Сантос, Сержио Дутра

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эскадинья»)
Перейти к: навигация, поиск
Сержио
Личная информация
Полное имя

Сержио Дутра Сантос

Оригинальное имя

Sérgio Dutra Santos

Гражданство

Бразилия Бразилия

Специализация

либеро

Клуб
Дата рождения

15 октября 1975(1975-10-15) (48 лет)

Место рождения

Диаманти-ду-Норти, Парана, Бразилия

Рост

184 см

Вес

78 кг

Сержио Дутра Сантос (порт.-браз. Sérgio Dutra Santos; род. 15 октября 1975 года, Диаманти-ду-Норти), известный под именами Сержио, Сержиньо (порт.-браз. Serginho), Эскадинья (порт.-браз. Escadinha) — бразильский волейболист, либеро, игрок национальной сборной, двукратный олимпийский чемпион, двукратный чемпион мира.





Биография

Сержио Сантос родился в Диаманти-ду-Норти в семье работника кофейной плантации. Когда будущему волейболисту было 9 месяцев, его родители решили покинуть небольшой городок в штате Парана и попытать счастья в Сан-Паулу. Чтобы помочь семье, Сержио в 12-летнем возрасте устроился на работу в супермаркет упаковщиком.

В волейбол начинал играть в районе Пиритуба в Сан-Паулу, с 14 лет занимался у тренера Арналдо Асунсана, а с 1992 года играл в «Палмейрасе». В 1997 году был приглашён в «Сан-Каэтану», где освоил только что появившееся в волейболе амплуа либеро при том, что изначально был нападающим[1].

Основная часть клубной карьеры Сержиньо прошла в Бразилии, за исключением четырёх сезонов, проведённых в итальянской «Пьяченце». В её составе в 2006 году бразильский либеро выиграл Кубок топ-команд, а в 2008-м вместе с командой дошёл до финала Лиги чемпионов, в котором она уступила казанскому «Динамо-Таттрансгаз».

В 2001 году провёл первые матчи за сборную Бразилии и вплоть до 2009 года беспрерывно выступал в её составе, выиграл золотую медаль на Олимпийских играх в Афинах и серебро на Олимпиаде в Пекине, два чемпионата и два Кубка мира, два Больших чемпионских Кубка, пять чемпионатов Южной Америки, семь турниров Мировой лиги. По итогам «Финала шести» Мировой лиги-2009 был награждён призом MVP, став первым игроком амплуа либеро, получившим самый престижный индивидуальный трофей в турнирах, проводимых Международной федерацией волейбола.

В 2010 году из-за проблем с позвоночником за сборную не выступал, в июле перенёс операцию по удалению грыжи межпозвоночного диска[2].

В 2011 году вернулся в национальную команду и на протяжении двух сезонов снова являлся её основным либеро. На чемпионате Южной Америки-2011 Эскадинья был награждён сразу четырьмя личными наградами, включая приз MVP. В 2012 году в Лондоне сыграл на третьей в своей карьере Олимпиаде. После поражения бразильцев в финале Игр от команды России объявил о завершении карьеры в сборной[3], но в очередной раз возобновил её в 2015 году[4].

21 августа 2016 года в Рио-де-Жанейро в возрасте 40 лет во второй раз завоевал золотую медаль Олимпийских игр и был признан самым ценным игроком турнира.

Личная жизнь

С женой Ренатой Сержио познакомился ещё в детстве в Сан-Паулу, у них трое сыновей[5].

В 2005 году при участии Сержио в округе Пиритуба, где спортсмен начинал свой путь в большой волейбол, был открыт детский волейбольный центр Serginho 10[6].

Достижения

В клубной карьере

Со сборной Бразилии

Индивидуальные награды

  • MVP «Финала шести» Мировой лиги (2009), чемпионатов Южной Америки (2011, 2015), Олимпийских игр (2016).
  • Лучший защитник Кубка Америки (2001), «Финала восьми» Мировой лиги (2002), Олимпийских игр (2004), чемпионата Южной Америки (2011).
  • Лучший либеро Панамериканских игр (2003), Кубка мира (2003), Олимпийских игр (2004), Панамериканских игр (2007), чемпионата Южной Америки (2007), Кубка мира (2007), Кубка Америки (2008), чемпионата Южной Америки (2009), Всемирного Кубка чемпионов (2009), чемпионата Южной Америки (2011), Олимпийских игр (2016).
  • Лучший принимающий Олимпийских игр (2004), Панамериканских игр (2007), Кубка Америки (2008), чемпионата Южной Америки (2011), Кубка мира (2011).
  • Лучший либеро «Финала четырёх» Кубка Top Teams (2005/06), Лиги чемпионов (2007/08), клубного чемпионата Южной Америки (2011), клубного чемпионата мира (2011); лучший защитник клубного чемпионата Южной Америки (2011); лучший принимающий клубного чемпионата мира (2011).

Напишите отзыв о статье "Сантос, Сержио Дутра"

Примечания

  1. [www.cbv.com.br/cbv2008/noticias.asp?IdNot=8953&bsc=escadinha Copa do Mundo Masculina: Melhor líbero do mundo, Escadinha abraça o MVP Giba] (порт.). Бразильская конфедерация волейбола (2 декабря 2007). Проверено 22 декабря 2013.
  2. [esporte.uol.com.br/volei/ultimas-noticias/2010/07/05/escadinha-e-operado-e-disputara-inicio-da-superliga-mas-ainda-preocupa-selecao.jhtm Escadinha é operado e disputará início da Superliga, mas ainda preocupa seleção] (порт.). UOL (5 июля 2010). Проверено 22 декабря 2013.
  3. [olimpiadas.uol.com.br/noticias/redacao/2012/08/12/escadinha-chora-com-derrota-se-despede-da-selecao-e-pede-carinho-a-camisa-ao-proximo-libero.htm Escadinha chora com derrota, se despede da seleção e pede carinho à camisa ao próximo líbero] (порт.). UOL (12 августа 2012). Проверено 22 декабря 2013.
  4. [www.gaz.com.br/conteudos/voleibol/2015/04/13/45245-bernardinho_chama_escadinha_de_volta_a_selecao_apos_mais_de_dois_anos.html.php Bernardinho chama Escadinha de volta à seleção após mais de dois anos] (порт.). Gaz (13 апреля 2015). Проверено 22 июля 2015.
  5. [www.cbv.com.br/cbv2008/noticias.asp?IdNot=9788&bsc=escadinha Liga Mundial 2008: Vem aí, Martin Antônio, o terceiro filho do líbero Escadinha] (порт.). Бразильская конфедерация волейбола (8 августа 2006). Проверено 22 декабря 2013.
  6. [esporte.uol.com.br/volei/ultimas/2005/08/08/ult64u5699.jhtm Escadinha inaugura no sábado centro de vôlei em Pirituba] (порт.). UOL (8 августа 2006). Проверено 22 декабря 2013.

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/es/escadinha-1.html Эскадинья] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
  • [www.fivb.org/en/olympics/london2012/PlayersVB-M.asp?Tourn=MOG2012&Team=BRA&No=113176 Профиль на сайте Международной федерации волейбола] (англ.)
  • [timebrasil.cob.org.br/atletas/srgio-dutra-dos-santos Профиль на сайте Олимпийского комитета Бразилии] (порт.)

Отрывок, характеризующий Сантос, Сержио Дутра

Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.