Эрик XIV

Эрик XIV Erik XIV<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Швеции
29 сентября 1560 — 26 января 1569
Коронация:	29 июня 1561
Предшественник:	Густав I Васа
Преемник:	Юхан III
Рождение:	13 декабря 1533(1533-12-13) Стокгольм
Смерть:	26 февраля 1577(1577-02-26) (43 года) замок Эрбюхус, Уппланд
Место погребения:	Кафедральный собор Вестероса
Род:	Васа
Отец:	Густав I Васа
Мать:	Екатерина Саксен-Лауэнбургская
Супруга:	Катарина Монсдоттер

Эрик XIV (швед. Erik XIV, 13 декабря 1533, Стокгольм — 26 февраля 1577, замок Эрбюхус) — король Швеции из династии Васа, правивший с 1560 по 1568 год.

Сын шведского короля Густава I и Катарины, герцогини Саксен-Лауэнбургской (24 сентября 1513 — 23 сентября 1535, швед. Katarina av Sachsen-Lauenburg). Был также правителем Эстляндии после её перехода под власть Швеции в 1561 году. Эрик был образованным человеком с артистическими задатками, стремившийся к политической власти, но уже в ранние годы его правления обнаружились признаки душевного расстройства, в итоге развившиеся в шизофрению.

Годы правления

Во внешней политике усилия Эрика были направлены на укрепление Швеции, превращение её в великую державу. В отличие от своего отца, который удовлетворился статусом независимого королевства, он стремился расширить своё влияние на страны Балтии и Эстляндию. Экспансионистская политика привела к столкновению с двоюродным братом, королём Дании Фредериком II. Стремясь к заключению выгодных политических альянсов, Эрик делал неудачные предложения о замужестве королеве Англии Елизавете I и королеве Шотландии Марии Стюарт. В 1567 году (официально 4 июля 1568) женился на девушке незнатного происхождения Катарине Монсдоттер (6 ноября 1550 — 13 сентября 1612, швед. Karin Månsdotter).

Во внутренней политике амбиции Эрика наталкивались на противодействие шведской знати, среди его оппонентов был и его средний единокровный брат Юхан, позднее ставший шведским королём под именем Юхана III. Недовольный политикой брата, Юхан женился на Катерине Ягеллонке — сестре польского короля Сигизмунда II Августа, с которым воевала Швеция, и получил от него несколько крепостей. Эрик сократил власть дворянства и приступил к завоеванию Эстляндии, тем самым оказавшись в ссоре со своим братом, герцогом Финляндии. Юхан был обвинен в измене и в 1563 году риксдаг приговорил его к смерти. Эрик пленил Юхана и заключил в замок Грипсхольм (швед. Gripsholm).

Большую часть правления Эрика Швеция участвовала в т. н. Северной семилетней войне (1563—1570) против Дании, Польши и Любека. В первые годы войны Дания, воспользовавшись противостоянием Эрика и Юхана, вела успешные действия на территории Швеции, и только к концу царствования шведам удалось отвоевать захваченные территории. Также Швеция участвовала в Ливонской войне против России, захватив в 1561 году после распада Ливонского ордена северную часть Эстляндии с Ревелем.

Все эти годы психическое состояние Эрика постепенно ухудшалось, его действия становились всё более своевольными и подверженными внезапным обострениям болезни. В 1567 году он совершил расправу над семьёй Стуре в Уппсале. В 1568 году он был свергнут Юханом и другим братом, Карлом, с престола и заключен под стражу, потеряв «все королевские права на Швецию». Его доверенный секретарь Йоран Перссон (1530—1568, швед. Jöran Persson) взял на себя большую часть вины за действия Эрика против знати и был казнен вскоре после воцарения Юхана III.

Годы заключения в тюрьме

Из замка Стокгольма Эрика отправили в замок Або (Турку) в Финляндии, куда он прибыл 15 июля 1570 года вместе с семьёй: женой Карин Монсдоттер и детьми — четырёхлетней Сигрид, двухлетним Густавом и полугодовалым Хенриком.

В распоряжение семьи предоставили несколько комнат, одна из кухонь замка полностью отводилась королевской семье. К обслуживающему персоналу относились, кроме прочих, четыре повара, личный слуга короля Бувик Таттаре, няня, парикмахер, ловчий, стражники Улоф Улофссон и Микаэль Микаэльссон, официантка Йоэн Перинсон и служащий подвала Лассе Перинсон. Ежедневная еда включала в себя сильно приправленные пряностями мясные блюда, рыбу, хлеб и яйца, из напитков предлагались вино и пиво. Поскольку король не любил рейнское вино, ему привозили вина Средиземноморских стран, золотисто-жёлтое сладкое вино, приправленное шафраном.

Несмотря на приличные условия жизни, Эрик не чувствовал себя счастливым. Он лишился королевской власти и свободы. Для его охраны в замок были наняты 63 вооружённых стражника. В воротах и дверях замка были установлена опорная железная обивка, а на окнах — железные решётки для охраны «попугая».

В период заключения Эрик вспоминал дни своего королевского правления, которое продолжалось семь лет и восемь месяцев. Он был коронован после смерти своего отца с невиданной до этого великолепной церемонией. Он являлся военачальником сухопутных войск и совершенствовал вооружение и военное искусство. Однажды его войска захватили замок Турку, и самовольный герцог Юхан и герцогиня Катерина Ягеллонка были арестованы. Эрик думал о молодой Карин Монсдотер, с которой его обвенчали официально в кафедральном соборе Уппсалы в 1568 году, и о том, как Карин стала королевой Швеции менее чем на три месяца. Эрик чувствовал подозрительность по отношению ко всем, и его душу терзало убийство семьи Стуре, в котором он был повинен. Эрик читал произведения, в которых историк Йохан Магнус рассказывал о славном прошлом шведских королей, изучал астрологию и составлял гороскопы.

Эрик не подчинился своей судьбе. Он ради своего освобождения начал готовить тайный сговор с царём Иваном Грозным. После разоблачения этой попытки охрану Эрика усилили и количество стражников увеличили почти до ста человек. Он был заключён в маленькую арестантскую комнату шестиугольной башни переднего замка, окна которой выходили на реку Аура-Йоки и море. Вокруг тюрьмы проходил коридор для охраны со сводами на внешней стене.

В конце лета 1571 года по решению Юхана III заключённые и их сопровождение отправились из Турку в крепость Кастельхольм на Аландских островах. В Турку остался полуторагодовалый сын Хенрик, который, вероятно, был болен. Хенрик умер в Турку и был похоронен в кафедральном соборе под выстрелы артиллерийского салюта из замка Турку. Из замка привезли для могилы Хенрика 600 кирпичей.

После этого Эрик был отлучен от семьи, и Катарина Монсдоттер в апреле 1573 года вместе с детьми Сигрид и Густавом возвратилась в замок Турку. Когда маленькому принцу исполнилось семь лет, его отобрали у матери и отправили по инициативе Юхана в Польшу.

Эрик умер в заключении в замке Эрбюхус (швед. Örbyhus, ныне в лене Уппсала), по народному преданью его последней трапезой была тюремная миска горохового супа. Согласно документу, подписанному его братом Юханом III, тюремщикам было дано право отравить Эрика, если кто-либо попытается его освободить.

В 1960 г. останки Эрика XIV были исследованы нейтронно-активационным способом на содержание ртути и мышьяка сотрудниками Королевского института технологии в Стокгольме. Концентрации мышьяка в исследованных образцах внутренних органов короля и его одежды оказались высокими. На основании результатов исследования шведские исследователи пришли к выводу о отравлении Эрика XIV.

Похоронен в кафедральном соборе в Вестеросе.

Юхан III отдал во владение Катарине Монсдоттер имение Лиуксала (фин. Liuksiala) в Кангасала. Карин успешно управляла имением вплоть до своей смерти в 1612 году.

Дети

До брака у Эрика были дети:

• Маргарита (1558—1618, Margareta),
• Виргиния (1559—1633, Virginia),
• Констанция (1560—1649, Constantia),
• Лукреция (1564—после 1574, Lucretia).

От брака с Катариной Монсдоттер были дети:

• Сигрид (1566—1633, Sigrid),
• Густав (1568—1607, Gustaf),
• Хенрик (1570—1574, Henrik),
• Арнольд (1572—1573, Arnold).

Об Эрике в литературе и фольклоре

История Эрика и Карин Монсдоттер не забыта. До сих пор рассказывают историю о несчастном короле Эрике, играющем на лютне, и верной Карин. Рассказывают о хибарке в Туупиккала, расположенной на берегу реки Аура-Йоки, в которой жила Карина вместе с детьми во время нахождения Эрика в тюрьме шестиугольной башни. Эрик, тоскуя, постоянно смотрел на противоположный берег из окна своей тюремной камеры. Тюрьма Эрика в замке Турку и углубления от локтей на подоконнике в камере дали толчок для легенды об Эрике и Карин Монсдоттер и вдохновили писателей, поэтов, художников и композиторов увековечить историю любви королевской пары. В результате последних ремонтных работ тюрьма Эрика вместе с коридором приведена в первоначальный вид и открыта для публичных посещений в 1985 году.

Эрику XIV посвящена пьеса Августа Стриндберга «Эрик XIV» (1899).

Литература

• Эрик // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [books.google.com/books?id=ymYIAAAAQAAJ&pg=PA258&dq=regementet&lr=&as_brr=1&ei=VJxdStOuN5viygTTvczABw Celsius O. Konung Erik XIV historia. — Stockholm, 1774.]
• C. J. Gardberg Tre Katarinor på Åbo slott. 1986
• Salme Kotivuori.Eerik XIV ja Kaarina Maununtytär.Turun linna, 2000

Ссылки

• [web.archive.org/web/20060823174908/www.kansallisbiografia.fi/bk-kuvat/kb_ru.pdf Биография Карин Монсдоттер. PDF, 4.2 Mb]

Отрывок, характеризующий Эрик XIV

– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.