Эрмезинда (графиня Люксембурга)
| Эрмезинда (II) Люксембургская нем. Ermesinde von Luxemburg фр. Ermesinde de Luxembourg<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 1197 — 12 февраля 1247 | ||
| Соправители: | Тибо I де Бар (1197 — 1214), Валеран III Лимбургский (1214 — 1226) | |
| Предшественник: | Оттон I Бургундский | |
| Преемник: | Генрих V Белокурый | |
| ||
| 1196 — 12 февраля 1247 | ||
| Соправители: | Тибо I де Бар (1197 — 1214), Валеран III Лимбургский (1214 — 1226) | |
| Предшественник: | Генрих III Слепой | |
| Преемник: | Генрих IV Белокурый | |
| ||
| 1196 — 12 февраля 1247 | ||
| Соправители: | Тибо I де Бар (1197 — 1214), Валеран III Лимбургский (1214 — 1226) | |
| Предшественник: | Генрих III Слепой | |
| Преемник: | Герхард III | |
| Рождение: | июль 1186 | |
| Смерть: | 12 февраля 1247 | |
| Место погребения: | Цистерианское аббатство Клейрфонтейн | |
| Род: | Намюрский дом | |
| Отец: | Генрих I (IV) Слепой | |
| Мать: | Агнес Гелдернская | |
| Супруг: | 1-й: Тибо I де Бар 2-й: Валеран III Лимбургский | |
| Дети: | От 1-го брака: сыновья: Рено, Генрих дочери: Елизавета, Маргарита От 2-го брака: сыновья: Генрих V Белокурый, Герхард III дочери: Екатерина | |
Эрмезинда Люксембургская (нем. Ermesinde von Luxemburg, фр. Ermesinde de Luxembourg; июль 1186 — 12 февраля 1247) — графиня де Ла Рош-ан-Арден и Дарбюи с 1196, графиня Люксембурга с 1197, дочь Генриха I (IV) Слепого, графа Люксембурга и Намюра, и Агнес Гелдернской, дочери Генриха, графа Гелдерна, и Агнес фон Арнштейн. Иногда она упоминается как Эрмезинда Намюрская, а в германских источниках она часто именуется Эрмезинда II, считая графиней Люксембурга Эрмезинду Люксембургскую, мать Генриха Слепого, хотя она фактически Люксембургом не правила.
Содержание
Биография
Одной из самых серьёзных проблем в конце правления Генриха Слепого была проблема престолонаследия в Намюре и Люксембурге. С первой женой Генрих развёлся, детей от этого брака не было. От второго брака он также не имел детей. В итоге Генрих признал наследником мужа своей сестры Алисы — графа Эно Бодуэна IV, а после его смерти в 1171 году наследником стал их сын Бодуэн V.
Однако в июле 1186 года у 75-летнего Генриха Слепого неожиданно родилась дочь, названная Эрмезиндой в честь матери графа Генриха. После этого Генрих аннулировал предыдущее распоряжение о наследстве. Для того, чтобы защитить свою дочь от притязаний Бодуэна, Генрих помолвил её в 1187 году с графом Шампани Генрихом II. Не согласный с этим Бодуэн V обратился с жалобой к императору Фридриху I Барбароссе, который в итоге в 1188 году вынудил Генриха Слепого восстановить графа Эно в статусе наследника. Однако Бодуэн не стал дожидаться смерти Генриха Слепого и в 1189 году захватил Намюр. Император Фридрих поддержал Бодуэна и, более того, тайно возвёл Намюр в статус маркграфства. В 1190 году стороны достигли компромисса. Намюр закреплялся за Бодуэном V де Эно, Ла Рош и Дарбюи оставались в руках Генриха Слепого до его смерти. О том, кому должен был отойти Люксембург, в договоре упомянуто не было, но он также остался в руках Генриха. В том же 1190 году в Вормсе было объявлено и о том, что Намюр стал маркграфством.
Генрих Слепой умер в 1196 году. Его дочь, Эрмезинда, в итоге унаследовала только Дарбюи и Ла Рош, а Люксембург из-за отсутствия наследников по мужской линии оказался выморочным леном, который император Генриху VI передал своему брату, пфальцграфу Бургундии Оттону I.
Жених Эрмезинды, Генрих Шампанский, собираясь в крестовый поход, расторг помолвку. А в 1197 году 11-летняя Эрмезинда была выдана замуж за граф Бара Тибо I, для которого этот брак был третьим. Вскоре после заключения брака Тибо договорился с Оттоном Бургундским, который, будучи занят проблемами в своих Бургунских владениях, согласился отказаться от Люксембурга в пользу Эрмезинды и Тибо. Также Тибо пытался вернуть и Намюр, однако здесь он успеха не добился и по Динанскому договору 26 июля 1199 года отказался от прав на маркграфство.
Вскоре после смерти Тибо, наступившей 13 февраля 1214 года, Эрмезинда вышла замуж второй раз — за Валерана III Лимбургского. Валеран, унаследовавший в 1221 году ещё и Лимбург с Арлоном, возобновил претензии на Намюр, но успехов также не добился. Окончательный отказ от претензий на Намюр был закреплён новым Динанским договором, заключённым 13 марта 1223 года.
Вальрам умер в 1226 году. Сыновья Эрмезинды от первого брака умерли рано, так что наследником Эрмезинды должен был стать старший сын от второго брака — Генрих, однако ему было ещё только 5 лет. Первоначально в управлении владениями Эрмезинде помогал Валеран II, сеньор Моншау, сын Валерана III от первого брака, который женился на Елизавете, дочери Эрмезинды от Тибо. Когда подрос Генрих, то Эрмезинда подключила к управлению и его.
Во время правления Эрмезинды Люксембург процветал. Большую часть своей юности Эрмезинда провела во Франции, поэтому она заимствовала многие учреждения по французскому образцу. При ней в Люксембурге государственным языком был французский. Кроме того она значительно увеличила территорию графства и дала двум городам (Люксембургу и Эхтернаху) хартии вольностей. Известна Эрмезинда также тем, что основала несколько монастырей, в том числе и Цистерцианское аббатство Клейрфонтейн в Арлоне.
Умерла Эрмезинда в 1247 году. Она была похоронена в Клерфонтейнском аббатстве.
Брак и дети
1-й муж: с 1197 года — Тибо I (ок. 1058 — 12/13 февраля 1214), граф Бара с 1190. Дети:
- Рено (ум. 3 апреля 1211/февраль 1214)
- Генрих (ум. 3 апреля 1211/февраль 1214)
- Елизавета (ум. 11 апреля/1 августа 1262); муж с 1218: Валеран II Лимбургский (умер 20 апреля/22 июля 1242), сеньор Моншау
- Маргарита (ум. до июля 1270); 1-й муж: Гуго III (умер 20 апреля или 4 мая 1243), граф де Водемон с 1242; 2-й муж: Генрих де Дампьер-ан-Астенуа (умер апрель/май 1259), сеньор де Бюи
2-й муж: с февраля/мая 1214 года — Валеран III (ок. 1175 — 2 июля 1226), герцог Лимбурга и граф Арлона с 1221. Дети:
- Екатерина (ок. 1215 — 18 апреля 1255); муж: Матье II (ум. 1251), герцог Лотарингии с 1221
- Генрих V Белокурый (1216—1271), граф Люксембурга и Ла Роша с 1247, граф Арлона с 1256, маркграф Намюра 1256—1264, сеньор де Линьи с 1240
- Жерар (Герхард) III (1223—1276), граф Дарбюи с 1247
Напишите отзыв о статье "Эрмезинда (графиня Люксембурга)"
Литература
- Johann Schötter. [de.wikisource.org/wiki/ADB:Erminsindis Erminsinde] // Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Band 6. — Leipzig: Duncker & Humblot, 1877. — P. 231 f.
- Lefort Alfred. La Maison souveraine de Luxembourg. — Reims: Imprimerie Lucien Monge, 1902. — 262 p.
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/LUXEMBOURG.htm#_Toc182453654 COMTES de LUXEMBOURG (NAMUR)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 17 декабря 2011.
- [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/luxemburger/ermesinde_2_graefin_von_luxemburg_1246/ermesinde_2_graefin_von_luxemburg_+_1246.html Ermesinde II. Gräfin von Luxemburg] (нем.). Genealogie Mittelalter: Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 17 декабря 2011. [www.webcitation.org/67EAm7wUb Архивировано из первоисточника 27 апреля 2012].
Отрывок, характеризующий Эрмезинда (графиня Люксембурга)
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
