Эрже

Эрже
Подпись художника
Имя при рождении:	фр. Georges Prosper Remi
Дата рождения:	22 мая 1907(1907-05-22)
Место рождения:	Эттербек
Дата смерти:	3 марта 1983(1983-03-03) (75 лет)
Место смерти:	Волюве-Сен-Ламбер
Гражданство:	Бельгия Бельгия
Жанр:	комиксы
Учёба:	самоучка
Влияние на:	«школа Эрже»
Награды:	офицер ордена Короны
Работы на Викискладе

Эрже́ (фр. Hergé; настоящее имя — Жорж Проспер Реми (фр. Georges Prosper Remi); 22 мая, 1907, Эттербек — 3 марта 1983, Волюве-Сен-Ламбер) — бельгийский художник комиксов, снискавший всемирную известность своими альбомами о приключениях молодого журналиста Тинтина (фр. Tintin), которые до нашего времени расходятся миллионными тиражами во всём мире. Первооткрыватель техники «чистой линии», которая нашла дальнейшее применение у мастеров поп-арта. Псевдоним Эрже возник как перевёрнутый акроним «Р. Ж.» от «Реми Жорж».

Жизнь и творчество

Детство и юность

Настоящее имя Эрже — Жорж Реми. Он родился 22 мая 1907 года в городе Эттербеек, Брабант (ныне часть Брюссельского столичного региона). Отец — Алексис Реми, скромный служащий; мать, Элизабет Реми — домохозяйка. В 1920 году его отдали в католический коллеж Св. Бонифация. Пристрастие к рисованию побуждало его делать многочисленные зарисовки в школьных тетрадях, причём нередко картинки сопровождались «bulles» (филактерами), где размещались реплики персонажей (в начале ХХ века этот характерный в дальнейшем для языка комиксов приём ещё никем не использовался). В 2007 году самая первая выполненная им серия была обнаружена на стене колледжа, где учился Жорж. Он очень любил кинематограф, в особенности комедии с участием Чарли Чаплина и Бастера Китона; возможно, именно гэги из этих фильмов оказали влияние на его творчество. В детстве Жорж принимал участие в походах скаутов, и скаутские идеалы оказали в какой-то степени влияние на его дальнейшее развитие. С 1924 года Жорж стал подписывать свои рисунки, публиковавшиеся на страницах журнала «Бельгийский бойскаут», инициалами «R. G.». Здесь же была опубликована и его первая рисованная серия «Приключения Тотора».

Путь к «Тинтину»

С 19 лет Эрже начинает рисовать для газеты «Vingtième Siècle» («Двадцатый век»), владельцем которой был националист и антикоммунист аббат Норбер Валле. Скоро Эрже поручают редактировать воскресное литературно-художественное приложение к газете, а в ноябре 1928 года — новое, адресованное детской аудитории приложение вечернего издания — «Le Petit Vingtième» («Двадцатый век для детей»). Наряду с уже упоминавшимися «Приключениями Тотора» с 10 января 1929 года здесь начинает печататься цикл комиксов о молодом репортёре Тинтине, который и принёс Эрже мировую славу. Есть определённое сходство между Эрже и его любимым героем. Между тем первое редакционное задание заставило Тинтина отправиться в Советскую Россию, где Эрже ни разу не бывал.

Цикл «Тинтин в стране Советов» печатался на страницах журнала до 8 мая 1930 года; успех был безоговорочным, хотя в дальнейшем отношение автора к этой работе изменилось. После России Тинтин и его пёс Милу отправляются в Конго (в этом цикле ощущается влияние книги Андре Жида «Путешествие в Конго»), затем в Чикаго (цикл «Тинтин в Америке»). В 1932 году журнал начинает печатать приключения Тинтина в странах Востока: Порт-Саид, Суэц, Бомбей, Коломбо, Цейлон, Сингапур, Гонконг, Шанхай. Все они собраны в альбоме «Сигары фараона», опубликованном издательством «Кастерман», которое владеет эксклюзивными правами на сагу о Тинтине.

Прочие циклы

Творчество Эрже не ограничивается «Тинтином». Из-под пера художника выходят всё новые персонажи: Квик и Флюпке; Пополь и Виржини (их имена звучат пародией на имена героев знаменитой повести Бернардена де Сен-Пьера); Джо, Зетт и Жоко. Однако именно благодаря Тинтину Эрже приобретает невероятную популярность у себя на родине, а затем и во всём мире.

Дружба с Чаном

В 1934 году Эрже познакомился, а затем подружился с китайским студентом, прослушавшим курс в Королевской академии изящных искусств в Брюсселе. Его звали Чан Чунжэнь. Создалась парадоксальная ситуация: получивший художественное образование Чан стал учиться работать в технике комикса у самоучки Эрже. Однако год спустя Чану приходится вернуться на родину; Эрже болезненно переживает разлуку (их новая встреча состоялась только в 1981 году). Под впечатлением дружбы с Чаном Эрже создает цикл «Приключения Тинтина на Дальнем Востоке», однако слишком длинное название пришлось заменить на более короткое: «Голубой лотос» («Le lotus bleu»).

Военные годы

Во время оккупации Бельгии нацистами, в мае 1940 года «Vingtième Siècle» прекратил своё существование, но Эрже предложили работать в другом издании — «Le Soir» («Вечерняя газета»). С октября 1940 года он руководил приложением для детей под названием «Le Soir-Jeunesse», выпустил несколько альбомов, включая окрашенную в апокалиптические тона и вызвавшую упрёки в антисемитизме «Загадочную звезду». С 1943 года Эрже работал совместно с художником Эдгаром Жакобом.

Послевоенные трудности

«Раскадровки получались у Эрже сами собой, он так мыслил! Но главным компонентом в творчестве для него всё-таки был сюжет. Его истории — что-то невероятное: он никогда не пользовался сюжетным поворотом только для того, чтобы рассмешить, удивить или развлечь. Каждый элемент работал на развитие интриги. Мне Эрже больше напоминает не художника, рисующего раскадровки, а идеального сценариста. Однако сценариста с уникальным кинематографическим мышлением — карандаш в его руке был более действенным инструментом, чем у иного режиссёра кинокамера! Поэтому первой моей мыслью после прочтения комиксов было восхищение: «Он не поставляет сырьё для режиссёров, он сам — прирожденный режиссёр». Мы с Питером [Джексоном] чувствовали себя карликами, забравшимися на плечи к гиганту».

Стивен Спилберг

В сентябре 1944 года, после того как немецкие войска оставили Брюссель, Эрже арестовали за коллаборационизм. Ряд изданий печатает издевательские пародии на «Тинтина», где герой Эрже оказывается среди нацистов. Между тем во многих его работах, последовавших за крайне антикоммунистическим «Тинтином в стране Советов», прослеживается критическое отношение к империализму, милитаризму и фашизму. Только в мае 1946 года все обвинения были сняты, и художник получил возможность устроиться на работу. 26 сентября 1946 года вышел в свет первый номер журнала «Тинтин» (Эрже стал его художественным директором); за несколько лет тираж журнала в Бельгии вырос до 60 000 экземпляров. Возобновляется работа над прерванным ранее циклом «Тинтин и храм Солнца».

Однако, несмотря на громкий успех, в мае 1947 года Эрже приходится расстаться с помогавшим ему Джекобсом; художник страдает от депрессии и всерьёз подумывает об эмиграции в Аргентину, но его планы рушатся. Эрже продолжает работу над Тинтином и в 1956 году выпускает альбом «Дело Турнесоля» («L’Affaire Tournesol»), который в профессиональном отношении иногда называют вершиной его творчества.

В 1956 году Эрже знакомится с художницей Фанни Вламинк; пять месяцев спустя между ними возникает роман. (После его смерти Фанни организует фонд Эрже и получает авторские права на работы художника). В сентябре 1958 года начинает печататься цикл «Тинтин в Тибете», отчасти навеянный популярными в те годы рассказами о снежном человеке, но в это время у Эрже обостряется депрессия; выход в свет «самого интимного и волнующего из его альбомов» совпал с расставанием с первой женой, Жермен.

Кончина Эрже

В 1960-е годы серьёзную конкуренцию Эрже начинают составлять «Счастливчик Люк», «Астерикс», «Корто Мальтез» и другие европейские комиксы. Однако популярности Тинтина это не вредит: тираж альбомов Эрже, выпущенных издательством «Кастерман», превышает миллион экземпляров. Художник постоянно работает над усовершенствованием старых альбомов, однако не желает модернизировать «Тинтина в стране Советов», считая его ошибкой молодости.

В 1983 году Эрже умирает от лейкемии, не успев окончить свой последний альбом.

Бельгийцы в честь героя комикса возводят памятник в одном из парков Брюсселя, а на 75 день рождения Брюссельское астрономическое сообщество называет небольшую планету в его честь.

Тинтин — символ Брюсселя

На сегодняшний день Тинтин — один из самых популярных персонажей комиксов в мире. В Бельгии он стоит на первом месте самых популярных вымышленных персонажей, и с 2001 года Тинтин и его фокстерьер Милу — официальные символы города Брюсселя.

В городе Луван-ля-Нёв находится посвящённый Эрже музей. Фрески с изображением Тинтина и других персонажей комикса можно увидеть на одной из станций брюссельского метро.

Экранизации

В 1960-е годы было снято два фильма о приключениях Тинтина: «Тайна золотого руна» («Lе mystère de la toison d’or») и «Голубые апельсины» («Les oranges bleues»), а также полнометражный мультфильм «Тинтин и храм Солнца» («Tintin et le temple du Soleil»), что повысило популярность персонажей у себя на родине. В 1972 году был снят ещё один полнометражный мультфильм, «Тинтин и акулье озеро» («Tintin et le lac au requin»). В 1991 году совместными усилиями Франции и Канады был выпущен телесериал, вмещающий в себя все приключения Тинтина, кроме двух альбомов — «Тинтин в стране Советов» и «Тинтин в Конго» («Tintin au Congo»). Были также осуществлены радиопостановки и мюзиклы по мотивам альбома «Тинтин в Тибете».

Ещё в 1983 году Стивен Спилберг, который является страстным поклонником «Приключений Тинтина», вступил в длительные переговоры с Эрже по поводу экранизации одного из альбомов художника. Эрже, оценивший по достоинству как фильмы всемирно известного к тому времени режиссёра, так и его искреннюю увлечённость «Тинтином», по многим пунктам был готов пойти навстречу Спилбергу. Однако в конце концов «драконовские» условия Спилберга заставили художника отказаться от экранизации. После кончины Эрже Спилберг осуществил свою давнюю мечту и выпустил фильм «Приключения Тинтина: Тайна единорога», в котором использована технология захвата движения.

Популярность Тинтина

Тинтин и Милу известны во всём мире и переведены на более чем 50 языков. Существует много версий о причине популярности персонажей, которая не спадает уже свыше 8 десятилетий. С одной стороны, почти все альбомы Эрже пронизаны добротой, уважением к чужой культуре, человечностью, и тонким юмором. С другой стороны, Эрже был хорошо осведомлён о политических, технических и культурных движениях своего времени и нередко прибегал к политическим аллюзиям — например, в альбоме «Скипетр короля Оттокара» («Le Sceptre d’Ottokar») внимательный читатель может увидеть критику насильственного присоединения Австрии к Германии в 1930-е годы. Персонажи Эрже «предвидели» такие научные открытия, как лёд на луне.

Тинтин в России

В СССР комикс не печатался, так как Эрже считался приверженцем антисоветских, антикоммунистических, проколониальных политических взглядов, а также из-за своего коллаборационизма в годы Второй мировой войны (хотя он и не симпатизировал нацизму).

Первый альбом Тинтина был переведён на русский язык лишь в 1993 году.

Интерпретация работ

«Эрже так же повлиял на моё творчество, как и Уолт Дисней. Для меня Эрже больше чем автор комиксов».

Энди Уорхол

В глазах современного человека ранние работы Эрже отличаются отсутствием политкорректности. В первом альбоме «Тинтин в стране Советов» юный репортёр отправляется в Советский Союз, причём советский быт 1920-х годов обрисован в самых мрачных красках. Некоторые читатели даже приписали этой антиутопии профашистские тенденции.

Во втором альбоме «Тинтин в Конго» есть сцены, где демонстрируется жестокость по отношению к диким животным, а также пренебрежительное отношение к туземному населению Конго, которое в то время являлось колонией Бельгии.

Во время Второй мировой войны, а также после того, как он подвергся жёсткой критике, Эрже пересмотрел свои взгляды, и с тех пор показанное в его работах мировоззрение отличается человечностью и уважением к чужим культурам.

В ранних американских версиях комиксов и в мультфильмах «взрослые» элементы комиксов Эрже (например, Тинтин и Милу, хлещущие виски прямо из бутылки) подвергались цензурированию.

Выставка в Гран-Пале

С 28 сентября 2016 по 15 января 2017 года в парижском Гран-Пале проходит выставка, на которой представлено творчество Эрже. Посетители выставки, которая занимает десять залов, получают исчерпывающее представление не только об истории цикла «Тинтин», но и о менее известных персонажах художника, а также об его влиянии на развитие комикса [www.grandpalais.fr/fr/evenement/herge].

Ссылки

• [www.tintin.free.fr/biographie/ Подробная биография]
• [www.tintinologist.org Форумы, посвящённые работам Эрже]

Отрывок, характеризующий Эрже

«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.