Эрьзя, Степан Дмитриевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Степан Дмитриевич Эрьзя
Род деятельности:

скульптор

Дата рождения:

21 октября 1876(1876-10-21)

Место рождения:

Баево,
Алатырский уезд,
Симбирская губерния,
Российская империя

Гражданство:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Дата смерти:

24 ноября 1959(1959-11-24) (83 года)

Место смерти:

Москва, СССР

Награды и премии:

Степа́н Дми́триевич Э́рьзя (настоящая фамилия Нефёдов; 27 октября (8 ноября) 1876, село Баево, Алатырский уезд Симбирской губернии, ныне Ардатовский район республики Мордовия — 24 ноября 1959, Москва) — российский и советский художник, ваятель, мастер скульптуры из дерева, представитель стиля модерн. Псевдоним отражает принадлежность художника к этнической группе эрзя в составе мордовских народов.





Биография

Степан Дмитриевич родился 27 октября (8 ноября) 1876 года в эрзянском селе Баево в семье крестьянина.

Был крещен в Покровской церкви с. Ахматова (ныне - Алатырский район Чувашии). Детство прошло в деревне Баевские Выселки (ныне посёлок Баевка), селах Алтышево, Ахматово.

Окончил церковно-приходскую школу в с. Алтышеве. В 1892 году семья переехала в Алатырь. Первые уроки изобразительного искусства получил в иконописных мастерских Алатыря и Казани, где занимался росписью церквей приволжских сел и городов.

С 1902 по 1906 годы учился в МУЖВЗ у С. М. Волнухина и П. П. Трубецкого.

С 1906 по 1914 годы скульптор жил в Италии и Франции. Мастер здесь создал произведения «Тоска» (1908), «Тюремный священник», «Последняя ночь» (1909), «Каменный век» (1911), «Марта» (1912). Участвуя в международных выставках в Венеции, Милане (1909), выставке «Осенний салон» в Париже (1912), получил мировое признание. В этот период своего творчества мастер стоял на пути революционного обновления искусства скульптуры, опираясь на достижения мирового искусства и народное творчество эрзянского народа.

Основные темы и мотивы искусства

Новый этап в развитии искусства Эрьзи начинается после Октября 1917. Послереволюционное десятилетие стало одним из самых трудных в жизни Эрьзи, полным неожиданных поворотов и потрясений. Он с надеждой принял революцию и с энтузиазмом включился в План монументальной пропаганды. В поисках материала, лучших условий для работы и с желанием учить мастерству скульптуры новое поколение[1] он ездит по стране: с 1918 по 1921 год Степан Дмитриевич жил на Урале (в селе Мраморском и Екатеринбурге), с 1921 по 1922 годы живёт в Новороссийске, Батуми (1922), Баку (1923-1925). За этот короткий период им создан ряд монументальных произведений:

Скульптуры Степана Эрьзя на фасаде «Дома союза горняков» в Баку
  • памятник «Освобожденному труду». «Уральским коммунарам», «Карлу Марксу» в Екатеринбурге;
  • В. И. Ленину в Батуми (1922);
  • скульптурное оформление Дома союза горняков в Баку (1923);
  • работы в станковой пластике: «Народный трибун», «Узник» (1920), «Жертвы революции 1905 года» (1926) и др.

Со временем взаимодействия с властью осложняются тем, что главенствующее положение в культурной политике заняли представители левых течений в искусстве, отношение которых к творчеству Эрьзи было негативным. Только 30 лет спустя в Аргентине, рассказал Эрьзя о пережитом в те годы Л. Орсетти:

Повсюду господствовали футуристы... В Екатеринбурге я видел, как футуристы уничтожили произведения искусства, которые были плохими по их мнению... и в музеях, и то, что дарили в музей коллекционеры произведений искусства, владельцы магазинов... В Екатеринбурге сожгли даже большую библиотеку...[2].
  1. Эрьзя вспоминает далее о том, что собственное мнение и свою позицию в искусстве он отстаивал перед любой властью. На Урале ему пришлось пережить наступление Колчака. И может быть только потому, что он не был облечен никакими правами, никакими полномочиями, он остался жив. Эрьзя вспоминает, что белые его знали,«…ценили мои произведения, меня самого, несмотря на то, что я резко защищал красных от обвинений белых…»[3].. И он продолжает, что в революционную эпоху, когда господствовала анархия,«… были те, кто разрушал, чтобы только разрушить… но были и люди высокой культуры, например Луначарский»[4].
  • На Урале и на Кавказе скульптор создал десятки произведений, в которых образы революционного народа и его вождей героизированы в духе классицистической традиции. Зритель, однако, не был готов воспринимать обнаженным «Великого кузнеца мира» и тем более произведения на библейские темы, — например знаменитую «Еву» (1919) или барельеф «Иоанн Креститель» (1919 г.), которые скульптор продолжал создавать, как бы не ведая никаких запретов. И на Урале, и на Кавказе под руками мастера был его излюбленный материал — мрамор. Но поскольку реализация Плана монументальной пропаганды происходила в сжатые сроки, многие произведения Эрьзя выполнил в цементе и впоследствии они были утрачены.

Говоря о трудностях, которые испытывали скульпторы в послереволюционной России, Я.Тугендхольд отмечал прежде всего трудности материального характера — отсутствие отапливаемых мастерских, дорогостоящие натуры, хороших материалов. Эти проблемы Эрьзя умел преодолевать, хотя их решение стоило ему очень больших материальных затрат. Главным препятствием в творчестве стали требования критики творить в духе революционного позитивизма, чтобы искусство приносило пользу в деле строительства нового мира. Эрьзя испытывал настоящий творческий кризис. Он пишет с Урала своему другу Г. Сутееву:

Неужели мне не дадут работать,, где возможно. Просто мне опротивела вся жизнь, я прихожу временами в отчание... Такой жалкой жизнью жить не стоит, а главное не могу работать, а без скульптуры мне нет жизни.[5]

Как вспоминает сам автор в разговоре с Орсетти, Эрьзя Говорит, что только чудом уцелел в годы Гражданской войны, переезжая из одного конца страны в другой и попадая под перестрелки:

Меня подавила революция. Я согнулся под её тяжестью... Наконец я закончил борьбу.[6]

Эмиграция Степана Эрьзя

Европейский период творчества скульптора

Таким образом, эмиграция была для Эрьзи вполне осознанным, хотя и трудным решением. С ободрения Луначарского осенью 1926 года Эрьзя уезжает в Париж в командировку для устройства своей персональной выставки. Однако он остается там почти на полгода, так как кроме персональной, участвует ещё в IV выставке «Художественный мир» в Салоне Независимых. Обе выставки прошли успешно и принесли Эрьзе значительные средства. Получив приглашение устроить выставку в Монтевидео, он уезжает в Латинскую Америку и в результате в 1927 году поселяется в Аргентине.

Аргентинский период творчества скульптора

С 1927 по 1950 год скульптор работал в Аргентине. Эрьзя мало представлял себе, что его ждет в этой стране. Европейская известность позволяла ему надеяться, что в Новом Свете тоже сможет достичь успеха. После парижской выставки Эрьзя привез в Аргентину 30 своих работ с намерением показать их публике. Сразу же по прибытии скульптора в Аргентину, ведущие газеты Буэнос-Айреса публикуют на видных местах большие статьи о творчестве, снабжая их репродукциями произведений мастера. Подчеркивается известность Эрьзи в Европе и сложности его отношений с новой властью в России. Так немецкая «Deutsche la Plata Zeitung», считает, что сильная личность скульптора не восприняла ничего из революционного духа, но со своей страстью и темпераментом воплощает в пластике общечеловеческие идеалы. Слова скульптора о том, что русская революция не вдохнула в искусство новые формы — были вынесены в заголовок статьи[7]. Газеты называют Эрьзю странником, а его жизнь загадочной. Сразу же в некую причинную связь были поставлены обстоятельства его жизни, его происхождение и творчество.

Возникла почти легенда, устойчивый образ удивительного мастера, который некогда был «hombre de la vaca» — пастухом, это вызывало особую симпатию к скульптору как к человеку. Персональная выставка 1927 года была явлением новым для аргентинской скульптуры. Среди произведений, представленных на ней, соседствовали выполненные в рост фигуры революционных рабочих со знаменами, «Расстрел» и обнаженная женская натура — «Танец», «Во сне», «Леда и лебедь», «Ева», монументальные и лирические камерные портреты. Перешагнув порог своего пятидесятилетия, Эрьзя предстал перед зрителем во всей полноте своего человеческого опыта, сложности и глубине переживаний.

Здесь впервые в скульптуре использовал южноамериканские порода деревьев. Многие пластические приёмы работы с ними были подсказаны мастеру резными деталями эрзянских изб, затейливым орнаментом деревянных долбленных традиционных сундуков — парей, предметов домашней утвари. Но огромное воздействие на С. Эрьзя имела сельва. Он бывал в лесах Чако[1], в провинции Мисьонес, где велась разработка особо ценных пород древесины — альгарробо, урундай, кебрачо.

Скульптор не только стал покорителем кебрачо, как писала о нём аргентинская пресса. Он делал зарисовки типов местного индейского населения, видел остатки древних поселений гурани, не боялся путешествовать верхом и на лодках. Эрьзя трижды побывал в сельве в 1929 году, когда ему было 54 года, в 1937 году — в возрасте 62 года и в 1941 году — в 66 лет. Для постижения культуры Аргентины и традиций её народа каждая из этих длительных поездок имела огромное значение. Образ жизни индейцев сельвы, их верования и искусство, языческое по своей сути, привлекало Эрьзю. Это тоже сближало его с самыми значимыми тенденциями становящейся художественной культуры Аргентины. В лесах Чако скульптор нашел материал, заметно изменивший все его искусство. Он возвращается с целым запасом древесины, которая покорила его своей плотностью, выразительной текстурой, многообразием природных окрасок — от белого и золотистого до темного, коричневого с красноватым оттенком. Тайны обработки этого дерева, которое даже индейцы называли «Ломай топор!» ему ещё предстояло открыть.

Возвращение из эмиграции в СССР

В 1950 году получил разрешение советского руководства на возвращение в СССР и в 1951 приехал на родину, привезя огромную коллекцию своих работ (180 скульптур из дерева, гипса, бронзы, мрамора — общим весом 175 тонн). По возвращении в СССР правительство выделило ему мастерскую в Москве в районе Сокола — Песчаных улиц в подвале, где Эрьзя работал и устроил постоянную выставку своих работ. Чтобы посетить её, нужно было всегда отстоять длинную очередь. Автор, с редкой длинной бородой, как правило, сам провожал посетителей по подвалу.

В 1956 году Эрьзя был награждён орденом Трудового Красного Знамени.

Художник скончался в Москве 24 ноября 1959 года. Похоронен в Саранске.

Псевдоним скульптора

Все творчество Эрьзи проникнуто чувством глубокого патриотизма. Живя подолгу в разных странах, он всегда помнил о своем народе и горячо любил его. Эта любовь выразилась и в выборе псевдонима, происходящего от названия народа (эрзя), к которому принадлежал скульптор, и в создании галереи национальных типов[8]: «Эрзянка» (1915), «Голова мордовки» (1917), «Крестьянин-мордвин» (1937), «Старик мордвин» (1940), «Мордвин с папиросой» (1948) и др. В них выражены поэтичность, физическая крепость, основательность, нравственная чистота, из которых складывается эрзянский национальный характер.

Проекты преобразования гор в монументы

Произведения

  • «Женщина в шляпе» — портрет А. В. Несытовой[10] (1906)
  • «Норвежская женщина» (1910)
  • Портрет балерины Федоровой (1915)
  • «Эрзянка» (1915)
  • «Калипсо» (1917)
  • «Иоанн Креститель» (1919)
  • «Мечта» (1919)
  • «Спокойствие» (1919)
  • «Ева» (1919, мрамор),
  • «Спокойствие» (1919, мрамор),
  • «Голова Карла Маркса» (1919, мрамор),
  • «Памятник уральским коммунарам» (1920; гипс, железо),
  • «Памятник великому кузнецу мира» (1920, гипс),
  • «Памятник освобожденному труду» (1920, мрамор).
  • «Мордовка» (1917)
  • «Народный трибун» (1920)
  • «Актриса» (1922)
  • «Шепот» (1922)
  • Людвиг ван Бетховен (1929)
  • Мать с ребёнком (1929)
  • «Обнаженная» (1930)
  • «Ассирийка» (1931)
  • Женщина из Индокитая (1931)
  • Портрет секретаря Рабиндраната Тагора (1931)
  • «Моисей» (1932)
  • «Елена» (1934)
  • «Боливиец» (1933)
  • «Ужас» (1933)
  • «Аргентинец» (1934)
  • «Пламенный» (1934)
  • «Аргентинка» (1935)
  • «Спящая мать» (1937)
  • «Портрет мордовки» (1938)
  • «Француженка» (1938)
  • «Портрет матери» (1940)
  • «Монашенка» (1941)
  • «Казак» (1942)
  • «Парагвайка» (1941)
  • «Испанка» (1942)
  • «Чилийка» (1943)
  • «Старик-мордвин» (1943)
  • «Тоска» (1944)
  • «Боливиец» (1945)
  • «Портрет русской женщины» (1948)
  • «Женский портрет» (1949)
  • «Москвичка» (1953)
  • «Любовь» (1955)
  • «Портрет обнажённой студентки» (1954)

Проект «Эрьзиниана»

Проект под названием «Эрьзиниана»[11] стал гордостью Мордовского книжного издательства цель которого — издание трудов, посвященных С. Д. Эрьзя. Одним из первых трудов стала исследовательская работа Н. А. Дорфмана «Скульптор Эрьзя» (1975). В 1981 году впервые солидно был издан цветной альбом. В связи с этим в Госкомиздат РСФСР было направлено письмо о выделении Мордовскому книжному издательству 21,6 тонн импортной офсетно-мелованной бумаги для

издания альбома объемом 18 печатных листов, тиражом 40 тыс. экз. В альбоме предполагалось поместить 160 цветных иллюстраций. К работе привлечены высококвалифицированные специалисты Москвы, Ленинграда, Саранска [12].
Запланированный альбом вышел в 1981 году, но не 40 тысячным тиражом, а всего лишь 17-тысячным. Отпечатан он был в одной из лучших на тот момент типографий страны — Московской, 35 Союзполиграфпрома при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Этот альбом стал открытием Степана Эрьзи для всей страны.

Вторым книжным интересом из серии «Эрьзиниана» для читателей стала книга В. А. Блинова «Недорисованный портрет» (1991), рассказавшая об уральском периоде жизни скульптора. В 1987 году в Венгрии был выпущен альбом издательства «С. Эрьзя»[13]. В последующие году были изданы другие альбомы:

  • Степан Дмитриевич Эрьзя: альбом/ сост. М. Н. Баранова. Саранск, 1989;
  • Скульптор Эрьзя: биограф. Заметки и воспоминания. Саранск, 1995;
  • Эрьзя на Родине: альбом. Саранск, 1996;
  • Степан Эрьзя. О женщина, краса земная… : альбом/ сост. С. С. Маркова; вступит. ст. и сост. каталога О. Г. Беломоевой. Саранск, 2001;
  • Скульптор Эрьзя : книга-альбом / авт.-сост. М. Н. Баранова, В. С. Ионова; фот. В. И. Почаев. Саранск, 2006.

Память

  • В Москве в 2007 году с целью поиска, исследования, сохранения и популяризации универсального культурного наследия Степана Эрьзи в 2007 году создан [erzia-fond.com Международный Фонд искусств имени С.Д. Эрьзи].
  • В Мордовии существует Мордовский республиканский музей изобразительных искусств им. С. Д. Эрьзи, который является крупным владельцем его работ. Творчество его было по достоинству оценено на мировом уровне. Художник является одним из самых знаменитых людей Мордовии.
  • На родине скульптора, в селе Баево существует Дом-музей С. Д. Эрьзи.
  • В честь С. Д. Эрьзи названы бульвар в Саранске, улица в Ардатове и [xn--d1ag0atpzft.xn--p1ai/ детская художественная школа] в Новороссийске.
  • В Москве на фасаде дома № 3 по 2-й Песчаной улице, где с 1953 по 1959 годы находилась мастерская художника, установлена мемориальная доска (скульптор И. П. Казанский)[14].

140-летие С. Эрьзя

  • проект «Начало вечности» (организатор Международный фонд искусств имени С.Д. Эрьзи[15], даты реализации 3 февраля 2015 года - 24 ноября 2016 года, Фонд им. С.Д.Эрьзи будет рассказывать о творческом пути, жизни и шедеврах «русского Родена». Планируются выставки, творческие вечера  в странах, которые вдохновляли великого мастера - России, Азербайджане, Аджарии, Италии, Аргентине)
  • подготовка документального полнометражной кинопоэмы «ЭРЬЗЯ»[16](производство продюсерского центра «Искусство продвижения кино» (г. Москва), режиссёр-постановщик Сергей Головецкий, оператор-постановщик Ирина Уральская).
  • 13 мая - открытие выставки «Сергей Конёнков и Степан Эрьзя: великие соратники, великие соперники» в Мемориальном музее [www.rah.ru/museums/muzey_masterskaya_s_t_konenkova.php Творческая мастерская С.Т.Конёнкова]", организованной Международным фондом искусств имени С.Д. Эрьзи[17] (дата и место проведения: Мемориальный музей "Творческая мастерская С.Т.Конёнкова", 13 мая - 13 сентября 2016).

  • 15 апреля - открытие выставки в рамках художественного проекта «Год Степана Эрьзи в Эстонии»[18] (организаторы эрзянское общество культуры «Сятко»[19]совместно с Таллиннским городским музеем, дата и место проведения: Таллинский Русский музей[20], 15 апреля - 15 мая[19]).
  • 15 июня - открытие выставки «Степан Эрьзя. 1876-1959»[21] в Русском музее (Санкт-Петербург) (дата и место проведения: Михайловский замок, 15 июня 8 августа 2016).

Библиография

  • Сутеев Г. О. Биографические заметки и воспоминания. Саранск, 1968;
  • Баранова М. Н. Степан Дмитриевич Эрьзя (Нефедов). Саранск: Мордовское издательство, 1981;
  • С. Д. Эрьзя. Альбом. Автор-составитель М. Н. Баранова. Изд. 2-е. Саранск, 1989;
  • Блинов В. А. Недорисованный портрет. Саранск, 1991.
  • Скульптор Эрьзя. Биографические заметки и воспоминания. Саранск, 1995
  • Моро А. Степан Эрьзя. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1997.
  • Лазарев С. Е. Образ Степана Разина в изобразительном искусстве // Преподавание истории в школе. 2016. № 8. С. 29-34.

Напишите отзыв о статье "Эрьзя, Степан Дмитриевич"

Примечания

  1. 1 2 Розенберг Н. А. Степан Эрьзя. Аргентинский период: на пересечении культурных традиций. — СПб., 2007. — 112 с., ил. ISBN 978-5-8064-1180-9
  2. МИИРМ рукописный фонд Orsetti Z. Apuntes para una biografia del Escultor Stafan Erzia. — 1976. — Машинопись. — С. 264, 265
  3. МИИРМ рукописный фонд Orsetti Z. Apuntes para una biografia del Escultor Stafan Erzia. — 1976. — Машинопись. — С. 14
  4. МИИРМ рукописный фонд Orsetti Z. Apuntes para una biografia del Escultor Stafan Erzia. — 1976. — Машинопись. — С. 265
  5. ЦГАРМ ф. 1689, оп. 1, ед. хр. 326. Л. 61, 62
  6. МИИРМ рукописный фонд Orsetti Z. Apuntes para una biografia del Escultor Stafan Erzia. — 1976. — Машинопись. — Р. 14
  7. ГРМ ф. 102, оп. 1, ед. хр. 47. — Л. 20
  8. История Мордовии в лицах. Биог. сб. / Сост. В. С. Лунин; Редкол.: П. Д. Грузнов (отв. ред.), В. С. Лунин (зам.отв. ред.), В. А. Чугунов и др. — Саранск, 1994. — 241 с. ISBN 5-7595-1026-6
  9. 1 2 3 4 5 Воспоминания о скульпторе С. Д. Эрьзя: сборник/сост. Г. С. Горина. Саранск, 1972.
  10. см. Несытов, Максимилиан Владимирович
  11. Книжный мир Мордовии / И. С. Баргова. — Саранск, 2008. — 184 с.
  12. Степан Дмитриевич Эрьзя (Нефедов). Альбом: сост. М. Н. Баранова, Т. Б. Мантурова, Н. С. Сисина. Саранск, 1981. 272 с.
  13. Степан Дмитриевич Эрьзя (Нефедов). Альбом: сост. М. Н. Баранова. Саранск, 1987. 240 с.
  14. [www.goloserzi.ru/ru/obshhestvo/novosti1/v-moskve-uvekovechili-pamyat-velikogo-skulptora-stepana-erzi.html В Москве увековечили память великого скульптора Степана Эрьзи]
  15. [erzia-fond.com/proekty/proekt-nachalo-vechnosti-k-140-letiyu-so-dnya-rozhdeniya-sd-erzi Проект «Начало вечности» к 140-летию со дня рождения С.Д. Эрьзи]. erzia-fond.com. Проверено 22 июня 2016.
  16. [erzia-museum.ru/ru/novosti/k-140-letiyu-stepana-erzi-snimaetsya-film/ МРМИИ им. С.Д. Эрьзи. К 140-лети Степаны Эрьзи снимается новый фильм] (рус.)
  17. [www.rah.ru/news/detail.php?ID=31337 Выставка «Сергей Конёнков и Степан Эрьзя: великие соратники, великие соперники» в музее Коненкова]. www.rah.ru. Проверено 22 июня 2016.
  18. [linnamuuseum.ee/vemu/новости/?lang=ru Vene Muuseum - Tallinna Linnamuuseum // Степан Эрьзя 140: юбилейная выставка] (рус.)
  19. 1 2 [baltnews.ee/kultur/20160417/1014691971.html BaltNews.ee В Таллинском Русском музее открылась выставка «Степан Эрьзя 140»] (рус.)
  20. [www.slavia.ee/index.php?option=com_content&view=article&id=13704:mordovskij-volshebnik-voskhishchayushchij-ves-mir-foto&catid=107:2009-07-07-12-28-16&Itemid=637 Славия: Мордовский волшебник, восхищающий весь мир ] (рус.)
  21. [www.rusmuseum.ru/mikhailovsky-castle/exhibitions/stepan-erzya-1876-1959/ Русский музей // Выстава Степан Эрьзя] (рус.)

Ссылки

  • [erzya.by.ru/ Биография, иллюстрации]
  • [www.erzia-fond.com/ Международный фонд искусств имени Степана Дмитриевича Эрьзи]
  • [www.erzia-museum.ru/ Мордовский республиканский музей изобразительных искусств им. С. Д. Эрьзи]
  • [www.goloserzi.ru/erzia/text/rogachev/special/st1.html Великий скульптор Степан Эрьзя]
  • [tvkultura.ru/video/show/brand_id/19725/episode_id/1169581/video_id/1131636/ Новости культуры. Эфир от 03.02.2015 года. Открытие мемориальной доски в честь Степана Эрьзи]
  • [tvkultura.ru/article/show/article_id/153131/ Телеканал «Россия - Культура». Русский музей подготовил экспозицию к 140-летию со дня рождения Степана Эрьзи. Эфир от 16.06.2016 (видео)]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Эрьзя, Степан Дмитриевич

L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.