Эрнст Август Брауншвейгский

Эрнст Август Ernst August von Hannover (III.)<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
герцог Брауншвейгский
2 ноября 1913 - 8 ноября 1918
Предшественник:	Эрнст Август II Ганноверский
Преемник:	ликвидация герцогства
Рождение:	17 ноября 1887(1887-11-17) Пенцинг
Смерть:	30 января 1953(1953-01-30) (65 лет) Паттензен
Место погребения:	Ганновер
Род:	Ганноверская династия
Отец:	Эрнст Август II
Мать:	Тира Датская
Супруга:	Виктория Луиза Прусская
Дети:	Эрнст Август IV, Георг Вильгельм, Фридерика, Кристиан Оскар, Вельф Генрих
Награды:

Эрнст Август (нем. Ernst August III Herzog von Braunschweig und Luneburg, herzog von Hannover; 17 ноября 1887, Пенцинг — 30 января 1953, Паттензен) — последний герцог Брауншвейгский и Люнебургский (со 2 ноября 1913 года по 8 ноября 1918 года), принц Ганноверский, внук короля Георга V, прусский генерал-майор (27 января 1917). Последний реально правивший монарх из древнего дома Вельфов. Впоследствии титулярный король Ганновера (под именем Эрнст Август III).

Биография

Эрнст Август Кристиан Георг Ганноверский, принц Великобритании и Ирландии, — третий и самый младший сын последнего кронпринца Ганновера Эрнста Августа, герцога Камберлендского, и принцессы Тиры Датской, дочери короля Дании Кристиана IX. Он родился во время эмиграции в Австрии и стал солдатом баварской армии.

Когда в 1884 году, не оставив наследников, умер правивший герцог Вильгельм Брауншвейг-Бевернский, приходившийся дальним кузеном, отец Эрнста Августа как старший из живущих Вельфов заявил о своих претензиях на Брауншвейг. Поскольку экс-кронпринц не желал отказываться от своих претензий наследовать престол Ганноверского королевства, аннексированного в 1866 году Пруссией, по требованию Бисмарка бундесрат Германской империи исключил его из числа наследников в Брауншвейге. Регентами Брауншвейга были назначены принц Альбрехт Прусский и после его смерти в 1907 году герцог Иоганн Альбрехт Мекленбургский.

24 мая 1913 года Эрнст Август сочетался браком с принцессой Пруссии Викторией Луизой, единственной дочерью короля Пруссии и императора Германской империи Вильгельма II. Свадьба положила конец тлевшему несколько десятилетий конфликту между Гогенцоллернами и Ганновером. Одновременно она послужила поводом для последней до Первой мировой войны крупной встречи европейских суверенов (многие из которых являлись потомками королевы Виктории или датского короля Кристиана). Помимо императорской четы Германии и четы герцогов Камберлендских на свадьбу прибыли король Великобритании и Ирландии Георг V с королевой Марией, а также император Николай II с императрицей Александрой Фёдоровной. Объявив о помолвке с Викторией Луизой, Эрнст Август принёс клятву верности кайзеру и получил повышение до ротмистра и был назначен командиром 4-го эскадрона 3-го гусарского бранденбургского полка, в звании полковников в котором служили ещё его дед Георг V и прадед Эрнст Август I.

27 октября 1913 года 3-й герцог Камберлендский официально отказался в пользу сына от своих претензий на герцогство Брауншвейг, а днём позже бундесрат принял решение о том, что принц и принцесса Камберлендские должны стать правящими герцогом и герцогиней Брауншвейга и Люнебурга. Бывшее королевство Ганновер оставалось при этом провинцией Пруссии. Новый герцог вместе со своей супругой официально вступили в свои владения 1 ноября 1913 года и въехали в Брауншвейгский дворец.

Во время Первой мировой войны Эрнст Август, принимавший участие в военных действиях, получил звание генерал-майора, регентом герцогства на время своего отсутствия он назначил свою супругу. За участие в войне на стороне Германии был лишён всех британских титулов.

В ходе Ноябрьской революции вечером 8 ноября 1918 года, спустя один день после отречения своего тестя Вильгельма II Эрнст Август был вынужден подписать собственное отречение и передать власть местному совету рабочих и солдатских депутатов с Августом Мергесом во главе. Уже на следующий день он вместе с семьёй покинул Брауншвейг и направился в Австрию в Камберлендский дворец под Гмунденом. Оттуда он вёл многочисленные судебные тяжбы против Германской империи и Свободного государства Брауншвейг (на нем.). В 1924 года в рамках компенсации герцогам земля Брауншвейг вернула Эрнсту Августу замки Бланкенбург и Мариенбург, поместья Каленберг, Гессен и Геймбург (вблизи Вернигероде), Вестдорф, а также поместье монастыря Михаэльштайн (общей площадью 10 тысяч га). В 1924-33 годах Эрнст Август судился за так называемый фонд Вельфов (известный как «фонд рептилий»). По решению суда за него ему были выплачены восемь миллионов рейхсмарок.

В 1930 году Эрнст Август с семьёй переехал из Камберлендского дворца во дворец Бланкенбург в Гарце. В конце Второй мировой войны ему и семье пришлось бежать оттуда от наступавших советских войск. Имущество из Бланкенбургской резиденции было погружено на 30 грузовиков и перевезено преимущественно в замок Мариенбург недалеко от Ганновера. 30 января 1953 года Эрнст Август умер в Мариенбурге. После объединения Германии его внук проиграл судебные процессы о возвращении имущества и дворцов на территории новых восточных федеральных земель, стоимость которых оценивалась в 2005 году в 100—150 млн евро. В 2005 году правнук Эрнста Августа выставил на аукцион Сотби большую часть перевезённого имущества и выручил за него около 25 млн евро.

Дети

• Эрнст Август IV (1914—1987), жена — Ортруда Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургская (1925—1980), их старший сын — принц Эрнст Август V Ганноверский (род. 26.02.1954), династический глава Ганноверского дома.
• Георг Вильгельм Ганноверский (1915—2006)
• Фредерика Ганноверская (1917—1981)
• Кристиан Оскар Эрнст Август Вильгельм Георг (1919—1981)
• Вельф Генрих Эрнст Август Георг Кристиан Бертольд Фридрих Вильгельм Луи Фердинанд (1923—1997)

Отрывок, характеризующий Эрнст Август Брауншвейгский

Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.