Эрнекян, Эдуардо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эдуардо Эрнекян
Eduardo Eurnekián
Предприниматель
Дата рождения:

4 декабря 1932(1932-12-04) (91 год)

Место рождения:

Буэнос-Айрес, Аргентина

Гражданство:

Аргентина Аргентина

Сайт:

[www.eduardoeurnekian.com/ ardoeurnekian.com]

Эдуа́рдо Эрнекя́н (исп. Eduardo Eurnekián, арм. Էդուարդո Էռնեկյան, 4 декабря 1932, Буэнос-Айрес, Аргентина) — аргентинский предприниматель армянского происхождения.





Биография и деятельность

Эдуардо Эрнекян родился в семье армянских эмигрантов. Семья Эрнекянов основала текстильное предприятие. Эрнекян никогда не был женат и не имеет детей. С ним работают Мартин и Уго Эрнекяны, сыновья его умершего брата Альберто. Состояние Эрнекяна в 2013 году оценивается в 1,8 млрд долларов США. В списке самых богатых людей Аргентины 80-летний предприниматель находится на 2-м месте. На данный момент Эрнекян в той или иной степени контролирует 49 аэропортов мира (Аргентина, Италия, Армения, Эквадор, Перу, Бразилия и Уругвай) и имеет более 1000 квадратных километров земли[1]. Наиболее известными предприятиями Эрнекяна являются Aeropuertos Argentina 2000 и Corporación América[2].

  • 1980 — купил радиостанцию,
  • 1986 — выкупил весь пакет акций газеты «Эль Крониста» и увеличил тираж от 14 тысячи до 50 тысяч экземпляров,
  • 1988 — создал компанию «Группа Эурнекян»,
  • 1988 — Эрнекян приобрёл телекомпанию «Cablevision S.A», а в 1997 году выгодно продал, инвестируя средства в CEI Citicorp Holdings S.A.[3].
  • 1998 — приобрёл компанию оператора аэропортов «Aeropuertos Argentina»,
  • 2006 — приобрел армянский Конверсбанк,
  • 2009 — подарил правительству Аргентины больницу, которая будет носить имя его покойного брата, врача Алберто Андраника Эрнекяна.

Достижения

  • 1995 — «Предприниматель года в Аргентине»
  • 1991 — Приз «Leonardo Award» в номинации «лучший зарубежный предприниматель»
  • 2001 — Орден Святого Григория Просветителя
  • 2011 — В мае был посвящён в Рыцари Святого Эчмиадзина[4].

См. также

Напишите отзыв о статье "Эрнекян, Эдуардо"

Примечания

  1. [www.forbes.com/profile/eduardo-eurnekian/ Eduardo Eurnekian]
  2. [www.sarinfo.org/sarnews/14-08-12-2.shtml Аргентинский магнат армянского происхождения Эдуардо Эрнекян встретился с Генсеком ООН]
  3. [www.noev-kovcheg.ru/mag/2010-02/1950.html Портрет диаспоры]
  4. [ru.hayazg.info/%D0%AD%D1%83%D1%80%D0%BD%D0%B5%D0%BA%D1%8F%D0%BD_%D0%AD%D0%B4%D1%83%D0%B0%D1%80%D0%B4%D0%BE Достижения]

Отрывок, характеризующий Эрнекян, Эдуардо


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.