Эрлих, Хенрих Моисеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Хенрих (Герш-Вольф) Моисеевич Эрлих (польск. Henryk Ehrlich; 1882, Люблин — 1942, Куйбышев, ныне Самара) — видный деятель Бунда, один из организаторов Международного еврейского антигитлеровского комитета.



Биография

В 1902 году учился на юридическом факультете Варшавского университета. В 1903 присоединился к Бунду. В 1904 году арестован, а затем исключён из университета за участие в революционной демонстрации. Вскоре был освобожден, уехал в Германию, начал изучать политэкономию в Берлинском университете. В 1905 г. вернулся в Варшаву, сотрудничал в партийных периодических изданиях. В 1906—1908 гг. учился на юридическом факультете Петербургского университета, по окончании которого переехал в Варшаву. Принимал активное участие в работе Бунда. В 1909 г. вновь арестован, вскоре после освобождения уехал во Францию. Однако в 1910 г. Эрлих возвратился в Варшаву и занялся партийной работой.

В 1914 году после начала первой мировой войны переехал в Петроград. Сотрудничал в левой прессе, входил в состав редколлегий бундовских изданий: газеты «Ди Цайт» и еженедельника «Еврейские вести».

Во время революции 1917 года был членом исполкома Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. На первом Всероссийском съезде советов рабочих и солдатских депутатов 3-24 июня 1917 г. был избран членом Всероссийского Центрального Исполнительного комитета (ВЦИК). В октябре 1917 г. стал членом Временного совета Российской республики (Предпарламента).

В октябре 1918 года уехал в Варшаву. В 1920-30-х гг. был членом ЦК Бунда, одним из лидеров партии, редактором партийного органа — ежедневной газеты «Фольксцайтунг», возглавлял левое крыло партии. С началом 2-й мировой войны в сентябре 1939 года Эрлих бежал в советскую зону оккупации на восток Польши. 4 октября в Бресте Эрлих был арестован сотрудниками НКВД. В июле — августе 1940 г. Эрлих вместе с Виктором Альтером был обвинён в связях с польской контрразведкой и подпольными организациями Бунда и критике политики советско-германского сотрудничества и приговорён к смертной казни. Однако 27 августа Эрлиху и Альтеру было объявлено о замене смертной казни десятилетним заключением. В ходе допросов Лаврентий Берия предложил им возглавить еврейскую антифашистскую организацию и 12 сентября они были освобождены. Сразу после освобождения совместно с Виктором Альтером приступил к созданию ЕАК.

4 декабря 1941 года Эрлих и Альтер были повторно арестованы в Куйбышеве. 23 декабря Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Эрлиха и Альтера к смертной казни, на этот раз за связь с германской разведкой. Находясь в тюрьме Эрлих 14 мая 1942 года покончил жизнь самоубийством[1]. Позже в феврале 1943 г. Альтер был расстрелян. В США этот расстрел сравнивали с казнью Сакко и Ванцетти[2].

Был женат на Софье Дубновой, дочери Семёна Дубнова. Один из их сыновей — историк русской литературы Виктор Эрлих.

Напишите отзыв о статье "Эрлих, Хенрих Моисеевич"

Ссылки

  • [www.eleven.co.il/article/15114 Генрих Эрлих] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  • [www.a-pesni.golosa.info/ww2/oficial/a-eak.htm Яков Этингер КТО СПОСОБСТВОВАЛ СОЗДАНИЮ ЕАК Трагическая судьба Виктора Альтера и Генриха Эрлиха]
  • [berkovich-zametki.com/Nomer8/Lyass2.htm Федор Лясс ЗАКЛЮЧЕННЫЕ N 42 и N 41]

Примечания

  1. [www.eleven.co.il/article/15114 Эрлих Хенрих]
  2. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,802609,00.html?promoid=googlep Репортаж о демонстрации протеста в США в связи с расстрелом в СССР.] (Тайм, 12 Апреля 1943 года)  (англ.)

Отрывок, характеризующий Эрлих, Хенрих Моисеевич

Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.