Эскадренные миноносцы типов «Мацу» и «Татибана»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px; font-size: 120%; background: #A1CCE7; text-align: center;">Эскадренные миноносцы типов «Мацу» и «Татибана»</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:4px 10px; background: #E7F2F8; text-align: center; font-weight:normal;">松型駆逐艦
橘型駆逐艦</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
Эскадренный миноносец «Моми»
</th></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Проект</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Страна</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Операторы</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Предшествующий тип</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> тип «Акидзуки» </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Годы постройки</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 1943—1945 </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8; border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Построено</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px; border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 32 </td></tr>

<tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Основные характеристики</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Водоизмещение</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 1262 т (стандартное)
1530 т (испытания)
1687 т (полное)[1] </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Длина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 100,0 м (максимальная)
98,0 м (по ватерлинии) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Ширина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 9,35 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Осадка</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 3,30 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Двигатели</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 2 паровые турбины Кампон, 2 котла </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Мощность</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 19000 л. с. </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Движитель</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 2 винта </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Скорость хода</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 27,8 узлов </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Дальность плавания</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 3500 морских миль на скорости 18 узлов </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Экипаж</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 211 человек </td></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Вооружение</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Радиолокационное вооружение</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> РЛС обнаружения воздушных целей Тип 22 </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 3 (1 × 2, 1 × 1) 127-мм/40 Тип 89 </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Зенитная артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 12 (4 × 3) 25-мм зенитных автоматов Тип 96 (изначально) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Противолодочное вооружение</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Гидролокатор Тип 93,
36 глубинных бомб </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Минно-торпедное вооружение</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 1 × 4 610-мм ТА </td></tr>

Эскадренные миноносцы типа «Мацу» (яп. 松型駆逐艦 Мацугата кутикукан?) и типа «Татибана» (яп. 橘型駆逐艦 Татибанагата кутикукан?)  — тип японских эскадренных миноносцев. Было построено 32 корабля этого типа.





История создания и конструкция

Появление проекта этих кораблей связано с тяжёлыми потерями в ходе боёв за Соломоновы острова и относительно большими сроками строительства эсминцев типа «Югумо» и типа «Акидзуки». Основным их предназначением предполагалось обеспечение ПВО конвоев.

Состав вооружения кораблей был сходен с эсминцами ПВО типа «Акидзуки», а именно артиллерийским вооружением только из зенитных орудий (3 орудия 127-мм/40 Тип 89 в полуоткрытых установках и 24 зенитных автомата Тип 96) и умеренным торпедно-минным (1 четырёхтрубный 610-мм торпедный аппарат и 36 глубинных бомб). Также устанавливались РЛС обнаружения воздушных целей Тип 22 и гидролокатор Тип 93.

Энергетическая установка

На эсминцах устанавливалась двухвальная паротурбинная установка мощностью 19 000 л. с. (13,975 МВт), взятая с более ранних миноносцев типа «Отори». Выбор этот был сделан по соображениям её отлаженности и экономии времени на проектирование. При этом важным отличием стала компоновка отсеков энергетической установки — впервые на японских эсминцах она стала не линейной, а эшелонной, с чередованием котельных и машинных отделений (КО-МО-КО-МО), что должно было повышать живучесть корабля. Каждый турбозубчатый агрегат (ТЗА) питался паром только с парного ему котла в силу устройства системы паропроводов (типовое для того времени решение), турбогенераторы и вспомогательные механизмы при этом могли получать пар с любого котла. Носовой ТЗА работал на гребной вал левого борта, кормовой — на вал правого борта. Общая длина энергетической установки составляла 37 м (по 10,7 м на каждое МО и 7,8 м на каждое МО), что было несколько больше, чем 35 м на миноносцах типа «Отори», имевших линейную компоновку (при этом в 35 м входил и отдельный отсек генераторов, которого на эсминцах проекта F-55 не имелось). Пара ТЗА весила 91 тонну, пара котлов — 73 тонны[3].

Эсминцы проекта F-55 несли по два турбозубчатых агрегата Кампон № 3-B модель 5481. Каждый из них включал в себя турбины высокого (ТВД), среднего (ТСД) и низкого давления (ТНД), работающих через редуктор на гребной вал. Максимальная проектная мощность составляла 9500 л. с. при 400 об/мин, при форсировке — 10 000 л. с. при 407 об/мин. Максимальная суммарная мощность заднего хода — 4000 л. с. при 247 об/мин. Была предусмотрена и отдельная турбина крейсерского хода (ТКХ) Кампон № 3-A модель 5481, соединённая через специальный редуктор с ТСД носового ТЗА. Мощность в режиме экономичного хода с её использованием составляла 3000 л. с. (при 218 об/мин на левом винте и 238 об/мин на правом), что обеспечивало 18-узловую скорость хода. Однако расход топлива при этом был лишь немногим ниже, чем при использовании обеих ТЗА на минимальной суммарной мощности в 3200 л. с. и крейсерской скорости в 21,5 узел. В результате как минимум на части представителей проекта F-55 («Мацу») ТКХ с паропроводами были демонтированы, на эсминцы проекта F-55B («Татибана») по соображениям упрощения строительства их не ставили изначально[4].

Па́ром турбозубчатые агрегаты питали два водотрубных котлов типа Кампон типа «Ро» № 3-B модель 5481 с нефтяным отоплением, с пароперегревателями и предварительным подогревом воздуха. Рабочее давление перегретого пара30,0 кгс/см² при температуре 350 °C. Общая площадь нагревательной поверхности каждого котла составляла 628 м² (в том числе собственно котла — 416 м², пароперегревателя — 82 м², воздухоподогревателя — 130 м²), расход топлива на каждый её м² составлял 7,3 кг на полном ходу и 9,1 кг при форсировке агрегатов. Продукты сгорания выводились в отдельную для каждого котла дымовую трубу, при этом в силу установленного в кормовом котельном отделении со смещением к правому борту котла № 2 аналогично была смещена и кормовая дымовая труба (на 0,75 м от диаметральной плоскости). В отличие от более ранних эсминцев, на проекте F-55 отказались от очистителей воздуха в котельных отделениях, что ухудшило условия работы в них. Фактический запас мазута составлял 353 тонны (370 тонн по проекту), а максимальная дальность при этом — 3500 морских миль 18-узловым ходом. Топливные цистерны находились по бортам от обеих КО, справа от носового МО и слева от кормового[5].

Эсминцы имели два трёхлопастных гребных винта диаметром 2,65 м [6]. За ними шёл одиночный балансирный руль площадью 6,37 м² и отношением площади его пера к площади погруженной диаметральной плоскости в 1/44. На испытаниях при водоизмещении 1530 тонн, скорости 26,5 узлов и отклонении пера на 35° был получен тактический диаметр циркуляции в 5 длин корпуса, выдвиг — в 4,3 длины корпуса, максимальный крен — 13,5°. Руль приводился в движение электрогидравлической рулевой машиной (электромотор её находился в корме по правому борту, по левому — резервный ручной насос), способной развернуть перо на 70 ° за 15 секунд, управлялась она из ходовой рубки с помощью одного телемотора[7].

Максимальная скорость кораблей типа «Мацу» по проекту составляла 27,8 узлов, фактически на испытаниях они выдали в среднем 28,3 узлов (так, «Цубаки» 7 февраля 1945 года при водоизмещении 1360 тонн развил 29,05 узлов). Для типа «Татибана» из-за возросшего водоизмещения и более грубых обводов ожидали уменьшение скорости на 0,5 узла (проектная — 27,3 узлов), но его не произошло на практике. Данные показатели максимальной скорости выглядели скромно по сравнению с 34-36 узлами больших эсминцев категории «Ко», но тем не менее их хватало для сопровождения на полном ходу большинства из имевшихся у ЯИФ линкоров и авианосцев (8 из 10 и 7 из 9 кораблей этого типа в 1943 году имели максимальную скорость в 27,5-28,0 узлов и менее)[8].

Электроэнергетическая система эсминцев состояла из одного турбогенератора на 135 кВА (находился в носовом МО) и два дизель-генератора по 55 кВА (оба в кормовом МО), вырабатывавших переменный ток с напряжением 225 В. Дополнительно имелись вспомогательные генераторы (два на 7 и 0,5 КВт) и трансформаторы (два по 10 кВА, два по 5 кВА, один на 2 кВА), предназначенные для питания радиооборудования, радиолокационных станций, телефонной сети, прожекторов и других корабельных устройств. Роль резервных источников питания выполняли аккумуляторные батареи, из которых 16 комплектов по 5 элементов и 4 комплекта по 3 элемента модель 3 предназначались для общекорабельных нужд, 32 комплекта по 3 элемента модель 3 и 4 комплекта по 26 элементов модель 10 — для обеспеченения радиоаппаратуры[8].

Экипаж и условия обитаемости

По проекту экипаж эсминцев состоял из 211 человек, в том числе 12 офицеров и мичманов и 199 старшин и матросов. Фактически же к началу 1945 года он состоял уже из 214 человек: 7 строевых офицеров, 3 младших офицеров специальной службы, 2 мичманов, 53 старшин и 149 матросов. И в дальнейшей из-за усиления МЗА численность команды только продолжала расти. Поскольку экипаж был не сильно меньше, чем на почти вдвое более крупных «Югумо» (214 человек против 233), на «Мацу» предсказуемо хуже оказались условия обитаемости[9].

Для размещения командного состава на эсминцах проекта F-55 имелось всего две одноместные каюты в носовой надстройке (предназначались для командира корабля и командующего дивизионом) и две многоместные — в полубаке и на средней палубе в корме (для десяти остальных офицеров и мичманов). Для рядового состава были предназначены шесть кубриков, из которых № 1-4 находились в носу и № 5-6 в корме[9].

На кораблях имелась рефрижераторная камера для хранения мяса, рыбы и свежих овощей (на средней палубе в носу), для приготовление пищи в нижнем ярусе носовой надстройки находился общий (для офицеров и матросов) камбуз. Офицеры и мичманы имели свою кают-компанию (плюс кают-кампанией № 2 именовалась вторая многоместная каюта). Бани были размещены в полубаке (офицерская) и в кормовой надстройке (матросская). В кормовой надстройке также находился общий гальюн, два меньших по размеру аналогичного назначения (для офицеров и матросов) — в полубаке[9].

Медпункт находился в кормовой части кораблей. Постоянного же медперсонала на них не было, как и на других японских эсминцах — офицер–медик и мичман/матрос в качестве санитара полагались на дивизион, при их отсутствии медпомощь предположительно должен был оказывать внештатный санитар из числа матросов других специальностей. Таким образом, Пинак отмечает, что даже в очень стеснённых условиях разработчики проекта F-55 постарались обеспечить экипажу комфортные условия, насколько это возможно[9].

Строительство

Заказы на первые 42 эсминца проекта F-55 были включены в Модифицированную пятую программу пополнения флота (временные номера в её рамках — с 5481 по 5522) 2 февраля 1943 года. Построить их планировалось в 1943—1945 финансовых годах (то есть в период с 1 апреля 1943 по 31 марта 1946 года). Ещё 32 эсминца упрощённого проекта F-55B было заказано по принятой в середине 1943 программе судостроения на 1943—1944 финансовые годы (временные номера с 4801 по 4832). Расчётная стоимость эсминца проекта F-55 по ним должна была составить 7,041 млн иен в 1944 года и 7,63 млн в 1945 (большой эсминец типа «Югумо» ещё в 1941 стоил 17,4246 млн, с учётом инфляции — втрое больше). Часть представителей проекта F-55 позже была перезаказана по проекту F-55B. По некоторым данным, планировалась постройка ещё 80 эсминцев проекта F-55B по программе судостроения на 1944—1945 годы, но не была включена в её итоговую версию[11].

Из-за загруженности верфей строительством по предыдущим программам Морское министерство первоначально планировало не спешить и перенесло постройку 42 представителей проекта F-55 на 1943—1944 финансовые годы (32 и 10 соответственно). Однако аннулирование части старых заказов в апреле–июне 1943 года дало возможность всё же приступить к постройке эсминцев уже в 1943-м финансовом. Кроме того, руководство флота держало проект F-55 под особым вниманием и пытаясь компенсировать потерю времени, требовало сдать ещё 10 кораблей к 31 марту 1945 года. Планировалось достичь 5-месячного цикла постройки, с трудозатратами на один корабль 70 000 человеко-дней[11].

Почти все эсминцы проекта F-55/F-55B строились лишь тремя предприятиями: Арсеналами флота в Майдзуру и Йокосуке и частной верфью «Фудзинагата» в Осаке, имевшими для них по 6, 4 и 3 стапельных места соответственно (кроме них, единственный корабль бы сдан верфью «Кавасаки» в Кобэ). Головной представитель серии («Мацу») был заложен в Майдзуру 8 августа 1943 года, но к февралю 1944 удалось развернуть сколько-нибудь массовое строительство (сразу 8 корпусов в постройке). Ранние корабли («Мацу», «Такэ», «Умэ») строились за 7-9 месяцев, а трудозатраты на них составляли 85 000—90 000 человеко-дней, что было гораздо хуже планировавшихся показателей. Только по мере накопления опыта и перехода к упрощённому проекту F-55B их удалось улучшить. Поздние корабли строились уже за 5-6 месяцев, из которых стапельный период занимал 3-4 (рекорд принадлежит «Хаги» — 78 дней от закладки до спуска). В 1945 году из-за нарастающих проблем в экономике сроки несколько ухудшились. В марте того же года были аннулированы заказы на 30 ещё не заложенных кораблей (5504, 5506, 5509, 5510, 5512, 5513, 5515, 5516, 5518, 5519, 4801-4808, 4818, 4819, 4821-4832), а в апреле-июне была остановлена постройка всех заложенных и не успевших войти в строй эсминцев[12].

Представители проекта F-55 официально классифицировались как эсминцы 1-го класса (категория «Тэй»), как имевшие водоизмещение более 1000 тонн. Но фактически по основному назначению и составу вооружения они были эсминцами 2-го класса. Более того, им присваивались названия в честь растений, перешедшие от старых эсминцев 2-го класса, а не характерные для 1-го класса имена в честь погодных явлений[13].

История службы

Эсминцы этого типа не успели поучаствовать в боях за Соломоновы острова. В последующей же обороне Филиппин погибло 5 единиц, и ещё 3 до конца войны.

Из 10 уцелевших эсминцев два («Нара» и «Цубаки») были разобраны на металл, остальные восемь были распределены между странами-победителями.

США получили «Каси» и «Кэяки», и после непродолжительного изучения первый был сдан на слом, а второй затоплен.

Великобритания получила «Такэ» и «Маки», которые также после непродолжительных испытаний были пущены на слом.

Китай получил «Суги» и «Каэдэ». Они были включены в состав китайского флота под названиями «Хуэй Янь» и «Хэн Янь» и предположительно, прошли перевооружение на орудия 100-мм Б-34 и 37-мм 70-К советского производства. В 1949 были уведены на Тайвань, где первый прослужил до 1951 года, а второй до 1962 года.

СССР получил «Кая» и «Кири». Они были в 1947 году включены в состав советского флота под названиями «Волевой» и «Возрождённый». Первый в 1949 году был переклассифицирован в корабль-цель «ЦЛ-23», с 1958 использовался как бон-отопитель «ОТ-61». В 1959 году сдан на слом[14]. «Возрождённый» в 1949 году также переклассифицировали в корабль-цель «ЦЛ-25». С 1957 года использовался плавучая мастерская «ПМ-65». Сдан на слом в 1969 году, последним из всей серии.[15].

Напишите отзыв о статье "Эскадренные миноносцы типов «Мацу» и «Татибана»"

Примечания

Комментарии
Сноски
  1. Е. Р. Пинак. «Самураи» японского флота. Эсминцы типов «Мацу» и «Татибана». — С. 12.
  2. Пинак, 2013, с. 10.
  3. Пинак, 2013, с. 41-43.
  4. Пинак, 2013, с. 42-43.
  5. Пинак, 2013, с. 42-44.
  6. Пинак, 2013, с. 36, 44.
  7. Пинак, 2013, с. 44-45.
  8. 1 2 Пинак, 2013, с. 43.
  9. 1 2 3 4 Пинак, 2013, с. 45.
  10. Пинак, 2013, с. 87-89.
  11. 1 2 Пинак, 2013, с. 13.
  12. Пинак, 2013, с. 13-14.
  13. Пинак, 2013, с. 12.
  14. navsource.narod.ru/photos/03/495/index.html Архив фотографий кораблей русского и советского ВМФ
  15. navsource.narod.ru/photos/03/354/index.html Там же

Литература

на русском языке
  • * Е. Р. Пинак. «Самураи» японского флота. Эсминцы типов «Мацу» и «Татибана». — М.: Яуза;ЭКСМО, 2013. — 96 с. — ISBN 978-5-699-65434-5.

Отрывок, характеризующий Эскадренные миноносцы типов «Мацу» и «Татибана»

– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?