Эрос (балет)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эрос
Композитор

П. И. Чайковский

Хореограф

Михаил Фокин

Первая постановка

28 ноября 1915

Место первой постановки

Мариинский театр

Э́рос — одноактный балет на музыку Серенады для струнного оркестра П. И. Чайковского, поставленный Михаилом Фокиным.[1]

За литературную основу балетмейстер взял сюжет сказки Валериана Яковлевича Светлова «Ангел из Фьезоле»[2][3].

28 ноября 1915 года в Мариинском театре был дан благотворительный спектакль, главную партию в котором исполняла в Матильда Кшесинская[4].





Создатели и артисты

В скором времени создатели спектакля были вынуждены эмигрировать из России.

Русский историк балета и драматург Валериан Светлов в 1917 году уехал в Париж вместе с балериной Верой Трефиловой; прима императорского театра Матильда Кшесинская в 1920 покинула Россию и обосновалась на юге Франции; Михаил Фокин переехал вместе со своими замыслами в Соединённые Штаты, а Фелия Дубровская выступала в составе Русского балета С. П. Дягилева, труппы А. Павловой и в 1930-х годах переехала в США вместе с Петром Владимировым[5]

Возобновление

Несмотря на все обстоятельства, балет «Эрос» выжил в условиях соцреализма и был многократно восстановлен.

Сначала 23 апреля 1922 года, затем Ф. В. Лопухов возобновил фокинский балет в петроградском театре оперы и балета 25 ноября 1922 года.

26 марта 1959 года спектакль в 1 акте и 3 картинах был поставлен в Ленинградском Малом театре в редакции К. Ф. Боярского[6]

Напишите отзыв о статье "Эрос (балет)"

Примечания

  1. [www.ozon.ru/context/detail/id/979955/ Балет. Энциклопедия]. — 1981. — 624 с. — 100 000 экз.
  2. Баскаков В. Н. Русские писатели, 1800—1917. — Большая российская энциклопедия, 2007. — 799 с.
  3. Суриц Е. Я. Всё о балете : словарь-справочник / под ред. Ю. И. Слонимского. — Л.: Музыка, 1966. — С. 424. — 454 с. — 28 000 экз.
  4. Красовская В. М. Русский балетный театр начала ХХ века. — Искусство, 1972. — Т. 1. — 30 000 экз.
  5. М.Авриль, Т.Гладкова, В.Лосская (Париж); Л.Мнухин, Н.Осипова, Т.Полуэктова, О.Ростова, Н.Рыжак, В.Телицын (Москва). [dommuseum.ru/slovarx/sl_sr.php?q=Дубровская&avg=1&intxt=&cond=and Российское зарубежье во Франции 1919-2000 : Биографический словарь в трёх томах]. — Дом-музей Марины Цветаевой. — М.: Наука. — ISBN 978-5-02-036267-3.
  6. Е. А. Суриц пишет: «Малегот — хореография Фокина в переделке К.Боярского» (видимо, спектакль был значительно изменён)

См. также

Отрывок, характеризующий Эрос (балет)

Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.