Эрикссон, Ян

Ян Эрикссон
Общая информация
Полное имя	Ян Юнас Якуб Эрикссон
Родился	Сундсвалль, Швеция
Гражданство
Рост	1,83 см
Позиция	защитник
Информация о клубе
Клуб	Завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1974—1980	Сундсвалль
1980—1986	ИФК Сундсвалль
Клубная карьера*
1985—1986	ИФК Сундсвалль	44 (2)
1987—1990	АИК	73 (2)
1991—1992	Норрчёпинг	39 (3)
1992—1994	Кайзерслаутерн	37 (4)
1994—1995	АИК	7 (0)
1995—1996	Серветт	6 (0)
1996	Хельсингборг	28 (3)
1997—1998	Сандерленд	1 (0)
1998—1999	Тампа-Бэй Мьютини	35 (2)
Национальная сборная**
1990—1994	Швеция	35 (4)
Чемпионаты Европы
Бронза	Швеция 1992
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ян Юнас Якуб Эрикссон (швед. Jan Jonas Jakob Eriksson; 24 августа 1967, Сундсвалль) — шведский футболист.

Карьера

Клубная

Эрикссон начал карьеру в родном городе Сундсвалль, играя в составе местных молодёжных команд. В 1985 году он подписал первый контракт с «ИФК Сундсвалль», который покинул уже на следующий год. Ян перешёл в столичный «АИК», где за три года сыграл в более 70 матчах.

В 1991 году Эрикссон подписывает контракт с ещё одним шведским клубом «Норрчёпинг» из одноимённого города. Покинув этот клуб, он получает приглашение в немецкий «Кайзерслаутерн», в составе которого он играет два года, и в 1994 году возвращается в «АИК».

Сыграв в этом клубе 7 игр за сезон, переходит в швейцарский «Серветт», в котором провёл один сезон. В 1996 году он снова возвращается в Швецию, но уже в «Хельсингборг».

В 1997 году Эрикссон переходит в английский «Сандерленд», где за два года сыграет всего лишь один раз. После этого он переходит в американский клуб «Тампа-Бэй Мьютини», где завершает свою профессиональную карьеру.

Сборная

В 1990 году Эрикссон участвовал на Чемпионате мира в Италии. Однако сборная Швеция не смогла пройти дальше группового этапа, не набрав ни одного очка.

Более успешным было выступление в составе сборной Швеции в 1992 году на домашнем Чемпионате Европы, где команда смогла дойти до полуфинала, уступив там сборной Германии со счётом 3-2. Эрикссон забил два гола на этом турнире.

В общей сложности он сыграл 35 игр за сборную и забил четыре года.

Достижения

Личные

• Футболист года в Швеции: 1992 год

Ссылки

• [www.worldfootball.net/player_summary/jan-eriksson/ Профиль на worldfootball.net] (англ.)
• [www.fussballdaten.de/spieler/erikssonjan/1994/ Профиль на fussballdaten.de] (нем.)
• [www.transfermarkt.com/jan-eriksson/profil/spieler/101092 Профиль на сайте transfermarkt.com] (англ.)

Отрывок, характеризующий Эрикссон, Ян

Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.