Эрнани (пьеса)

Эрнани
Hernani
Скандал на премьере. Ж.-И. Гранвиль, литография, 1846 г.
Жанр:	романтическая драма
Автор:	Виктор Гюго
Язык оригинала:	французский
Дата написания:	25 сентября 1829
[lib.co.ua/classic/gygovictor/ernani.jsp Электронная версия]
Текст произведения в Викитеке

«Эрна́ни» (фр. Hernani) — романтическая драма в пяти действиях в стихах французского писателя, поэта и драматурга Виктора Гюго, написанная 25 сентября 1829 года. Премьера состоялась 25 февраля 1830 года в театре «Комеди Франсэз». Впервые опубликована в 1830 году.

История создания

После запрещения в 1829 году пьесы «Марион Делорм» Гюго сразу же принялся за новую драму — «Эрнани». В поисках сюжета, рисующего королевский произвол, Гюго остановился на найденном им в одной старой хронике рассказе о том, как министр испанского короля Филиппа II дон Руй Гомес де Сильва впал в немилость оттого, что король влюбился в его жену. Однако Гюго чрезвычайно изменил эту историю, перенеся действие в более раннюю эпоху, во времена царствования отца Филиппа II — короля Испании Карла I, ставшего императором Карлом V, и сделав соперником короля не его министра, а опального вельможу Эрнани, ставшего благородным разбойником. Этим Гюго заострил социальное содержание пьесы, проникнутой духом протеста против королевского самоуправства. Имя героя — Эрнани — взято автором из названия пограничного испанского городка, через который Гюго проезжал в 1811 году.

Премьера и первые постановки

25 сентября 1829 года Гюго закончил драму «Эрнани», и 1 октября состоялось её чтение труппе театра Комеди Франсэз, принявшей новую пьесу драматурга к постановке. Премьера состоялась 25 февраля 1830 года, главные роли исполняли лучшие актёры труппы: Жоанни (Руй Гомес), Фирмен (Эрнани), мадемуазель Марс (донья Соль), и другие.

Премьера этой пьесы явилась значительным событием в истории романтического театра. Следует иметь в виду, что тогда решался вопрос о судьбах романтической драмы, о возможностях дальнейшей деятельности группы поэтов и писателей, стремившихся утвердить на сцене новое романтическое искусство. Шум, вызванный историей с запрещением «Марион Делорм», настолько взбудоражил литературно-театральные круги Парижа, что к постановке новой романтической драмы — «Эрнани» — и сторонники, и противники Гюго стали готовиться как к решительному сражению. Приверженцы классицизма мобилизовали все свои силы, чтобы добиться провала «Эрнани». Со своей стороны, сторонники Гюго и романтизма приготовились к сражению. Молодые художники, музыканты и литераторы, сочувствующие романтизму, — Теофиль Готье, Жерар де Нерваль, Бальзак, Берлиоз, Тьерри и другие — привели на премьеру целые толпы начинающих молодых художников и литераторов. Министерские газеты тщетно пытались ослабить шум, возникший вокруг пьесы, и стараясь придать ей узколитературное значение. В день премьеры сторонники Гюго и романтизма собрались у театра к часу дня, привлекая внимание прохожих своим шумным поведением. Вскоре классицисты стали выбрасывать из театра на их головы кучи мусора. Проникнув в здание театра, романтическая молодёжь продолжала вести себя в нём крайне вызывающе. Сам спектакль сопровождался шумными аплодисментами, шиканьем и всякого рода бурными выходками. Споры, разгоревшиеся вокруг этой пьесы, остались в истории литературы под названием «битва за „Эрнани“». В целом премьера имела бесспорный успех. Постановка «Эрнани» явилась ярким событием в истории борьбы за новое литературное направление во Франции. Публика оказала драме восторженный приём, вылившийся в общественную демонстрацию протеста против реакционного режима монархии Бурбонов. Сорок пять представлений «Эрнани» прошли при переполненном зрительном зале, что являлось редким событием для академического театра Парижа. Появившись накануне Июльской революции, пьеса была проникнута антимонархическими, свободолюбивыми настроениями, а её герой — человек небывалого благородства, объявленный королём вне закона — современниками Гюго воспринимался как олицетворение бунтарства и непокорности власти.

Ещё до этого, в 1830 году, вышло отдельное издание пьесы под заглавием «Эрнани, или Кастильская честь». Здесь действия ещё не имеют особых заглавий, а текст в общем дан в приспособленном к представлению виде. Особенно заметные сокращения были сделаны в третьем действии. Полный текст пьесы был впервые опубликован в 1836 году. В 1838 году представления «Эрнани» возобновились и не прекращались до 1851 года, когда пьеса была запрещена Наполеоном III. Драма «Эрнани», как и другие запрещённые пьесы Гюго, смогла снова появиться на сценах театров лишь в 70-е годы.

Первые постановки в России

В 1889 году «Эрнани» был поставлен в России на сцене Московского Малого театра под названием «Гернани, или Кастильская честь» (перевод С. Сп. Татищева). Успех спектаклю обеспечила превосходная игра выдающихся русских артистов А. И. Южина (дон Карлос), А. П. Ленского (дон Руй Гомес де Сильва), М. Н. Ермоловой, которую в 1895 году сменила А. А. Яблочкова (донья Соль), Ф. П. Горева (Эрнани). Постановка «Эрнани» в Малом театре по инициативе и при деятельном участии А. И. Южина имела принципиальное значение. Труппа передового русского театра, по словам Южина, сочла своим «долгом в тяжёлую пору злой реакции вызвать инициативой своих выдающихся членов впервые на сцену своего театра великие, бывшие под запретом, произведения Лопе де Веги, Шиллера, Гюго, Гёте, звучавшие мощным призывом к борьбе». На передовой русской сцене было широко раскрыто гуманистическое и социально-протестующее содержание драматургии Гюго, её «настоящий, полный высокой правды и благоуханной поэзии романтизм» (А. И. Южин).

Петербургская общественность познакомилась с «Эрнани» в 1893 году, в постановке французской труппы, игравшей в помещении Михайловского театра. Ещё до этого, в 1881 году, Сара Бернар во время гастролей в России сыграла последний акт драмы Гюго. В 1894 году Жан Муне-Сюлли выбрал «Эрнани» для своего дебюта в Петербурге. Массовый зритель увидел «Эрнани» в 1897 году в русском переводе на сцене Александринского театра. В 1909 году роль Эрнани исполнял Ю. М. Юрьев, в репертуаре которого эта роль вскоре стала коронной. В 1916 году, накануне революции, петербургская буржуазия, напуганная общественным звучанием драматургии Гюго, потребовала снятия «Эрнани» с репертуара. В советское время драма несколько раз ставилась на сценах различных театров.

Сюжет

Основные действия происходят в Испании, в феврале — августе 1519 года, в Сарагосе и Арагоне, а также в Ахене.

В Сарагосе поздним вечером донья Соль одна во дворце своего дяди и жениха — герцога Руй Гомеса де Сильва — ждёт своего возлюбленного Эрнани. Влюблённый в донью Соль король дон Карлос подкупает её дуэнью, проникает во дворец и прячется в шкафу. Появляется Эрнани, терзаемый сомнениями: любовь влечёт его к донье Соль, но он считает своим долгом напомнить ей, что недостоин её, что он сын казнённого испанского гранда, лишённый титула и имущества, и вынужденный стать лесным разбойником, что его ждёт эшафот. Донья Соль клянётся Эрнани в любви и верности и обещает последовать за ним всюду, даже на эшафот. Из шкафа выходит дон Карлос и заигрывает с доньей Соль, взбешённый Эрнани обнажает шпагу. Во дворец неожиданно возвращается старый герцог Руй Гомес де Сильва и упрекает донью Соль и молодых людей. Дон Карлос раскрывает своё инкогнито и переводит разговор на политические дела. Герцог Руй Гомес де Сильва заверяет короля в своей верности, а Эрнани — в своей ненависти и жажде мести.

В полночь король предотвращает бегство доньи Соль с Эрнани, предлагая сделать её герцогиней и осыпать драгоценностями, но девушка с негодованием отвергает притязания монарха. Появившийся с преданными ему горцами Эрнани берёт короля в плен и вызывает на поединок, но дон Карлос высокомерно отказывается: для бандита это слишком большая честь. Эрнани не может стать убийцей и вынужден отпустить короля. Донья Соль умоляет Эрнани взять её с собой, но Эрнани не может принять такой жертвы.

В замке герцога де Сильва в горах Арагона идут приготовления к свадьбе дона Руй Гомеса и доньи Соль. Под видом паломника в замок проникает Эрнани и упрекает возлюбленную в измене, но, увидев приготовленный девушкой к свадебной ночи кинжал, раскаивается и просит прощения. Входит герцог и видит свою невесту в объятиях Эрнани, он потрясён вероломством гостя. Юноша умоляет пощадить донью Соль и убить его одного. Появившийся в замке король с войском требует выдать Эрнани. Верный долгу гостеприимства, герцог прячет Эрнани в тайнике, а королю отвечает, что ни один из доблестных представителей его рода не был предателем. Взбешённый король грозит покарать дона Руй Гомеса за неповиновение и берёт в заложницы невесту герцога. После отъезда короля с доньей Соль герцог Руй Гомес выпускает Эрнани из тайника. Юноша умоляет герцога не убивать его сейчас: сначала он должен отомстить королю и освободить донью Соль. Вручив герцогу свой охотничий рог, Эрнани клянётся отдать жизнь, когда герцог потребует этого.

Ночью в Ахене собрались заговорщики — немецкие и испанские гранды, замышляющие убийство дона Карлоса. Своей ненавистью к королю выделяются старик и юноша, недавно примкнувшие к заговорщикам. Дон Карлос в усыпальнице испанских королей размышляет о тяжёлом бремени власти и просит души умерших предков помочь ему управлять государством. Издалека слышен звук колокола: дон Карлос провозглашён императором Карлом V. Новый император приказывает привести донью Соль в надежде, что теперь она согласится. Император приказывает взять под стражу знатных заговорщиков — графов и герцогов — остальные недостойны его мести. Эрнани выступает вперёд и открывает своё имя: он — принц Хуан Арагонский, герцог Сегорбы и Кардоны и имеет право взойти на эшафот. Донья Соль бросается на колени перед императором и умоляет его о пощаде, соглашаясь уступить его домогательствам, если он помилует Эрнани. Император прощает всех и даёт согласие на брак доньи Соль и Эрнани, которому возвращает все утраченные титулы. Бывший разбойник отрекается от вражды и мести и присягает на верность новому императору. Эрнани и донья Соль счастливы и не замечают ненавидящего взгляда старого герцога Руй Гомеса.

Во дворце принца Арагонского в Сарагосе Эрнани и донья Соль, только что сочетавшиеся браком, мечтают о счастливом будущем. Внезапно раздаётся звук охотничьего рога и входит герцог Руй Гомес де Сильва. Герцог напоминает Эрнани о клятве и предлагает выбрать кинжал или яд, Эрнани берёт кубок с ядом. Донья Соль взывает к любви, но, поняв, что мольбы и угрозы бессмысленны, она выхватывает кубок с ядом и отпивает половину, вторая половина достаётся Эрнани. Влюблённые обнимаются и перед смертью благодарят небо за недолгое счастье. Ужаснувшись дела рук своих, старый герцог Руй Гомес совершает самоубийство.

Персонажи

• Эрнани
• Дон Карлос
• Дон Руй Гомес де Сильва
• Донья Соль де Сильва
• Король Богемский
• Герцог Баварский
• Герцог Готский
• Герцог Люцельбургский
• Дон Санчо
• Дон Матиас
• Дон Рикардо
• Дон Гарси Суарес
• Дон Франсиско
• Дон Хуан де Аро
• Дон Педро Гусман де Аро
• Дон Хиль Тельес Хирон
• Донья Хосефа Дуарте
• Горец
• Якес — паж
• Дама
• Придверник
• Первый заговорщик
• Второй заговорщик
• Третий заговорщик
• Заговорщики Священной лиги — немцы и испанцы; горцы, вельможи, солдаты, пажи, народ.

Адаптации

• Через несколько месяцев после нашумевшей премьеры пьесы Гюго итальянский композитор Винченцо Беллини загорелся идеей написать на этот сюжет оперу. Роль Эрнани предназначалась Джудитте Паста. Довольно скоро Беллини осознал невозможность постановки на свободолюбивый сюжет в оккупированной реакционными австрийцами Ломбардии и прекратил работу над оперой.
• В 1844 г. венецианский театр «Ла Фениче» поставил романтическую оперу «Эрнани» за авторством Джузеппе Верди. Это был первый грандиозный успех Верди, не превзойдённый до премьеры «Трубадура» в 1853 г. «Эрнани» — первая опера, целиком записанная на граммофонную пластнику (в 1904 г.).
• В 2002 году во Франции был снят телевизионный художественный фильм под названием «Битва за „Эрнани“» (фр. La bataille d’Hernani), рассказывающий историю создания этой пьесы Гюго и борьбы за её постановку. Режиссёр Жан-Даниэль Верхак, в ролях: Александр Брассе, Ариэль Домбаль, Флоранс Дарель, Жак Дакмин, Фабрис Прюво, и др.

Литература

• Гюго В. Собрание сочинений в 15 т. М., Государственное издательство художественной литературы, 1953. (Том 4).
• Гюго В. Драмы. М., Искусство, 1958. (с. 195—334. Перевод Вс. Рождественского.)
• Гюго В. Драмы. М., Искусство, 1958. М. Трескунов. Драматургия Виктора Гюго. (с. 3—44).
• Гюго В. Собрание сочинений в 10 т. М., Правда, 1972. (Том 2, с. 3-150. Перевод Вс. Рождественского.).
• Гюго В. Собрание сочинений в 6 т. М., Правда, 1988.
• Гюго В. Собрание сочинений в 6 т. М., Правда, 1988. Толмачёв М. В. Свидетель века Виктор Гюго. (Том 1).
• Гюго В. Собрание сочинений в 14 т. Издательство Терра-Книжный клуб, 2002. (Том 10).
• Моруа А. «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго».

Ссылки

• [fr.wikisource.org/wiki/Hernani Вступление автора к драме «Эрнани» (на франц. яз.)]
• [www.todayinliterature.com/stories.asp?Event_Date=2/25/1830 О драме Гюго «Эрнани»]
• [www.theatrehistory.com/french/hugo006.html О драме Гюго «Эрнани»]
• [www.jocsecund.info/2009/11/hernani-de-victor-hugo/ О драме Гюго «Эрнани»]
• [lib.co.ua/classic/gygovictor/ernani.jsp Текст пьесы «Эрнани» на русском языке в переводе Вс. Рождественского.]

Отрывок, характеризующий Эрнани (пьеса)

От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.