Эскадренные миноносцы типа «Сакура»
Эскадренные миноносцы типа «Сакура» (яп. 櫻型駆逐艦 Сакурагата кутикукан?) — тип японских эскадренных миноносцев. Как и последующие японские эсминцы II класса времён Первой Мировой войны, имеют «растительные» названия.
Строительство
Первые японские эсминцы II класса, заказаны по судостроительной программе 1910 года. Как и в случае с предыдущим типом, было заказано всего два корабля, на основе которых должны были строиться последующие серии. Представители типа «Сакура» стали первыми эскадренными миноносцами чисто японского проекта.
Как и корабли типа «Умикадзэ», обладали высоким полубаком, что позволило говорить о хорошей мореходности. Машинно-котельная установка на них также располагалась линейно, котлы имели смешанное угольно-нефтяное отопление. Дымоходы носовых котлов попарно выводились в две дымовые трубы, кормовой имел свою собственную, что определило специфический силуэт.
В силу невозможности производства паровых турбин в Японии были применены устаревшие четырехцилиндровые паровые машины «компаунд», обладавшие большей удельной мощностью по сравнению с машинами тройного расширения. Несмотря на это, формально японские эсминцы были несколько быстроходнее, чем британские эсминцы тех лет, хотя многое зависело от навыков и выносливости кочегаров.
Вооружение кораблей было аналогично установленному на кораблях типа «Умикадзэ»-одно 120-мм орудие с длиной ствола 40 калибров и 4 75-мм орудия с длиной ствола 40 калибров(против 2 и 5),4 450-мм торпедных аппарата, сохранив, таким образом, все его минусы. 120-мм орудие Армстронга образца 1890 года было слишком тяжело для эсминца таких размеров и обладало недостаточной скорострельностью, а 450-мм торпеды к 1911 году успели морально устареть, ввиду появления более мощных 533-мм.
Развитием проекта стали эсминцы типа «Каба».
История службы
Вместе с эсминцами типа «Умикадзэ» «Сакура» и «Татибана» стали наиболее современными японскими эсминцами, входили в состав 1-й эскадры эсминцев Объединенного флота. В начале 20-х годов прошли модернизацию: на них увеличили высоту первой дымовой трубы, установили дальномер на носовом мостике и броневой щит на орудии главного калибра.
В 1931 году «Сакура» и «Татибана» были исключены из состава флота и в 1932 году, после непродолжительного использования для вспомогательных нужд, сданы на слом.
Представители серии
Название | Место постройки | Заложен | Спущен на воду | Вступил в строй | Судьба |
---|---|---|---|---|---|
Сакура (яп. 櫻?) | Майдзуру, Япония | 31 марта 1911 года |
20 декабря 1911 года |
21 мая 1912 года |
Сдан на слом в апреле 1932 года |
Татибана (яп. 橘?) | Майдзуру, Япония | 29 апреля 1911 года |
27 января 1912 года |
25 июня 1912 года |
Сдан на слом в апреле 1932 года |
Напишите отзыв о статье "Эскадренные миноносцы типа «Сакура»"
Литература
- [wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Jap_DD/ Патянин С. В. Эскадренные миноносцы и миноносцы Японии 1879—1945 гг.]
|
Отрывок, характеризующий Эскадренные миноносцы типа «Сакура»
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.