Эрнст Август (курфюрст Ганновера)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эрнст Август
 

Эрнст Август Брауншвейг-Каленбергский (нем. Ernst August von Braunschweig-Calenberg; 20 ноября 1629, Херцберг — 23 января 1698, Херренхаузен) — князь-епископ Оснабрюкский с 1662 года, герцог Брауншвейг-Каленберга с 1679 года, 1-й курфюрст Ганновера с 1692 года.





Биография

Эрнст Август — четвёртый сын герцога Георга Брауншвейг-Люнебургского, поэтому был предназначен к духовной карьере и состоял коадъютором в Магдебурге, потом князем-епископом оснабрюкским. Мать Эрнста Августа — Анна Элеонора Гессен-Дармштадтская.

После отказа своего брата Георга Вильгельма от руки уже обрученной с ним пфальцграфини Софии, дочери Фридриха V Пфальцского и Елизаветы Стюарт (дочери короля английского Якова I), Эрнст Август женился на этой умной и талантливой женщине, с которой он уже давно вёл оживлённую переписку.

В 1665 году он примкнул к договору, имевшему в виду защиту Голландии, но в 1671 году обязался перед Францией, за 5000 талеров в месяц, соблюдать строжайший нейтралитет, насколько это не нарушало его обязанностей по отношению к императору и империи.

В 1673 и 1674 годах Эрнст Август сражался против Людовика XIV, как верный вассал императора. В декабре 1674 года он заключил в Гааге оборонительный союз с императором, Испанией и Генеральными Штатами сроком на 10 лет. Генеральные Штаты обещали ему при заключении мира хлопотать о превращении епископства Оснабрюк в наследственное княжество.

В 1675 году Эрнст Август перешел Рейн с 3000 наемников, которые, в соединении с герцогом лотарингским, разбили 11 августа маршала Креки; затем Эрнст Август и его брат Георг-Вильгельм взяли город Трир, но должны были вернуться, чтобы защищать свои владения против шведов.

В 1679 году Эрнст Август наследовал от своего брата Иоганна-Фридриха княжество Каленберг, в качестве герцога Брауншвейг-Каленберг-Ганноверского.

С 1680 года главной целью его стремлений стало приобретение курфюршеского достоинства и установление нераздельности его владений. Как отцу ему было тяжело обездолить младших сыновей, но ради интересов государства он пожертвовал семейным миром. С согласия своего старшего брата он ввел единонаследие в своем доме, что было утверждено императором в 1683 году. Вольфенбюттельские агнаты отказали ему в согласии, младшие сыновья громко протестовали; в 1690 году один из них, Максимилиан-Вильгельм, поддержанный Брауншвейгом, вступил в ожесточенную борьбу с отцом, но должен был отказаться от всяких прав на наследование престола.

В 1683 году, в силу договора с императором, Эрнст Август поставил под его знамена десятитысячное войско, которым командовал его наследник; оно с отличием сражалось против турок.

Когда в 1688 году французские войска вторглись в Германию, Эрнст Август заключил против них союз с саксонским и бранденбургским курфюрстами и ландграфом гессен-кассельским, защитил Франкфурт от внезапного нападения и заставил маршала Буффле прекратить обстрел Кобленца.

Когда Вильгельм III воцарился в Англии, жена Эрнст Августа, София, поспешила примкнуть к нему, а он в свою очередь неоднократно признавал её права на английский престол. Предложения переменить веру и в качестве католика добыть для своих сыновей епископские кафедры Эрнст Август решительно отклонил, но настойчиво стал стремиться к курфюршескому достоинству. Католические курфюрсты, княжеская коллегия и особенно брауншвейгские агнаты противились этому стремлению; Саксония и Бранденбург были недовольны захватом Лауэнбурга; даже в Вене ганноверские послы не находили поддержки, хотя непрестанно напоминали о готовности Ганновера ко всяким жертвам на пользу императора. Тогда Эрнст Август стал грозить последнему, что он перейдет к нейтралитету в отношении к Франции; к этому же он стал побуждать и курфюрста саксонского; заготовлен был даже проект такого нейтралитета.

Под влиянием этой угрозы император, в 1692 году, создал для Вельфского дома девятое курфюршество и обещал исхлопотать согласие на то империи, за что Эрнст Август с братом обязались тотчас послать в Венгрию 6000 солдат и два года содержать их там за свой счет, а по окончании войны с турками выставить такое же войско против Франции. В случае бездетной смерти испанского короля, Эрнст Август обязался поддержать наследственное право императора на испанскую корону посылкой отряда в 1000 человек; при выборе императора Вельфский дом обязался подавать свой курфюршеский голос за старшего сына Леопольда 1-го.

Борьба из-за курфюршества разделила империю на два лагеря, причем особенно яростно боролся против Ганновера Брауншвейг-Вольфенбюттель, но его протесты были безуспешны: Эрнст Августу удалось войти в соглашение с Саксонией, Бранденбургом, Баварией и Майнцем. 17 октября 1692 года в Регенсбурге курфюрсты большинством голосов решили признать за Ганновером звание курфюршества, но, ввиду интриг мелких немецких государств и вражды Франции, этот титул окончательно был утвержден за Ганновером только в 1710 году.

Во внутреннем управлении Эрнст Август сделал много полезного, пользуясь услугами даровитых министров Платена и Грота и советами Лейбница, своего историографа: он заботился о строгом исполнении законов, о поднятии просвещения и о более правильной раскладке и взимании налогов. Терпимый к иноверцам, Эрнст Август стоял за мысль о воссоединении католицизма и протестантизма, о чём усердно хлопотал Лейбниц.

Семья

30 сентября 1658 года в Гейдельберге женился на Софии Ганноверской.

Дети:

  • Георг Людвиг (1660—1727), с 1714 года король Великобритании
  • Фридрих Август (1661—1690), погиб на войне с турками
  • Максимилиан Вильгельм (1666—1726), фельдмаршал имперской армии
  • София Шарлотта (1668—1705), с 1701 года королева Пруссии, в честь которой назван дворец Шарлоттенбург в Берлине
  • Карл Филипп (1669—1690), погиб на войне с турками
  • Кристиан Генрих (1671—1703), утонул в Дунае во время похода против французов
  • Эрнст Август (1674—1728), герцог Йорка и Олбани, епископ Оснабрюка

Напишите отзыв о статье "Эрнст Август (курфюрст Ганновера)"

Примечания

Литература

Отрывок, характеризующий Эрнст Август (курфюрст Ганновера)

– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.