммель захватил важные стратегические позиции, вынудив при этом сдаться превосходящие силы итальянцев и захватив большое количество трофейного оружия. За этот смелый манёвр молодой офицер получил высшую военную награду Германии — орден Pour le Mérite. Был ранен, получил Железные кресты второго (сентябрь 1914) и первого (март 1915) классов и 7 других орденов. В октябре 1917 произведен в капитаны.

Известен эпизод, который является свидетельством мужества и героизма молодого Эрвина Роммеля. Так, 22 августа 1914 года, во время стремительного наступления немцев на Париж, вошедшего в историю как битва на реке Марна, Роммель вместе с подчиненным ему взводом проводил разведку. Стоял густой туман, когда он и три его солдата подошли к деревеньке, которую удерживали французы. Обойдя домик фермера, Роммель столкнулся на дороге лицом к лицу с двадцатью вражескими солдатами. И хотя противник из-за густого тумана не заподозрил засады, Эрвин не раздумывая приказал открыть по ним огонь. Пока шла перестрелка, подоспел подчиненный Роммелю взвод. Наступление на деревню, проведенное без санкции командира батальона, удалось. В то время как половина солдат поджигала дома и амбары, другая половина атаковала французов, в итоге вынужденных отступить. В этом бою впервые проявились храбрость Роммеля и его склонность к независимым действиям.

Межвоенный период

После подписания Версальского договора продолжил службу в рейхсвере. Командовал батальоном, служил инструктором в Дрезденской пехотной школе, затем преподавал в Потсдамской военной академии. В 1937 опубликовал свои военные дневники под названием «Infanterie greift an» (с нем. — «Пехота атакует»), получил звание полковника. С 1938 года — начальник Терезианской военной академии.

С 25 августа 1939 по 5 февраля 1940 года — комендант штаб-квартиры фюрера.

Вторая мировая война

Французская кампания

5 февраля 1940 года в звании генерал-майора назначен командиром 7-й танковой дивизии на Западном фронте, участвовавшей в реализации плана «Гельб» (нем. Fall Gelb), во время войны с Францией.

27 мая 1940 за бои на Западном фронте награждён Рыцарским крестом (№ 43), а также планками к Железным крестам 2-й и 1-й степени (то есть, повторные награждения).

C 14 февраля 1941 года генерал-лейтенант Роммель командовал Африканским корпусом (нем. Deutsches Afrika-Korps (DAK)) с задачей: отбросить британские войска в Египет и тем самым улучшить положение итальянских войск в Северной Африке, фактически разгромленных британскими силами.

Североафриканская кампания

В декабре 1940 года британцы в Северной Африке начали наступление против итальянских войск. В течение двух месяцев итальянцы были отброшены больше чем на 600 миль и потеряли 130 000 человек, уничтожив всего 2000.

12 февраля 1941 года передовые подразделения немецкого Африканского корпуса под командованием Роммеля прибыли в Триполи. Основные силы Африканского корпуса должны были прибыть в Триполи только через месяц, но даже к концу марта они все ещё не прибыли полностью.

Первое, что сделал Роммель — это приказал построить макеты танков, устанавливая фальшивые орудия на автомобили Volkswagen для того, чтобы обмануть англичан, заставив их думать, что немецкие силы значительно больше, чем на самом деле.

19 марта он приказал не нападать на англичан. Следует отметить, что это пошло ему на руку. Англичане подумали, что сражение закончено, и предоставили командующему армией «Нил» О’Коннору отпуск. 7-ю бронетанковую дивизию заменили на 2-ю бронетанковую, фактически не имевшую боевого опыта, а австралийских ветеранов заменили на 9-ю пехотную дивизию. Фактор неожиданности также был полностью на стороне германского командующего. Через 5 дней, не дожидаясь прибытия основных сил, Роммель сразу же бросил в бой все имевшиеся (довольно скромные по численности) части в надежде отвлечь англичан от полного уничтожения итальянской армии (первый эшелон 5-й легкой африканской дивизии, 3-го танкового полка, а также сапёрные и разведывательные части). Это пробное контрнаступление оказалось настолько удачным, что менее чем через две недели — англичане были отброшены на тысячу миль назад. Роммель стал «солдатом для солдат».

Через несколько дней Африканский корпус захватил ряд важных в стратегическом отношении городов, а затем устремился вглубь Египта, к Нилу. В те дни англичане отступали с такой скоростью, что немецкие передовые моторизованные подразделения не успевали их преследовать, а речи об организованном сопротивлении даже и не шло.

20 марта 1941 года Роммель награждается Дубовыми Листьями (№ 10) к Рыцарскому кресту.

С 1 сентября 1941 года Роммель командует танковой группой «Африка».

К концу 1941 года, когда наступательные возможности немецких войск были исчерпаны, британцам удалось закрепиться в Бенгази. В декабре 1941 года, используя слабость снабжения и усталость частей танковой группы «Африка», британская армия, имевшая существенный перевес в живой силе и технике, предприняла хорошо спланированное наступление, вынудив войска Роммеля оставить Киренаику и отойти на исходные позиции, к границам Триполитании. Тем не менее, Роммелю удалось избежать приготовленной для него ловушки и не допустить окружения своих частей, сохранив при этом большую часть боевой техники. После чего за ним прочно закрепилось прозвище «Лис пустыни». Уинстон Черчилль, выступая в Палате общин, сказал: «Мы имеем перед собой весьма опытного и храброго противника и, должен признаться, несмотря на эту опустошительную войну, — великого полководца» («We have a very daring and skillful opponent against us, and, may I say across the havoc of war, a great general»).

Британский главнокомандующий силами Среднего Востока генерал Окинлек летом 1941 года издал следующий уникальный приказ, не имеющий аналогов:

Всем командирам и начальникам штабов

От: Главнокомандующего

Развитие идёт быстрее

Существует реальная опасность, что наш друг Роммель станет для наших солдат колдуном или пугалом.

О нём и так уже говорят слишком много. Он ни в коем случае не сверхчеловек, хотя он очень энергичен и обладает способностями. Даже если бы он был сверхчеловеком, было бы крайне нежелательно, чтобы наши солдаты уверовали в его сверхъестественную мощь.

Я хочу, чтобы вы всеми возможными способами развеяли представление, что Роммель является чем-то большим, чем обычный германский генерал. Для этого представляется важным не называть имя Роммеля, когда мы говорим о противнике в Ливии. Мы должны упоминать «немцев», или «страны Оси», или «противника», но ни в коем случае не заострять внимание на Роммеле.

Пожалуйста, примите меры к немедленному исполнению данного приказа и доведите до сведения всех командиров, что, с психологической точки зрения, это дело высочайшей важности.

К.Дж. Окинлек

20 января 1942 года Гитлер награждает Роммеля Мечами (№ 6) к Рыцарскому Кресту с Дубовыми Листьями. 30 января 1942 — Роммель произведён в звание генерал-полковник. С 21 февраля 1942 — командующий танковой армией «Африка».

Самый яркий момент военной карьеры пришёлся на 20 июня 1942 года, когда Роммель командовал армией «Африка» в битве за Тобрук, самую укреплённую крепость Африки. Считалось, что взять его невозможно. Это был главный плацдарм союзников и, хотя его и раньше блокировали, штурмовали множество раз, выбить защитников из крепости не удавалось. Утром 20 июня пикирующие бомбардировщики Ju-87 «Штука» сбросили бомбы на минное поле, саперы расчистили проход и сотни танков устремились в пробоину прямо на защитные линии. Ночью и утром 21 июня последние очаги сопротивления в отдаленных районах города потухли. После того, как Тобрук был взят, ситуация изменилась в пользу Германии, а Эрвин Роммель попал на страницы британских газет.

Не дав противнику опомниться, Роммель предпринимает дерзкое по замыслу контрнаступление против превосходящих сил британцев, получившее название «Аида», и к июлю 1942 части его армии находились уже возле Эль-Аламейна, всего в 100 километрах от Александрии и дельты Нила. За две недели стремительного наступления Роммель отбросил превосходящую британскую армию назад, на исходные позиции в районе дельты Нила. Для английских войск это был один из самых тяжёлых моментов за все время войны. 22 июня 1942 года Роммелю присвоено звание генерал-фельдмаршала.

В то же время из-за острейшей нехватки топлива и отсутствия подкреплений в живой силе и материальной части наступление армии Роммеля постепенно останавливалось. До конца октября 1942 года в Северной Африке установилось шаткое равновесие: немецко-итальянские силы не имели горючего для своих моторизованных частей, а англичане накапливали силы за счет свежих колониальных дивизий, и новейшей боевой техники, прибывающей из США. Положение усугубилось и тем, что у Роммеля проявилась острая форма амебной дизентерии, и он был вынужден вылететь в Германию для госпитализации. Поэтому, когда англичане начали своё наступление, фельдмаршалу пришлось срочно, не закончив лечения, возвращаться в Африку, но он прибыл уже после того, как битва при Эль-Аламейне была проиграна. Менее чем за две недели танковая армия «Африка» была отброшена на тысячу километров назад, в Тунис.

8 ноября 1942 года американские войска высадились в Марокко и Алжире, что фактически означало попадание итало-немецких сил в ловушку. Роммелю все же удалось провести ещё одно наступление на превосходящие силы американцев в районе Кассеринского перевала и нанести им серьёзный урон, но это не принесло ощутимого успеха. После провала операции Роммель решил, что единственным способом спасения подконтрольных ему армий является их эвакуация. Поэтому 9 марта 1943 года, оставив фон Арнима командовать армиями, он покинул Тунис и, сославшись на болезнь, улетел в штаб Гитлера на Украине для того, чтобы убедить его оставить Тунис и вернуть находящиеся там армии в Европу. Гитлер ответил отказом. Более того, Роммель был отстранён от дальнейшего участия в африканской кампании. Командующим группой армий «Африка» официально стал фон Арним.

В мае 1943, через два месяца боев, блокированные в Тунисе с суши и моря немецкие и итальянские войска капитулировали.

Фельдмаршал Роммель был назначен командующим группой армий «В» в Северной Италии. За Африканскую кампанию 11 марта 1943 Роммель был награждён Бриллиантами (№ 6) к Рыцарскому кресту с Дубовыми листьями и Мечами.

На Западном фронте

В январе 1944 Роммель был назначен командующим группой армий «В» в Северной Франции. Он попытался сделать «Атлантический вал» серьёзным препятствием для противника. Однако из-за стратегических разногласий с командующим всей войсковой группировкой во Франции — фельдмаршалом Рундштедтом, единый план обороны западной границы рейха не был выработан, что и привело к неоперативности и несогласованности действий немецких войск во время высадки союзников в Нормандии 6 июня 1944 года.

После высадки союзников в Нормандии Роммель был тяжело ранен 17 июля, когда его автомобиль был обстрелян британским самолетом. Его отправили домой в Ульм на лечение.

Лечение проходило успешно, и через некоторое время врачам удалось открыть поврежденное левое веко фельдмаршала.

Смерть

20 июля 1944 года было совершено неудавшееся покушение на Гитлера. Заговор был раскрыт и один из заговорщиков (некоторые исследователи называют имя Ганса Шпейделя) назвал имя Роммеля, хотя Роммель в заговоре непосредственного участия не принимал.

Учитывая выдающиеся заслуги генерал-фельдмаршала, ему был предоставлен выбор между Народным трибуналом и самоубийством. 14 октября 1944 года Роммель был вынужден принять цианистый калий.

По приказу Гитлера Роммель как национальный герой Третьего рейха был похоронен со всеми воинскими почестями. 18 октября 1944 — день его похорон — был объявлен днём национального траура.

Труды

• Rommel E. Attacks. — Athena Press, 1979. — ISBN 0-9602736-0-3
• Роммель Э. Пехота наступает. События и опыт. — М.: Принципиум, 2013. — ISBN 978-5-9903270-3-0.480 с.

В популярной культуре

• В фильме Билли Уайлдера "Пять гробниц по пути в Каир" (1943) роль Роммеля исполнил Эрих фон Штрогейм
• Роль генерал-фельдмаршала Роммеля в масштабном американском мини-сериале «Война и воспоминание» (1988) исполнил Харди Крюгер.
• На немецком ТВ вышел фильм про Роммеля.
• Альбом III: The Rommel Chronicles голландской Дэт-метал группы Hail of Bullets посвящен Роммелю.

Галерея

• Rommel's Africa uniform.jpg

  Африканская форма Роммеля

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Роммель во время боевых действий в Африке

• Bundesarchiv Bild 146-1970-076-43, Paris, Erwin Rommel bei Siegesparade.jpg

  Роммель на параде

• Bundesarchiv Bild 183-J16362, Erwin Rommel.jpg

  Роммель в декабре 1943 года

• Rommels-grab.jpg

  Могила Роммеля

Литература

• Rommel, Erwin (1979) [1937]. Attacks. Athena Press. — ISBN 0-9602736-0-3
• Ирвинг Д. Эрвин Роммель. Ганнибал двадцатого века. / Пер. с англ. А. Шипилова — М.: «Издатель Быстров», 2006.
• Реми, М. Ф. Миф Роммеля. Легенда Африканского корпуса. / Пер. с нем. Я. Зверева, С. Бойко. — АСТ, АСТ Москва, Харвест, 2008. — ISBN 978-5-17-045303-0, 978-5-9713-9162-3, 978-985-16-6066-3
• Гордиенко А. Н. Командиры Второй мировой войны. — Т. 1. — Мн., 1997. — ISBN 985-437-268-5
• Correlli Barnett. [books.google.com/books?id=LLL81vhDAeUC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_book_other_versions_r&cad=10#v=onepage&q=&f=false Hitler's Generals]. — New York, NY: Grove Press, 1989. — 528 p. — ISBN 0-802-13994-9.
• Владимир Чекмарев. Термидор генерала Роммеля. YAM Young Authors’ Masterpieces Publishing (2013-01-11). — ISBN 978-3-659-99354-1

Ссылки

• [www.achtungpanzer.com/gen1.htm Erwin (Johannes Eugen) Rommel на Achtung Panzer]  (англ.)
• [www.webcitation.org/6lP6IPJbt Afrika Korps]
• [www.webcitation.org/6lP6pZen3 Rommel the Great General, part 1]
• [afrikakorpsforum.xooit.fr/rss.php?f=12 Rommel the Great General, part 2]
• [www.inopressa.ru/article/17Jun2009/independent/rud.html Рудольф Шнайдер: «Я был водителем Роммеля»]
• [www.inosmi.ru/translation/246241.html Роммель Африканский]
• [rommel-dak.jimdo.com/ Русский сайт «Роммель&DAK»]
• [www.youtube.com/watch?v=PS7okrC2oLM Немецкая маршевая песня времён войны «Unser Rommel»]

Отрывок, характеризующий Роммель, Эрвин

Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.