Эро, Улиссес

Улиссес Эро Ulises Heureaux<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Доминиканской Республики
1 сентября 1882 — 1 сентября 1884
Предшественник:	Фернандо Артуро де Мериньо
Преемник:	Франсиско Грегорио Биллини
Президент Доминиканской Республики
6 января 1887 — 27 февраля 1889
Предшественник:	Алехандро Восс-и-Хиль
Преемник:	Рамон Касерес
Президент Доминиканской Республики
30 апреля 1889 — 26 июля 1899
Предшественник:	Мануэль Мария Готье
Преемник:	Венсеслао Фигерео
Рождение:	21 октября 1845(1845-10-21) Сан-Фелипе-де-Пуэрто-Плата, Доминиканская Республика
Смерть:	26 июля 1899(1899-07-26) (53 года) Мока Доминиканская Республика
Супруга:	Каталина Фланк

Улиссес Эро (исп. Ulises Heureaux; 21 октября 1845, Сан-Фелипе-де-Пуэрто-Плата, Доминиканская Республика — 26 июля 1899, Мока) — доминиканский политический деятель, диктатор, трижды президент Доминиканской Республики (1882—1884, 1887—1889, 1889—1899).

Биография

Сын черной рабыни и белого плантатора-француза.

Брошенный отцом (позже давшему ему свою фамилию), обучался при методистской церкви. Научился свободно говорить и писать на французском и английском, владел гаитянским креольским языками.

В 1860-х годах вступил в ряды ополчения и доказал свою храбрость на поле боя, участвовал в восстании, в результате которого Доминикана добилась независимости от Испании. Однако, почти сразу же в республике начались внутренние конфликты.

Быстро продвинувшись в военной карьере, после Доминиканской войны за независимость, получил звание генерала. Стал одним из лидеров партии Partido Azul, был назначен военным министром и министром военно-морского флота, а в сентябре 1880 был назначен министром внутренних дел и полиции.

В 1882 году Улиссес Эро занял пост президента Доминиканской Республики. Конституция страны запрещала повторное избрание его президентом. Однако, У. Эро добился того, чтобы в 1884, и затем в 1886 годах президентское кресло заняли его сторонники, что обеспечило ему фактический контроль над страной.

В 1887 он добился смены конституции и возможности самому занять пост президента. Жестоко расправился с протестующими против этого, приговорив многих из них к смертной казни. Разработал и внедрил разветвлённую сеть шпионов, доносчиков и тайной полиции, применял убийства и принудительную высылку инакомыслящих и политиков, отказывавшихся сотрудничать с его правительством. Наполнил тюрьмы политическими заключенными, ввел жёсткую цензуру в прессе и контролировал Конгресс.

Улиссес Эро прилагал усилия к укреплению своего правительства, принял ряд мер по развитию национальной торговли и сельского хозяйства. При нём увеличился экспорт сахара, составлявшего основу доминиканского сельского хозяйства. С целью увеличения доходов, взамен за финансовую помощь его правительству, предоставил Нью-Йоркской компании San Domingo Improvement Company из США монопольное право на рынке сахара. Незадолго до смерти Улиссес Эро, названная компания взяла под контроль также поступления от таможен.

Это позволило ему начать программу модернизации страны. Приступил к реализации нескольких амбициозных проектов, включая электрификацию города Санто-Доминго, строительство моста через реку Озама и железнодорожного пути, соединяющего Сантьяго-де-лос-Трейнта-Кабальерос и Сан-Фелипе-де-Пуэрто-Плата.

Убит в результате заговора в 1899 году.

Диктатура У. Эро привела страну к фактическому банкротству (на момент его смерти долг государства составлял $ 35 млн, что равнялось 15 госбюджетам) и вызвала сильную политическую нестабильность, что стало основной причиной последующего вмешательства США в 1916 году.

Ссылки

• [www.biografiasyvidas.com/biografia/h/heureaux.htm Биография] (исп.)

Отрывок, характеризующий Эро, Улиссес

– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…