Эсенбель, Мелих
Мелих Рауф Эсенбель | ||
| ||
---|---|---|
1 апреля 1975 — 14 июля 1979 | ||
Предшественник: | Туран Гюнеш | |
| ||
13 ноября 1974 — 30 марта 1975 | ||
9 января 1967 — 1 ноября 1974 | ||
24 марта 1960 — 28 октября 1960 | ||
| ||
1 января 1963 — 1 января 1966 | ||
Мелих Эсенбель (1915 — 27 июля 1995) — турецкий дипломат.
Биография
Родился в 1915 году в Стамбуле. Окончил галатасарайский лицей, затем Стамбульский университет[1].
С 1936 года работал в министерстве иностранных дел. В 1937 году был призван в армию[1]. В 1938 году возобновил работу в министерстве. С 1939 года работал в турецком посольстве в Париже. В 1940 году был повышен до третьего секретаря. Получив должность второго секретаря, в 1943 году вернулся в Турцию[1].
С 1945 году работал в турецком посольстве в Вашингтоне. В 1952 году вернулся в Турцию, работал в министерстве, в 1957 году был повышен до генерального секретаря[1].
Эсенбель был включён в состав турецкой делегации, которая должна была подписать декларацию о предоставлении Кипра независимости. Подписание должно было пройти в Лондоне. 17 февраля 1959 года самолёт, на котором летели Мелих Эсенбель, премьер-министр Турции Аднан Мендерес и премьер-министр Греции Константинос Караманлис, из-за сильного тумана кпал при заходе на посадку в британский аэропорт Гатвик. Всего на борту самолёта находились 8 членов экипажа и 18 членов делегации. В результате авиакатастрофы погибло 14 человек[2][3][4].
С 24 марта по 28 октября 1960 года Эсенбель занимал должность послом Турции в США[5]. С 1 января 1963 по 1 января 1966 — посла в Японии[6]. В период с 1967 года по 1 ноября 1974 повторно являлся послом в США[1][5]. С 13 ноября 1974 по марта 1975 года занимал должность министра иностранных дел в правительстве Сади Ырмака[1].
1 апреля 1975 года в третий был назначен послом в США. Находился на этой должности до 14 июля 1979 года[5]. 23 августа 1979 года вышел на пенсию[1].
Мелих Эсенбель умер 27 июля 1995 года в Стамбуле. У него остались жена Эмине и двое детей[1].
Напишите отзыв о статье "Эсенбель, Мелих"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.mfa.gov.tr/sayin-melih-rauf-esenbel_in-ozgecmisi.tr.mfa Sayın Melih Rauf Esenbel'in Özgeçmişi] (Turkish). Dışişleri Bakanlığı. Проверено 29 марта 2013.
- ↑ [news.bbc.co.uk/onthisday/hi/dates/stories/february/17/newsid_2546000/2546299.stm BBC News On This Day] (17 February 1959). Проверено 31 декабря 2009.
- ↑ [www.gatwickaviationsociety.org.uk/TC-SEV.asp Accident report at the Gatwick Aviation Society website]. Проверено 30 декабря 2007. [web.archive.org/web/20071216082906/www.gatwickaviationsociety.org.uk/TC-SEV.asp Архивировано из первоисточника 16 декабря 2007].
- ↑ [www.sabah.com.tr/Gundem/2011/02/17/adnan_menderesin_ucak_kazasi Adnan Menderes'in uçak kazası] (Turkish) (17 февраля 2011). Проверено 29 марта 2013.
- ↑ 1 2 3 [www.washington.emb.mfa.gov.tr/MissionChiefHistory.aspx Büyükelçilik Tarihi ve Önceki Büyükelçilerimiz] (Turkish). Dışişleri Bakanlığı-Vaşinton Büyükelçiliği. Проверено 29 марта 2013.
- ↑ [tokyo.be.mfa.gov.tr/MissionChiefHistory.aspx Büyükelçilik Tarihi ve Önceki Büyükelçilerimiz] (Turkish). Dışişleri Bakanlığı Tokyo Büyükelçiliği. Проверено 29 марта 2013.
Отрывок, характеризующий Эсенбель, Мелих
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“