Эскадренные миноносцы типа «Татра»
Эскадренные миноносцы типа «Татра» входили в состав Военно-морских сил Австро-Венгрии в период Первой мировой войны и в первые предвоенные годы. Всего на венгерском предприятии Ganz-Danubius в Порто-Ре (на территории нынешней Хорватии) было построено 6 единиц. Лучшие эсминцы австрийского флота, единственные австрийские эсминцы с паровыми турбинами и котлами с угольным и нефтяным отоплением[3]. В годы войны погибло два корабля, остальные были переданы по репарациям Италии. Развитием эсминцев данного типа стали 4 корабля типа «Эрзац Татра», вошедшие в состав флота в самом конце войны.
Содержание
История проектирования, строительства и службы
В мае 1910 года командованием ВМС Австро-Венгрии был объявлен тендер на строительство шести 800-тонных эскадренных миноносцев с паротурбинной энергетической установкой, способных достигать скорости 32,5 узла. В конкурсе участвовали несколько фирм, как австро-венгерских, так и зарубежных (в частности, AG Vulcan Stettin). Однако, в конце концов, во многом по политическим причинам, выбор пал на венгерское предприятие Danubius[4]. Все 6 кораблей были построены на верфи этой фирмы в Порто-Ре (ныне Кральевица в Хорватии). На испытаниях «Триглав» при мощности 22 967 л. с. показал скорость 32,8 узла[3]. Эсминцы типа «Татра» активно использовались в боевых действиях на Адриатическом театре военных действий на протяжении Первой мировой войны. «Чепель», «Татра» и «Лика» 24 мая 1915 совместно с крейсером «Гельголанд» участвовали в потоплении итальянского эсминца «Турбине». «Чепель» и «Балатон» 15 мая 1917 потопили итальянский эсминец «Бореа». «Лика» 23 ноября 1915 уничтожила итальянскую вооруженную шхуну «Галлинара». 29 декабря 1915 «Лика» и «Триглав» погибли на минах вблизи побережья Албании, впоследствии два эсминца типа «Эрзац Татра» получили их имена. После войны оставшиеся корабли были переданы Италии, где служили в течение 1920-х — 1930-х годов[3].
Список кораблей типа[3]
Название | Верфь-строитель | Закладка | Спуск на воду | Принятие на вооружение |
Вывод из состава флота/гибель |
Судьба |
---|---|---|---|---|---|---|
SMS Tátra («Татра») |
Ganz-Danubius, Порто-Ре |
19 октября 1911 | 4 ноября 1912 | 18 октября 1913 | 1918 (ВМС Австро-Венгрии) |
Передан Италии («Фасана»), исключён в 1923 |
SMS Balaton («Балатон») |
Ganz-Danubius, Порто-Ре |
6 ноября 1911 | 16 ноября 1912 | 3 ноября 1913 | 1918 (ВМС Австро-Венгрии) |
Передан Италии («Ценсон»), исключён в 1923 |
SMS Csepel («Чепель») |
Ganz-Danubius, Порто-Ре |
9 января 1912 | 30 декабря 1912 | 29 декабря 1913 | 1918 (ВМС Австро-Венгрии) |
Передан Италии («Муджа»), 25 марта 1929 погиб во время тайфуна у берегов Китая |
SMS Lika («Лика») |
Ganz-Danubius, Порто-Ре |
30 апреля 1912 | 15 марта 1913 | июль 1914 | 29 декабря 1915 | Погиб на мине вблизи побережья Албании |
SMS Triglav («Триглав») |
Ganz-Danubius, Порто-Ре |
1 августа 1912 | 22 декабря 1913 | июль 1914 | 29 декабря 1915 | Погиб на мине вблизи побережья Албании |
SMS Orjen («Орьен») |
Ganz-Danubius, Порто-Ре |
4 сентября 1912 | 26 августа 1913 | июль 1914 | 1918 (ВМС Австро-Венгрии) |
Передан Италии («Пола», с 1931 «Ценсон»), исключён в 1937 |
Напишите отзыв о статье "Эскадренные миноносцы типа «Татра»"
Примечания
Литература
- Балакин С. А. ВМС Италии и Австро-Венгрии 1914-1918 гг. Справочник по корабельному составу. — М.: «Моделист-Конструктор», 1997.
- Больных А. Трагедия ошибок. — М.: АСТ, 2002.
- Патянин С.В., Галыня В.А. Эскадренные миноносцы типа «Татра» (рус.) // Морская Кампания : журнал. — 2007. — № 6.
- Gray, Randal (ed). Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1906-1921. — London: Conway Maritime Press, 1985. — 439 p. — ISBN 0-85177-245-5.
Ссылки
- [www.kuk-kriegsmarine.at/tatraklasse.htm Tatraklasse] (нем.). Проверено 22 августа 2011. [www.webcitation.org/6ACUSQNsg Архивировано из первоисточника 26 августа 2012].
|
Отрывок, характеризующий Эскадренные миноносцы типа «Татра»
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.