Эрети
Эрети или Херети (ჰერეთი) — историческая область на границе Кавказской Албании и Грузии (юго-восток Кахетии). С 787 по 959 годы — независимое княжество. Позднее по Эрети проходила граница между христианским и исламским Закавказьем. В настоящее время Эрети разделено между Грузией и Азербайджаном.
История
Название Эрети используется в грузинских источниках для обозначения той области Албании, которой с V века правили цари Иберии. Местные эриставы из дома Багратиони в середине VIII века обосновались в долине Алазани и, воспользовавшись ослаблением грузинской государственности под ударами арабов, обрели политическую независимость. Их столицей был город Шеки.[1]
Грузинское княжество Эрети возникло совместно с другими феодальными царствами и княжествами во время господства арабов.[2]
Эры представляли собой одно из племен, населявших соседнюю с Картлийским царством территорию древней Албании.[3] Слияние эров с картвельскими племенами началось еще до нашего летосчисления.[4]
Культурно-этническое слияние эров с картвельскими племенами происходило одновременно с политическим присоединением царством Картли территории Эрети. Начало политической деятельности картлийских царей на земле Эрети грузинской историографией традиционно датируется рубежом II—I вв. до н. э.[5]
Таким образом, на рубеже VIII—IX вв. параллельно с другими грузинскими феодальными царствами и княжествами образовалось Эретское княжество, которое активно включилось как во внутреннюю, происходившую между грузинскими княжествами борьбу, так и в международные отношения с Византией и халифатом.
Образование Эрети в качестве независимой политической единицы было обусловлено экономическим развитием Эрети и теми факторами, которые способствовали отделению Кахетского княжества от Картли.[2]
В 893 г. сын армянского князя Григора-Амама Атрнерсех получил в наследство область Камбечан провозгласив там своё княжество. В середине X века Эрети вновь вело самостоятельное политическое существование, причём к тому времени большая часть населения отказалась от монофизитства (Армянской Апостольской церкви) и перешла в грузинское православие[6]. В период существования Армянского царства Багратидов они были их вассалами[7]. Население области было армянским и армяноязычным[7].
После того как Закавказье оказалось под владычеством арабов, позиции Византии здесь были значительно поколеблены. Однако, хотя Византийская империя уже не могла оказывать влияние на Закавказские страны, с постепенным ослаблением халифата её политика начала активизироваться вообще и в Закавказье в частности. Отголоском этого, по всей вероятности, являются византийские придворные титулы представителей эретского владетельного дома. В частности, правитель Эрети Адарнасе (начало X в.) носит титул патрикия, а Квирике Великий, царь объединенных Кахети и Эрети (XI в.) — титул магистра.[8] В это время Византия щедро раздала придворные титулы закавказским правителям, которые в свою очередь, для поднятия престижа, с удовольствием их носили. Это обстоятельство указывает на определенные дипломатические или политические взаимоотношения и свидетельствует о желании обеих сторон сблизиться и использовать друг друга. Но фактически здесь в это время не должно чувствоваться влияние Византийской империи, ибо перед Эретским царством в ту пору стоял вопрос о взаимоотношениях с другими грузинскими политическими единицами и о слиянии и объединении их в единое Грузинское государство.[2]
В период борьбы за объединение Грузии распространить свою власть и влияние на Эрети стараются Западно-Грузинское государство и хорепископы Кахети, а позднее цари объединенной Грузии.[9] С другой стороны, такую же тенденцию в отношении Эрети проявляет и Армянское царство.
Грузино-армянское соперничество в Эрети проявилось в борьбе диофизитства с монофизитством.
Христианство пришло в Эрети в IV в. из Картли. Укреплению позиций Картлийского государства и церкви служила миссионерская деятельность т. н. «сирийских отцов» в VI в. на территории Эрети. После армяно-грузинского церковного раскола 607—609 гг. под нажимом грузинской церкви в Эрети утверждается халкидонский толк.
В 1020-е гг. Эрети было покорено кахетийским правителем Квирике III. В 1038 году правителем Кахети и Эрети становится сын сестры Квирике III, Гагик из рода Кюрикидов, младшей ветви армянских Багратидов. Армянское правление над регионом длится до 1105 года когда эти земли были захвачены грузинским царём Давидом Строителем и объединены с Грузинским царством.
Воссоединение Эрети с другими грузинскими государственными объединениями явилось одним из важных факторов в том общем процессе, который в итоге завершился объединением Грузии и созданием единого грузинского феодального монархического государства[2].
Правители Эрети
- Иоанэ мтавар Эрети 787—
- Джуаншер мтавар Эрети 787—
- Григор-Амам Араншах 865—893, царь Албании 893—897
- Атрнерсех, царь Албании 897—943
- Ишханик, сын Атрнерсеха, царь Албании 943—951
Напишите отзыв о статье "Эрети"
Примечания
- ↑ Папуашвили Т. Г. Вопросы истории Эрети, с. 344—345), Мусхелишвили Д. Л. Основные вопросы…, с. 128—129; его же. Из исторической географии…, с. 338.
- ↑ 1 2 3 4 Очерки истории Грузии. Том 2. Грузия в IV—X веках / [Ред.: М. Лордкипанидзе, Д. Мусхелишвили] — , 1988—580 с.
- ↑ Бердзенишвили Н. А. ВИГ, III, 1966, с. 253.
- ↑ Мусхелишвили Д. Л. Уджарма, с. (на груз. яз.).
- ↑ Мусхелишвили Д. Л. Указ. соч., с. 28.
- ↑ Вахушти багратиони пишет: «эта царица Динар обратила Эрети от армянской ереси к исповеданию православия»
- ↑ 1 2 [www.iranicaonline.org/articles/cambysene Cambysene] — статья из Encyclopædia Iranica. L. ChaumontОригинальный текст (англ.)
Although Kʿambēčan was conquered by the Arabs in the 1st/7th century, around the turn of the 3rd/9th century it formed with Šakē (to the east) a vast territorial unit ruled by the Armenian Sembateans, vassals of the Bagratids. The population was mostly of Armenian origin and Armenian-speaking.
- ↑ В греческой надписи Хахульского оклада упомянут «Квирике магистрос» (см.: Каухчишвили Т. С. Греческие надписи Грузии. Тб., 1951, с. 148). Некоторые исследователи (см.: Папуашвили Т. Г. Царство ранов и кахов, с. 202—203) этим магистросом считают Квирике (929—976) не учитывая, что там же в грузинской надписи Квирике назван царем, а царь Квирике среди правителей Кахети только Квирике III, объединитель Кахети и Эрети, как он и титулуется в источниках. Квирике II нигде в источниках царем не титулуется, он только «хорепископ» и «мтавари» («Матиане Картлиса», Вахушти), хотя рядом с ним те источники титулуют правителей Западно-Грузинского царства «царь» и «царь абхазов».
- ↑ Лордкипанидзе М. Д. Политическое объединение…, с. 174.
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Эрети
Анатоль остановил его:– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
