Эрп, Уайетт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Уайетт Эрп
англ. Wyatt Earp

Уайетт Эрп, 21 год.
Род деятельности:

охотник, ганфайтер, картёжник

Дата рождения:

19 марта 1848(1848-03-19)

Место рождения:

Монмут, Иллинойс, США

Гражданство:

США США

Дата смерти:

13 января 1929(1929-01-13) (80 лет)

Место смерти:

Лос-Анджелес, Калифорния, США

Отец:

Николас Портер Эрп

Уайетт Берри Стэпп Эрп (англ. Wyatt Berry Stapp Earp, 19 марта 1848 — 13 января 1929) — американский страж закона и картёжник времён освоения американского Запада. Получил широкую известность благодаря книгам и кинофильмам в жанре вестерн. В то же время реальный Уайетт Эрп был более противоречивой фигурой, чем герой, описываемый в литературных и кинематографических произведениях.





Ранние годы

Уайетт Эрп родился 19 марта 1848 года в Монмуте, штат Иллинойс, и был четвёртым ребёнком в семье. Его отец, Николас Портер Эрп, дал мальчику имя в честь его командира в Американо-мексиканской войне, капитана Уайетта Берри Стэппа. В марте 1849 года Эрпы покинули Монмут, чтобы переселиться в Калифорнию, однако в итоге обосновались в Айове. Их новая ферма площадью около 50 гектар располагалась в 11 километрах к северо-востоку от города Пелла.

В марте 1856 года Николас продал ферму и вернулся в Монмут, однако найти привычную для себя работу бондаря и фермера ему не удалось. Столкнувшись с финансовыми проблемами, он устроился констеблем и занимал эту должность в течение трёх лет. Другим его источником дохода стала продажа спиртных напитков, из-за чего на него вскоре обратило внимание местное движение за введение сухого закона. В 1859 году он был осуждён за бутлегерство. Поскольку Николас не располагал средствами для выплаты наложенного судом штрафа, в ноябре 1859 года имущество его семьи было продано с молотка. Через два дня Эрпы вернулись в Пеллу, однако Николас ещё неоднократно возвращался в Монмут для завершения продажи своей собственности, а также участия в иных судебных исках.

В Пелле Эрпов застала Гражданская война. Трое старших братьев Уайетта — Ньютон, Джеймс и Вирджил — вступили в войну в 1861 году на стороне Армии союза. Тринадцатилетний Уайетт был ещё слишком молод для армии, поэтому он остался дома и вместе со своими младшими братьями, Морганом и Уорреном, выращивал кукурузу. Тяжело раненый Джеймс вернулся с войны летом 1863 года; Ньютон и Вирджил вернулись домой лишь к концу войны.

В мае 1864 года семья Эрпов отправилась на крытой повозке в Калифорнию. В романе Стюарта Н. Лейка «Уайетт Эрп, маршал границы» (1931) повествуется о стычке Эрпов с индейцами близ Форта Ларами, а также об их охоте на бизонов вместе с Джимом Бриджером. Тем не менее, документов, подтверждающих события, описанные в романе, обнаружено не было.

Калифорния

В 1865 году Уайетт и Вирджил устроились работать возницей дилижансов в Калифорнию. Тогда же Уайетт впервые в жизни попробовал виски, из-за которого, как известно, почувствовал такое недомогание, что не возвращался к нему в течение 20 лет. С весны 1866 года Эрп работал в транспортной компании Криса Тейлора, курсируя по маршруту Уилмингтон (Калифорния) — Прескотт (Аризона). С весны 1868 года он занимался поставкой материалов для строительства железной дороги «Юнион Пасифик». В то же время он увлёкся азартными играми и боксом и даже выступил в качестве рефери на боксёрском поединке между Джоном Шенсси и Майком Донованом (Донован позже был включен в Международный зал славы бокса)[1].

Страж закона

Весной 1868 года семья Эрпов переехала в Ламар, штат Миссури, где Николас вновь устроился констеблем. В ноябре 1869 года Уайетт Эрп сменил в этой должности отца, который стал работать в мировом суде. В январе 1870 года Уайетт женился на Юрилле Сазерленд, однако их брак был недолгим: через несколько месяцев избранница Уайетта скончалась. Высказываются версии, что она умерла от сыпного тифа[2], а также что смерть наступила в результате родов. В ноябре того же года Эрп выставил свою кандидатуру на должность констебля и обошёл на выборах своего сводного брата Ньютона.

Несмотря на занимаемую должность, Эрп вскоре был уличён в неправомерных действиях. 14 марта 1871 года против него был подан иск по обвинению в присвоении средств, собранных на строительство здания школы. Другой иск против Уайетта был подан 31 марта: в этот раз некий Джон Кромвелль обвинял его в подделке документов, в которых содержалась информация о денежной сумме, которую Эрп взыскал с Кромвеля в качестве штрафа. Также 1 апреля Уайетт стал одним из трёх обвиняемых в краже двух лошадей. В результате 6 апреля заместитель федерального маршала арестовал Эрпа. Однако тот вскоре вышел под залог в 500 долларов. Столкнувшийся с двумя исками и уголовным делом, Уайетт предпочёл бежать из Миссури. Все обвинения с него вскоре были сняты, в первую очередь из-за пропажи обвиняемого.

Иллинойс и Канзас

Биография Эрпа с 1871 по октябрь 1874 представляет собой преимущественно белые страницы. Одна из популярных версий гласит, что он провёл эти годы, охотясь на бизонов в Канзасе и скитаясь по Великим Равнинам. Однако согласно документам, в 1872 году Уайетт проживал в Пеории (Иллинойс), где был одним из владельцев борделя. В феврале 1872 года в результате рейда органов правопорядка в публичном доме были арестованы четыре женщины и трое мужчин, среди которых был Эрп. В результате за «нахождение в доме с дурной славой» на арестованных был наложен штраф в размере 20 долларов. В течение 1872 года в Пеории Уайетт ещё дважды подвергался аресту, что является одним из свидетельств его активной деятельности в местном квартале красных фонарей.

В Романе Лейка также рассказывается, что в эти годы в Канзасе встретил многих известных людей того времени, включая Дикого Билла Хикока, а также задержал местного преступника Бена Томпсона — одного из наиболее ярких ганфайтеров Дикого Запада. Считается, что тогда же он впервые повстречал одного из лучших своих друзей — Бэта Мастерсона.

Уичита

В то время Уичита была железнодорожной станцией, служившей конечной точкой для погонщиков скота из Техаса. Как и в других быстро растущих городах Фронтира, вооружённые ковбои здесь бурно праздновали окончание погона. Эрп начал работать в местных органах правопорядка с 21 апреля 1875 года. В этой должности он поймал местного конокрада, а также арестовал целую группу воров. Ему также удалось мирным путём без единого выстрела разрешить конфликт по неуплате долгов перегонщиками скота.

Его заместитель, Джимми Кэрнс, спустя годы писал о нём: «Уайетт Эрп был отличным служащим. Он боролся до последней капли крови и, очевидно, не боялся ничего. Ковбои уважали его и признавали его превосходство и власть…»

На выборах в апреле 1871? года бывший маршал Билл Смит обвинил Эрпа в попытке использования его полномочий с целью предоставления высоких служебных мест в городе его братьям. В ответ Уайетт устроил кулачную потасовку. Это положило конец его карьере в Уичите, которую местная пресса назвала «безупречной». Следующим местом пребывания Эрпа стал городок Додж-Сити, штат Канзас.

Додж-Сити

На новом для себя месте в 1876 году Эрп был назначен помощником маршала Ларри Дегера. Тем не менее, Уайетт по-прежнему уличался в неправомерных действиях: так в июле 1877 года с него был взыскан минимальный штраф в размере одного доллара за удар проститутки. В октябре 1877 года он временно покинул Додж-Сити и отправился в Техас. Там он остановился в Форте Гриффин, где познакомился с дантистом и картёжником Доком Холлидеем.

Вернувшись в 1878 году в Додж-Сити, Уайетт был назначен помощником нового маршала Чарли Бассета. В августе того же года переехавший в Додж-Сити Холлидей спас Эрпу жизнь. Когда в спину Уайетта, пытавшегося прекратить пьяную драку, направил свой револьвер один из ковбоев, Холлидей в ответ навёл на него свой прицел, что заставило того отступить.

Летом 1878 года состоялась крупная перестрелка, причиной которой стала перебранка между Эрпом и ковбоем Джорджем Хоем. Вернувшись со своими друзьями, Хой открыл огонь. Со стороны Уайетта (а в перестрелке ему помогали также Док Холлидей и Бэт Мастерсон) никто не пострадал, а Джордж Хой был смертельно ранен и вскоре скончался.

В 1878 году в Додж-Сити была застрелена актриса Дора Хэнд. Убийца покушался на жизнь мэра города, Джеймса Келли, однако застрелил спящую в кровати мэра Дору, в то время как мэр и его жена отсутствовали в городе. Убийство известной актрисы всколыхнуло город. Согласно газетной заметке того времени, на поиски убийцы был сформирован поисковый отряд, в который вошли Уайетт Эрп, Бэт Мастерсон, Билл Тилгман, Чарли Бассет и Уильям Даффи. Вскоре преступник был обнаружен. Меткий выстрел Эрпа подстрелил лошадь убийцы, а Мастерсон смог ранить преступника, которым оказался Джеймс «Спайк» Кеннеди, сын техасского пастуха Мифлина Кеннеди. Биография Эрпа гласит, что после раскрытия преступления писатель Нед Бантлайн подарил ему и другим «известным стражам порядка» револьверы Кольт «Бантлайн». Длина ствола этого кольта составляла 16 дюймов, а его деревянная ручка была украшена вырезанным на ней словом «Ned».

Тумстоун

Уайетт и его братья Джеймс (Джим) и Вирджил в 1879 году прибыли в аризонский город Тумстоун. Джим устроился работать барменом, а Вирджил был назначен на должность заместителя маршала. В Тумстоуне Эрпы вложили средства в местный рудник. Уайетт также работал в Wells Fargo, охраняя дилижансы с сейфами. Летом 1880 года в город приехали младшие братья Эрпа — Морган и Уоррен, а в сентябре в Тумстоун прибыл Док Холлидей.

В июле 1880 года заместитель маршала Вирджил Эрп предъявил ковбою Фрэнку Маклоури обвинение в воровстве шести армейских мулов. Вскоре Эрп и военный представитель поймали Маклоури и сообщников с поличным в попытке изменить тавро с «US» на «D8». Однако вооружённого столкновения удалось избежать, поскольку банда пообещала вернуть животных. Но этого так и не произошло. В ответ в местной газете была напечатана статья, очерняющая репутацию Фрэнка. Это положило начало вражды между Эрпами и бандой Маклоури.

В октябре 1880 года маршал Фред Уайт попытался остановить группу пьянчуг, стрелявших в луну. В попытке конфисковать оружие у Курчавого Билла Бросиуса, он был тяжело ранен в пах. Подоспевший на помощь Эрп, занимавший в то время должность помощника шерифа, оглушил стрелявшего ударом по голове (по другой версии Уайетт сам невольно стал виновником выстрела, неожиданно схватив сзади Бросиуса в момент конфискации оружия, из-за чего револьвер того случайно выстрелил). Курчавого Билла поместили под охрану и доставили в Тусон. Через два дня от полученной раны Фред Уайт скончался. Состоявшийся над Бросиусом суд выявил дефект оружия, в результате чего тот был оправдан, а Эрпы нажили себе нового врага.

Должность заместителя шерифа Эрп оставил 9 ноября 1880 года. После проведённой территориальной реформы главными претендентами на должность шерифа стали Уайетт Эрп и демократ Джонни Бехан. Как утверждал Эрп, он заключил с Беханом сделку, что если он (Эрп) откажется от должности шерифа, Бехан назначит его своим заместителем. Однако когда в феврале 1881 года Бехан занял должность шерифа, он нарушил своё обещание и назначил своим помощником Гарри Вудса. Причиной тому послужил инцидент, произошедший незадолго до его назначения. Уайетт выведал, что одна из его похищенных более года назад лошадей находится у Айка и Билли Клэнтонов. Прибывший на ранчо Клэнтонов Уайетт пригрозил, что к ним направляется Бехан с вооружённым отрядом с целью арестовать их за конокрадство (так гласила версия самого Бехана, в то время как сам Уайетт утверждал, что мирно забрал свою лошадь). Это событие испортило отношения между Эрпом и Беханом и запятнало репутацию Клэнтонов.

В марте 1881 года неизвестные люди в масках совершили попытку ограбления дилижанса, в результате которой были застрелены его возница и один из пассажиров. Один из пойманных налётчиков, Лютер Кинг, среди других участников ограбления назвал Дока Холлидея. Однако вскоре Кингу удалось бежать. В организации побега местная пресса обвинила Эрпов, якобы устроивших его для сокрытия причастности к делу Холлидея. Кроме того, по городу поползли слухи, что сами Эрпы были также вовлечены в ограбление.

В то время в Тумстоуне за сферы влияния боролись две группы. Первую составляли так называемые Ковбои, которыми в тех краях называли банду, промышлявшую угоном скота и разбоем. Их сторонником был шериф Бехан и многие уважаемые в городе персоны, а возглавлял Ковбоев Курчавый Билл Бросиус. Ключевыми фигурами второй группы выступали Эрпы и Док Холлидей. Конфликт интересов и продолжавшаяся длительное время взаимная вражда двух группировок в конечном счёте вылились в острую развязку, получившую известность как перестрелка в О. К. Коррале.

Перестрелка в коррале О. К.

После одной из перебранок с Эрпами Фрэнк и Том Маклоури, Айк и Билли Клэнтоны, а также их друг Билли Клейборн направились к корралю О. К. с целью покинуть город ради собственной безопасности. Однако по их следам уже шли Уайетт, Морган и Вирджил Эрпы, а также Док Холлидей, полные решимости окончательно покончить со своими недругами. Согласно другой версии, Ковбои специально собрались в коррале О. К. с целью спровоцировать нападение на Эрпов.

Прибывший в корраль О. К. шериф Бехан попытался остановить Эрпов, предупредив, что Клэнтоны и Маклоури не вооружены. Однако его лишь оттолкнули в сторону. Дальнейшее развитие событий доподлинно неизвестно. По рассказам свидетелей, Эрпы потребовали Ковбоев поднять руки, на что те подчинились. После этого со стороны Эрпов прозвучали выстрелы. Выстрел Холлидея насмерть сразил Тома Маклоури. Раненый Уайеттом Фрэнк был добит Морганом и Доком. Билли Клэнтону удалось добраться до оружия и он сумел ранить Вирджила и Моргана, однако и он вскоре также был застрелен. Айк и Клейборн успели скрыться в пылу стрельбы.

Фрэнка и Тома Маклоури, а также Билли Клэнтона похоронили на следующий день. Проститься с ними пришли более двух тысяч человек. Эрпы и Холлидей дважды были арестованы, однако оба раза были выпущены под залог. Одним из свидетелей на состоявшемся над ними судебном процессе выступил Айк Клэнтон. Однако во время перекрёстного допроса он запутался в показаниях, что вызвало некоторые сомнения в виновности обвиняемых. Слушания длились около месяца и вскоре Эрпы и Док были оправданы. Однако их репутация в городе была окончательна испорчена, а местное население стало видеть в них лишь грабителей и убийц.

Месть Ковбоев

Опасавшиеся возмездия Эрпы стали появляться на улице только большой группой, всегда держа оружие наготове. Их опасения оказались не напрасными. В конце декабря 1881 года Вирджил, в то время по-прежнему занимавший должность помощника маршала, подвергся нападению неизвестных и был тяжело ранен в плечо. Хотя ему удалось выжить, его рука осталась парализованной. Морган Эрп был застрелен 18 марта 1882 года во время игры в бильярд в салуне Боба Хатча: нападавший сделал два выстрела из окна, после чего скрылся в темноте.

Вендетта

Со стороны Уайетта последовала вендетта. Расследование убийства Моргана привело Эрпов к некоему Питу Спенсу, его другу Фрэнку Стилвеллу и Индейцу Чарли Крузу. Хотя прямых доказательств их причастности к убийству Моргана не было, это не остановило мстителей. Встретив Фрэнка Стилвелла на железнодорожной станции, Эрпы хладнокровно расстреляли его. Вслед за этим последовало убийство Флорентино Круза, которого Уайетт по ошибке принял за Индейца Чарли Круза. Уайетт также заявил, что убил главаря Ковбоев, Курчавого Билла Бросиуса, однако подтверждения тому так и не были найдены, а сам Билл пропал без вести. Пит Спенс, который также был на мушке у Эрпов, явился к шерифу Бехану, после чего к нему была приставлена охрана. Уайетт не предпринял даже попыток свести с ним счёты.

К тому времени были выписаны ордеры на арест банды Эрпов, и Уайетт с Холлидеем поспешили покинуть Аризону.

Жизнь после Тумстоуна

Покинув Тумстоун, Уайетт подался в Денвер, штат Колорадо. Продав своё имущество в Тумстоуне для урегулирования налоговых обязательств, Эрп вскоре переехал в Сан-Франциско. Здесь он женился на Джози Маркус. В 1883 году Уайетт вместе с Бэтом Мастерсоном возвращался в Додж-Сити, чтобы помочь своему другу разрешить проблему с местным коррумпированным мэром.

В 1886 году Эрп обосновался со своей женой в Сан-Диего, где зарабатывал карточной игрой и спекуляциями на недвижимости. Осенью 1897 года они отправились на Аляску, где в самом разгаре была золотая лихорадка. По рассказам, там Уайетт познакомился и свёл дружбу с писателем Джеком Лондоном, однако подобные слухи не подкреплены доказательствами и вызывают сомнения, поскольку Лондон в то время находился в другой части Аляски. В 1920-е годы Эрп также занимал должность заместителя шерифа в Сан-Бернандино, Калифорния.

Скончался Уайетт Эрп 13 января 1929 года в Лос-Анджелесе от хронического цистита (по другим источникам — от рака простаты) в возрасте 80 лет. Его прах был захоронен на еврейском кладбище в Колме, Калифорния.

Фильмы

Некоторые из наиболее известных фильмов и сериалов, изображающих Уайетта Эрпа.

Напишите отзыв о статье "Эрп, Уайетт"

Литература

  • Стукалин Ю. По закону револьвера. Дикий Запад и его герои. — М.: НЦ ЭНАС, 2007. — 312 с. — ISBN 978-5-93196-828-5.
  • Fattig, Timothy W. Wyatt Earp: The Biography. — Talei Publishers, 2005. — 956 с. — ISBN 0963177281.

Примечания

  1. [www.ibhof.com/pages/about/inductees/pioneer/donovanmike.html Prof. Mike Donovan // International Boxing Hall of Fame]
  2. [homepages.rootsweb.com/~gormleym/earp/b55.htm#P55 Third Generation] (англ.). [www.webcitation.org/66xIKxBpU Архивировано из первоисточника 16 апреля 2012].

Ссылки

  • [www.wyattearp.net/ Wyatt Earp History Page]  (англ.)
  • [www.tombstonetimes.com/stories/wyatt.html Wyatt Earp: Tombstonian by Tim Fattig]  (англ.)
  • [lit.lib.ru/s/stukalin_j/text_0080.shtml «О-Кей Корраль» и «Вендетта» — правда и ложь о Уайетте Эрпе]  (рус.)
  • [www.historynet.com/magazines/wild_west/5400896.html Wyatt Earp’s Vendetta Posse]  (англ.)
  • Уайетт Эрп (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=311 Уайетт Эрп] (англ.) на сайте Find a Grave


Отрывок, характеризующий Эрп, Уайетт

Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.