Эрроуз (команда Формулы-1)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эрроуз
Arrows Grand Prix International
База

Лифилд, Великобритания

Руководители

Том Уокиншоу

Пилоты

Рикардо Патрезе

Эдди Чивер

Деймон Хилл

Жереми Дюфур

Дерек Уорик

Статистика выступлений в «Формуле-1»
Дебют

Бразилия 1978

Последняя гонка

Германия 2002

Гран-при (старты)

296 (290)

Поулы

1

Подиумы

8

Лучший старт

1

Лучший финиш

2

Очков всего

142

Очков за один сезон

23

Финишей в очках подряд

3

Эрроуз Гран-при Интернейшенел (Arrows Grand Prix International, от англ. Arrows — «стрелы») — спортивная команда, участник чемпионата Мира по автогонкам в классе Формула-1 сезонов 1978 — 1990 и 1996 — 2002 годов. В сезонах 1990 — 1996 годов, после покупки команды японским бизнесменом Ватару Охаши, на базе команды была организована команда «Футуорк» (англ. Footwork)[A]. Команда долго была обладателем печального рекорда Формулы-1 по количеству участий в Гран-при без побед. Наиболее был близок к победе за рулём болида этой команды Дэймон Хилл на Гран-при Венгрии 1997 года, лидировавший вплоть до последнего круга гонки. Этот печальный рекорд в сезоне 2003 переняла команда «Минарди».





История команды

Команда «Эрроуз» была основана в 1977 году при поддержке итальянского финансиста Франко Амброзио. Название «Arrows» («Стрелы») происходит от имён основателей: Франко Амброзио, Алан Рисс, Джекки Оливер, Дэйв Уосс и Тони Саутгейт. Команда создана после того, как последние покинули команду Shadow.

Изначально команда разместилась в английском городе Милтон-Кейнс и создала свой первый болид Формулы-1 за 53 дня. «Эрроуз» подписала контракт с Рикардо Патрезе, который принёс команде первые очки, финишировав третьим на Гран-при США-Запад в Лонг-Бич.

Амброзио покинул команду в связи с заключением в тюрьму из-за нарушений финансового законодательства Италии (в рамках громкой операции «Чистые руки» по делу о коррупции среди политиков и предпринимателей). Команда «Шэдоу» обвинила «Эрроуз» в нарушении авторских прав, заявив что машина Arrows A1 является копией проекта Shadow DN9. И перед Гран-при Австрии 1978 года лондонский Верховный Суд удовлетворил претензии «Шэдоу» к «Эрроуз». В связи с отсутствием возможности в дальнейшем использовать машину FА1 в гонках Формулы-1, на Гран-при Австрии пилоты команды стартовали на новой разработке команды «Эрроуз» — Arrows A1.

Этапы истории

Эрроуз Гран-при Интернейшенел

В дебютном сезоне команда продемонстрировала неплохую скорость для команды — новичка, а также способность бороться за очки. Дебютировала команда на Гран-при Бразилии с одним болидом, под управлением Рикардо Патрезе, который претендовал на очки, однако механические проблемы нового болида позволили ему добраться до финиша лишь 10-м. На следующем Гран-при в ЮАР, команда выставила на гонку второй болид, которым управлял немец Рольф Штоммелен, а Патрезе едва не сотворил сенсацию, пролидировав большую часть гонки. Но сгоревший на 63-м круге двигатель не дал итальянцу одержать победу. На Гран-при США-Запад Патрезе принёс команде первое в её истории очко, финишировав шестым. На следующем этапе в Монако Рикардо повторил этот результат. На этапе в Швеции Патрезе принёс команде первый в её истории подиум, финишировав 2-м. В сентябре на Гран-при Италии в Монце Патрезе стал виновником аварии, в результате которой погиб Ронни Петерсон, и был отстранён от участия в Гран-при США. По итогам сезона 1978 Патрезе стал 12-м в чемпионате мира с 11 очками, в одиночку приведя команду к 10-му месту в Кубке Конструкторов. Штоммелен проездил сезон вхолостую, так и не набрав ни одного очка. Его максимальным результатом стали два подряд 9-х места на Гран-при ЮАР и на Гран-при США-Запад.

Сезон 1979 команда начала в цветах немецкого пивоварного гиганта Warsteiner, но подтвердить ударный дебют «Стрелам» не удалось. Патрезе, и заменивший Штоммелена, Йохен Масс весь сезон провели в середняках. Лучшим финишем в сезоне 1979 стало 5-е место Патрезе на Гран-при Бельгии. В итоге «Эрроуз» закончили сезон на 9-й позиции с 5 очками, а Патрезе и Масс в чемпионате пилотов расположились на 19-й и 18-й позициях соответственно.

Сезон 1980 «Стрелы» провели заметно сильнее чем прошлый. Новый титульный спонсор, компания Ragno, совершенно новое шасси необычной формы, проверенный двигатель Cosworth DFV и отличная пара пилотов, сохранившая места в команде с прошлого сезона показали, что команду ещё рано списывать в аутсайдеры чемпионата. Во второй гонке сезона, Гран-при Бразилии Патрезе, благодаря сходам соперников, а также неплохой скорости машины закончил гонку на 6-м месте, принеся первое очко в копилку этого чемпионата. На следующем этапе в ЮАР 6-м приехал Масс. На следующем этапе, Гран-при США-Запад, где два года назад Патрезе принёс команде её первое очко, он же квалифицировавшись восьмым, благодаря сходам соперников и надёжности машины, приехал на финиш 2-м, уступив лишь Нельсону Пике на Брэбеме. Однако, во второй половине сезона подтянулись конкуренты и «Эрроуз» начала сдавать позиции. Единственным результативным финишем стало 4-е место Масса на Монако. Сезон 1980 команда вновь закончила на 9-й позиции с 11 очками. Патрезе стал в итоге 9-м с 7 очками, Масс-17-м, взяв 4 очка, а Майк Такуэлл и Манфред Винкельхок, подменявшие Масса на Гран-при Италии и Голландии не набрав ни одного очка не были классифицированы в итоговом протоколе чемпионата.

Перед первым Гран-при сезона 1981 никто не ожидал от «Эрроуз» сенсаций. Команда начала сезон на прошлогоднем шасси А3, с уже проверенным Рикардо Патрезе и новичком Зигфридом Стором. Каково же было удивление зрителей, когда Патрезе на машине, которая в прошлом сезоне не блистала результатами, взял поул-позишн. На этом сюрпризы не закончились: со старта итальянец ушёл вперёд, не пропустив никого из лидеров. Однако, на 24-м круге Карлос Ройтеман на «Уильямсе» обошёл итальянца, через несколько кругов мимо него пронёсся ещё один «Уильямс» Алана Джонса, а на 34-м круге Патрезе остановился на трассе после поломки масляного фильтра. На следующем этапе в Бразилии Патрезе взял 3-й в истории команды подиум, финишировав 3-им, вновь пропустив вперёд только два «Уильямса». 4-й подиум ждать тоже долго на пришлось, на Сан-Марино Патрезе финишировал вторым. Но, после столь удачного начала, продолжения не последовало. Патрезе до конца сезона так больше и не заработал ни одного очка, ровно как и Стор, который вдобавок к неудовлетворительным результатам (лучший финиш-7-е место в Голландии) ещё и умудрился сбить гоночного инженера своего партнёра по команде Дэйва Лакетта на Гран-при Бельгии, сломав последнему обе ноги. По большому счёту именно за это Стор был уволен из команды за два этапа до конца сезона. Жак Вильнёв (старший) заменил его на Гран-при Канады и Гран-при Лас-Вегаса, но неудачно, оба раза не пройдя квалификацию. В конце сезона команда, поначалу бывшая 3-ей в Кубке конструкторов скатилась на 8-е место, разделив его с «Тиррелл» и «Альфа-Ромео». Патрезе закончил сезон 11-м с 10 очками. Стор не был квалифицирован в итоговом протоколе чемпионата, за неимением очков. Закончив сезон Рикардо Патрезе предпочёл принять предложение чемпионской конюшни «Брэбем», нежели остаться со «Стрелами», а Стор после увольнения так больше и не вернулся в мир «Больших Призов».

В сезоне 1984 команда выступает с двигателями БМВ и спонсорской поддержкой табачного бренда «Барклай» (Barclay). В этом году команда смогла занять в Кубке Конструкторов 9-е место, а в следующем, 1985, подняться на 8-е. В 1987 году поставщик двигателей BMW решил прекратить поддержку команды. Пришлось использовать моторы от Megatron, с которыми британская команда провела свои лучшие сезоны, заняв 6-е место в 1987 году и даже 4-е в 1988 — последнем году двигателей с турбонаддувом. Побед не было, но результат был достигнут благодаря многочисленным финишам в очковой зоне; болидами «Эрроуз» при этом управляли Эдди Чивер и Дерек Уорик.

Футуорк Эрроуз

Японский бизнесмен Ватару Охаси стал ключевым инвестором команды «Эрроуз» в 1990 году. На машинах разместили логотип «Футуорк», а в 1991 году команду переименовали в «Футуорк». В сезоне 1991 года команда выступает с двигателями Порше, однако, из-за неудовлетворительных результатов в середине сезона 1991 команда использует двигатели Ford. На сезон 1992 команда заручается поддержкой японских мотористов Mugen1992 году стараниями Микеле Альборето команда занимает 7-е место в кубке конструкторов, с 6 очками. Сезон 1993 становится последним сезоном команды, который она проводит под логотипами «Футуорк». Урезание финансирования и фактический отказ от спонсорства компании «Футуорк» привели к ухудшению результатов. В 1993 году команда заняла 9-е место в кубке конструкторов с 4 очками, заработанными Дереком Уориком. После сезона 1993 команда отказывается от услуг Mugen в пользу Ford. Сезон 1994 команда проводит чуть сильнее и финиширует 9-й в кубке конструкторов с 9 очками (6 очков нa счету у Кристиана Фиттипальди и 3 у Джанни Морбиделли).

C 1995 года «Футуорк» выступает на двигателях Hart. На Гран-при Австралии Джанни Морбиделли приносит команде первый за 6 лет подиум, финишировав 3-им. Ранее, на Гран-при Канады Морбиделли финишировал шестым. Итог — 5 очков и снова 9-е место в чемпионате команд.

Сезон 1996 ещё более ухудшил ситуацию. Спасло команду лишь 6-е место Йоса Ферстаппена в Аргентине. Финиш сезона на уже привычной 9-й позиции в Кубке конструкторов. «Эрроуз» выступает под названием «Футуорк» до 1996 года, когда команда снова сменила название на «Эрроуз».

ТВР Эрроуз

В марте 1996, команду купил предприниматель Том Уокиншоу, возглавляющий ТВР Групп (TWR Group), а в сентябре Уокиншоу подписал контракт с чемпионом мира Деймоном Хиллом (Damon Hill) и нанял бразильца Педро Диница для помощи чемпиону мира. Команда была близка к победе на Гран-при Венгрии 1997 года, но на последнем круге гонки на болиде Деймона произошла поломка коробки передач, что позволило ему финишировать только вторым. В последующие годы Уокиншоу приобретёт и остальную долю Оливера в команде. Брайан Харт, выступавший в роли поставщика двигателей с 1995 года, стал работником команды, создав сначала двигатели на базе моторов Yamaha, а потом, в 1998, и моторы, полностью произведённые «Эрроуз».

В сезоне 2000 года Йос Ферстаппен возвращается в команду, где с 1999 года первым пилотом является Педро де ла Роса. Команда использует шасси Arrows A21 с двигателем «Супертек» (Supertec). Двигатель «Супертек» был не самым мощным, однако всё ещё был хорош и успешно дорабатывался по ходу сезона. Установленный на шасси с отличной аэродинамикой и хорошей устойчивостью задней оси, этот мотор позволил установить несколько рекордов скорости на прямой. В общем, оба пилота команды были вполне конкурентоспособны среди середняков.

Переход на двигатели «Эйшатек» (Asiatech) V10 в 2001 и потеря значительной части персонала ослабили команду, в том числе и потому, что Том Уокиншоу решил заменить де ла Розу дебютантом Энрике Бернольди. Команда прошла через сезон с напряжённым трудом, и единственное очко было заработано Ферстаппеном в Австрии.

Также в это время команда оказывает консультационную помощью разработчикам компьютерного симулятора Формулы-1 «Geoff Crammond’s Grand Prix 4».

В сезоне 2002 года Уокиншоу заключил соглашение о поставках двигателей Cosworth V10. Бернольди сохранил место в команде, однако место Ферстаппена занял Хайнц-Харальд Френтцен, оставшийся не у дел после того, как прекратила своё существование команда Prost Grand Prix. Команда израсходовала бюджет к середине сезона и даже не заявлялась в нескольких последних Гран-При. Результатом сезона явилась ликвидация команды по его окончании. Вместе с командой почил в бозе и весь проект TWR.

Консорциум во главе с компанией «Финикс Файненс» (Phoenix Finance), управляемый другом Уокиншоу по имени Чарльз Никерсон (Charles Nickerson), выкупил часть активов команды, в частности двигатели в надежде, что вместе с произведённой ранее покупкой части активов команды Prost Grand Prix это даст возможность принимать участие в гонках в сезоне 2003. К сожалению, запрет FIA не позволил этим планам претвориться в жизнь.

Болезненной деталью явилось то, что Ферстаппен, которому предлагали контракт тест-пилота Ferrari, отклонил это предложение, предпочтя казавшийся тогда более привлекательным вариант с «Эрроуз».

Дальнейшее применение шасси Эрроуз

Шасси и права интеллектуальной собственности были позже куплены Полом Стоддартом, главой команды «Минарди», который планировал заменить собственное шасси.

Новоорганизованная команда Super Aguri F1 в 2005 году приобрела шасси «Эрроуз» образца 2002 года и с незначительными модификациями провела на них несколько первых гонок своего дебютного сезона (2006) под маркой Super Aguri SA05. Обновлённая версия, базирующаяся на том же шасси, названная Super Aguri SA06, была представлена на Гран-при Германии 2006 года. Super Aguri F1 базировалась на бывшей фабрике «Эрроуз» в британском городе Leafield, Оксфордшир.

Напишите отзыв о статье "Эрроуз (команда Формулы-1)"

Примечания

A.   Команда под названием «Футуорк» в своей истории провела 97 гран-при. Эти гран-при не могут учитываться в зачёт команды «Эрроуз», т.к. Ватару Охаши приобрел контрольный пакет акций, поменял персонал команды и команда начала конструировать болиды с индексацией отличной от индексации болидов, которые конструировала команда «Эрроуз».

Ссылки

  • [f-odin.h1.ru/Statia/Statia02/St4.shtml Падение «Эрроуза»: день за днём]
  • [www.f-1.ru/teams99/team07.html TWR Arrows]
  • [orangearrows.tripod.com.html OrangeArrows fan site]
  • [www.orangearrowskarting.com.html OrangeArrows karting]
  • [f1kniga.ru/komandi/blog Энциклопедия формулы-1]

Отрывок, характеризующий Эрроуз (команда Формулы-1)

– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.