Социал-демократия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эсдек»)
Перейти к: навигация, поиск
Социализм
Идеи
Анархизм
Общественная собственность
Смешанная экономика
Демократия
Влияния
Марксизм
Эгалитаризм
Плановая экономика
Внутренние течения
Русский социализм
Марксизм-ленинизм
Демократический социализм
Социал-демократия
Социализм XXI века
Либертарный социализм
Религиозный социализм
Реформизм
Ведический социализм
Христианский социализм
Исламский социализм
Буддийский социализм
Африканский социализм
Арабский социализм
Меланезийский социализм
Китайский социализм
Аграрный социализм
Экосоциализм
Чавизм

[шаблон]

Демократия
Ценности
Законность · Равенство
Свобода · Права человека
Право на самоопределение
Консенсус · Плюрализм
Теория
Теория демократии
История
История демократии
Россия · США · Швеция
Разновидности
Афинская
Буржуазная
Имитационная
Консоциональная
Либеральная
Мажоритарная
Парламентская
Плебисцитарная
Представительная
Протективная
Прямая
Развивающая
Социалистическая
Социальная
Суверенная
Христианская
Электронная
Портал:Политика

[шаблон]

Социал-демократия — социальная политика и идейно-политическое течение, возникшее в рамках социализма и впоследствии трансформировавшееся на позиции постепенного совершенствования капитализма с целью утверждения социальной справедливости, солидарности и большей свободы[1].





Значение термина

До Первой мировой войны «социал-демократами» называли всех последователей левой идеологии вне анархизма — как марксистов, так и последователей Ф. Лассаля и других разновидностей реформистского социализма. Таким образом, эта категория объединяла и радикальных революционеров — В. И. Ленина и Р. Люксембург, и умеренных эволюционистов типа Э. Бернштейна, и ортодоксальный «центр» типа К. Каутского.

Вот как выглядела социал-демократия в трудах В. И. Ленина в 1897 году:

Практическая деятельность социал-демократов ставит себе, как известно, задачей руководить классовой борьбой пролетариата и организовать эту борьбу в её обоих проявлениях: социалистическом (борьба против класса капиталистов, стремящаяся к разрушению классового строя и организации социалистического общества) и демократическом (борьба против абсолютизма, стремящаяся к завоеванию в России политической свободы и демократизации политического и общественного строя России)", отмечая: "с самого своего появления в качестве особого социально-революционного направления русские социал-демократы… всегда подчеркивали двоякое проявление и содержание классовой борьбы пролетариата, всегда настаивали на неразрывной связи своих социалистических и демократических задач, — связи, наглядно выраженной в названии принятом ими.

— «Задачи русских социал-демократов»[2]

Идеология современной социал-демократии находится несколько левее социал-либерализма и несколько правее демократического социализма. В отличие от демосоциалистов, социал-демократы не настаивают на необходимости в принудительной национализации средств производства. В отличие от социал-либералов — считают, что в основе общественного устройства, всё-таки должна превалировать социалистическая, а не капиталистическая ориентация.

Истоки социал-демократии и развитие идеологии

Истоки современной социальной демократии коренятся в эпохе ранней промышленной революции, когда оформилась концепция утопического социализма. Социальная демократия складывалась под воздействием идеологии Французской революции 1789 и идей социалистов К. А. Сен-Симона, Ш. Фурье, Р. Оуэна[1].

В дальнейшем существенное влияние на социал-демократию (кроме англосаксонских стран) оказал марксизм, от которого она восприняла идеи пролетарской революции и диктатуры пролетариата, всеобщего равенства и т. д. В англосаксонских странах на идеологию лейбористских партий оказало влияние фабианство.

В конце XIX — начале XX веков под влиянием успехов рабочего движения в индустриально развитых странах Запада социал-демократия постепенно отошла от марксизма и сосредоточилась на эволюционном совершенствовании сложившегося порядка. Сохранение в программах социал-демократических партий революционных лозунгов и требования установления социализма сочеталось с прагматической политической практикой. После Октябрьской революции в России социал-демократия, провозгласившая своей целью построение «демократического социализма», и коммунизм оказались противниками.[1]

«Правый уклон в коммунизме означает тенденцию… к отходу от революционной линии марксизма в сторону социал-демократии», — говорил И. В. Сталин в 1928 году[3]: «Победа правого уклона в компартиях капиталистических стран означала бы идейный разгром компартий и громадное усиление социал-демократизма».

Ценности и цели современной социал-демократии

В целом, социал-демократы поддерживают принципы справедливости, свободы, равенства и братства.

  • Защиту прав человека.
  • Борьбу с дискриминацией по цвету кожи, национальной, религиозной принадлежности, по полу, возрасту, типам сексуальной ориентации или внешнему виду, а также другим врожденным или приобретенным признакам.
  • Принцип равных прав и возможностей (а не только равных возможностей, как в консерватизме).
  • Создание «государства всеобщего благосостояния».
  • Политический и идеологический плюрализм.
  • Социально ориентированную многоукладную экономику в противовес абсолютизированному свободному рынку.
  • Ограниченное государственное регулирование экономики.
  • Создание эффективных регулятивных механизмов в предпринимательстве в интересах рабочих и мелкого предпринимательства.
  • Принцип справедливой торговли.
  • Равноправие и защиту всех форм собственности.
  • Создание и поддержка действенной системы общественного контроля.
  • Создание мощного общественного сектора в экономике, конкурирующего на равных с частным.
  • Национализацию под общественным контролем стратегически важных предприятий, особенно в военной, аэрокосмической, металлургической, нефтеобрабатывающей промышленности и энергетике.
  • Социальное партнерство между наемными работниками и работодателями.
  • Сотрудничество с профсоюзами.
  • Сокращение разрыва между богатыми и бедными.
  • Поддержку неимущих слоев населения.
  • Систему защиты экономических прав рабочих, предусматривающую:
    • Ограничение рабочей недели, зависящее от уровня развития общества.
    • Улучшение условий труда рабочих.
    • Повышение минимальной зарплаты.
    • Защиту от неоправданного увольнения.
    • Борьбу с безработицей.
  • Эффективную систему социального обеспечения, предусматривающую:
    • Всеобщее бесплатное образование, равный доступ к которому имеет все население страны.
    • Государственную систему всеобщего бесплатного здравоохранения для всех граждан страны.
    • Государственную помощь в форме пенсий и пособий по инвалидности и безработице.
    • Государственную помощь для ухода за детьми.
  • Средний или высокий уровень налогообложения, прогрессивная шкала налогообложения, необходимая для финансирования государственных затрат[4][5].
  • Введение новых законов по охране природы и окружающей среды (хотя и не настолько радикальных, как проекты «Зелёных»).
  • Снятие ограничений с иммиграции и мирное сосуществование культур и цивилизаций.
  • Секуляризированную и открытую прогрессивную социальную политику.
  • Внешнюю политику, соответствующую принципам мультилатерализма и участия в международных организациях типа ООН.
  • Демилитаризацию, сокращение военных арсеналов и неучастие в агрессивных военных блоках.
  • Защиту интересов трудящихся, рабочих, крестьян, интеллигенции, средних слоев населения.

Социал-демократы у власти

Если в начале века вхождение представителя французских социалистов Александра Мильерана в буржуазное правительство было рассмотрено как предательство («казус Мильерана»), то после Первой мировой войны социал-демократические правительства стали регулярно появляться у власти в рамках двухпартийной системы демократических стран.

Хотя в годы «Великой депрессии» в ряде стран социал-демократические партии вынуждены были уйти в оппозицию (в Великобритании), а в Германии и Австрии в подполье, социал-демократия сохранилась, а в Швеции даже смогла укрепить свои позиции с помощью государственного регулирования экономики. Шведское правительство Ханссона смогло стабилизировать ситуацию за два года, и после этого относительное большинство шведских избирателей голосует за Социал-демократическую партию Швеции практически на всех выборах. Лишь после выборов в риксдаг 1976 года шведские социал-демократы потеряли власть впервые с 1936 года. Умеренная политика шведских социал-демократов (т. н. шведский социализм) предусматривает рост социальных расходов без огосударствления экономики — все широко известные компании Швеции (ABB, Volvo, Saab, Electrolux, IKEA, Nordea и др.) никогда не были национализированы. Политолог С. Липсет отмечал[6]:
Парадоксально, что так называемые буржуазные партии — либералы, центристы и консерваторы — за первые три года правления (1976—1979) национализировали больше промышленных предприятий, чем социал-демократы за предыдущие 44 года. Но вернувшись к власти в 1982 г., социал-демократы занялись приватизацией.

После Второй мировой войны ускорился процесс расставания социал-демократических партий с элементами марксистской идеологии, важным этапом этого процесса стало принятие Годесбергской программы социал-демократами ФРГ. Крупнейшими идеологами послевоенной прагматичной социал-демократии стали Вилли Брандт, Бруно Крайский, Улоф Пальме. Международной организацией, объединяющей социал-демократических партии, является Социалистический интернационал, созданный в 1951 году во Франкфурте-на-Майне как правопреемник II Интернационала и Социалистического рабочего интернационала.

Социал-демократические партии активно участвовали и продолжают участвовать в правительствах Швеции, Финляндии, ФРГ и объединённой Германии, Франции, Великобритании, Испании, Португалии, Австрии, Бельгии, Нидерландов, Норвегии и некоторых других странах, например, посткоммунистических Венгрии, Польши, Болгарии. Эти партии опираются на профсоюзы, прежде всего объединённые в Международной конфедерации профсоюзов (ранее Международной конфедерации свободных профсоюзов), в экономике выступают за создание «государства всеобщего благосостояния» на основе смешанной экономики, регулируемой по рецептам кейнсианской теории. Повышение пенсий и социальных выплат — именно их заслуга. Обратной стороной этой политики являются высокие налоги, но чередование левых и правых правительств в демократических странах позволяет находить желательный для избирателей баланс между социальными расходами и налогами.

Тенденции к социал-демократии намечались в политике ряда стран социалистического лагеря (Югославии, Венгрии и Чехословакии).

Социал-демократия в странах третьего мира

Социализм был очень популярен в некоторых странах Латинской Америки, Азии и Африки. Для индийского лидера Джавахарлала Неру, как и для многих других борцов за независимость в этих регионах, социализм был привлекателен как альтернатива капиталистической и коммунистической системам. А жизненный путь латиноамериканского революционера — противника социал-демократии Че Гевары стал примером для леворадикальной молодежи во всем мире. После Второй мировой войны социалистические партии пришли к власти в разных частях света, и значительная часть частной промышленности была национализирована. В Азии и Африке, где трудящиеся — крестьяне, а не промышленные рабочие, социалистические программы делали акцент на земельной реформе и других аграрных преобразованиях. У этих народов до недавнего времени имелось также правительственное планирование для быстрого экономического развития. Африканский социализм включал и возобновление предколониальных ценностей и учреждений, в то время как модернизация проводилась сквозь централизованный аппарат однопартийного государства, поэтому не может быть назван социал-демократическим.

Критика

Критика социал-демократической идеологии представляет собой традиционную критику обоих базовых положений — социализма и демократии. Причём критика идёт с обеих сторон — как справа, так и слева.

С момента появления первых социалистических партий они стали целью для обвинений в несостоятельности социализма как экономической доктрины[7]. В дальнейшем эта идея была развита в трудах Ротбарда, Мизеса, Хайека и множества других экономистов.

С другой стороны, с момента разделения Российской социал-демократической рабочей партии на большевиков и социал-демократов, первые обвиняли вторых в оппортунизме, за отказ от классовой борьбы, за представление о «надклассовости» государства и демократии, за понимание социализма как морально-этической категории[8].

При этом советские коммунисты отмечали, что социал-демократические идеи потерпели фиаско перед лицом национал-социализма. В 1933 году подверглись разгрому Коммунистическая и Социал-демократическая партии Германии, спустя год — Социалистическая и Коммунистическая партии Австрии.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3422 дня]

Ревизия взглядов

Недавний крах восточноевропейских социалистических государств привёл социалистов во всём мире к пересмотру части их доктрин, включая централизованное планирование и национализацию промышленности.

Политика некоторых социал-демократических лидеров, например, «третий путь» Тони Блэра или Герхарда Шрёдера, подобно либерализму делающий опору на «средний класс», подвергалась острой критике левого крыла их партий, поскольку она поддерживает интересы скорее не трудящихся, а средней буржуазии.

Несмотря на определенную потерю политического влияния и кризис в социал-демократическом движении, идеи демократического социализма продолжают быть весьма популярными. Многие социалисты призывают считать социал-демократию той идеологией, которой необходимо следовать как моральной установке, даже если её невозможно полностью реализовать на практике.

Основные социал-демократические партии

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Основные социал-демократические партии в мире (представленны не все):

Известные социал-демократы

Социал-демократы по странам (категория)

См. также

Напишите отзыв о статье "Социал-демократия"

Примечания

  1. 1 2 3 [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/1130/%D0%A1%D0%9E%D0%A6%D0%98%D0%90%D0%9B Философия: Энциклопедический словарь] / Под ред. А. А. Ивина. — Москва: Гардарики, 2004. — 1074 с. — ISBN 5–8297–0050–6.
  2. [vilenin.eu/t02/p446 В. И. Ленин Полное Собрание Сочинений том 2, стр. 446]
  3. [grachev62.narod.ru/stalin/t11/t11_22.htm Сталин И. В. О правой опасности в ВКП(б): Речь на пленуме МК и МКК ВКП(б) 19 октября 1928 г]
  4. Виктория Васильева, Ольга Сотникова Программные принципы российских социал-демократов // Журнал Демократия и социализм. — 2016. — № 1(3).
  5. [levsd.ru/?page_id=944 Манифест социал-демократической организации «Левое социалистическое действие»]. levsd.ru (15 июня 2015).
  6. [www.polisportal.ru/files/File/puvlication/Starie_publikacii_Polisa/L/1991-5-3-Lipset_perspektivi_levix_dvizheniy.pdf С. Липсет Третьего пути не существует (Перспективы левых движений)] // Политические исследования. — 1991. — № 5—6.
  7. [tapemark.narod.ru/newcomb.html Саймон Ньюкомб «Мыльные пузыри социализма»]
  8. [tapemark.narod.ru/kommunizm/194.html Определение социал-демократии из словаря по научному коммунизму]. Москва, 1983

Ссылки

  • [www.socialistinternational.org/ Социалистический Интернационал]
  • [www.socialistgroup.org/ Партия европейских социалистов]
  • [www.politobraz.ru/ Журнал «Политическое образование». Сетевой проект: Социал-демократия для России.]
  • Люксембург Р. [www.socialism.ru/bookcase/classics/luxemburg/social-democracy-crisis Кризис социал-демократии]

Отрывок, характеризующий Социал-демократия


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.