Эскадренные миноносцы типа A
Эскадренные миноносцы типа A — тип эскадренных миноносцев, состоявший на вооружении Королевских ВМС Великобритании в 1930-е годы и в период Второй мировой войны. Стали первыми британскими межвоенными серийными эсминцами (т. н. «стандартные» эсминцы). Два корабля было построено для Королевских ВМС Канады. В качестве лидера флотилии кораблей типа A был спроектирован эсминец HMS Codrington, отличавшийся увеличенными размерами и составом вооружения.
Содержание
История создания и особенности конструкции
В 1927 году в строй британского флота вступили два экспериментальных корабля — HMS Amazon и HMS Ambuscade, спроектированные и построенные по техническому заданию Адмиралтейства фирмами «Торникрофт» и «Ярроу» соответственно. Это были первые эсминцы Королевского Флота, построенные с учётом опыта Первой мировой войны. Между фирмами происходил конкурс на лучший проект эсминца для британского флота. Несмотря на то, что специалисты «Ярроу» уложились в меньшее водоизмещение и благодаря этому смогли обойтись энергетической установкой меньшей мощности, Amazon оказался дешевле. Кроме того, за счет больших размеров он выигрывал в мореходности. По существу же оба проекта представляли собой несколько увеличенный тип «Модифицированный W» с более мощными машинами и улучшенными условиями обитаемости[1]. Победителем признали проект проект «Торникрофт» и Amazon послужил основой для эсминцев, строившихся по программе 1927 года, получивших, как и два вышеуказанных корабля, названия, начинающиеся на латинскую букву A. В некоторых[2] источниках корабли данного типа именуются «Модифицированным типом A» или эсминцами типа «Акаста».
Первоначальный проект нового эсминца оказался чересчур большим (полное водоизмещение должно было составить 2200 тонн), в результате было снижено первоначальное требование высокой дальности хода. В состав вооружения вошли новые полуавтоматические 120-мм орудия и четырёхтрубные торпедные аппараты. Корабли не получили предусмотренной первоначальным проектом гидроакустической станции: противолодочное вооружение оказалось сильно сокращённым в связи с размещением на кораблях трального оборудования. В связи с возросшим по сравнению с прототипом (Amazon) весом вооружения пришлось несколько увеличить ширину корпуса. Энергетическая установка кораблей отличалась простотой и надёжностью. Исключением стал эсминец HMS Acheron, на котором были в качестве эксперимента установлены высоконапорные котлы. Несмотря на то, что они оказались более экономичными, из-за сложностей в эксплуатации от их дальнейшего применения отказались[1].
Два корабля были построены по заказу Канады. При этом в исходный проект были внесены некоторые изменения, в частности, корпус усилен и увеличен в ширину для возможности плавания в сложных ледовых условиях и стала более закрытой (по сравнению со стандартными эсминцами британского флота) надстройка.
В качестве лидера флотилии эскадренных миноносцев типа A был спроектирован и построен эсминец HMS Codrington. Помимо увеличенных размеров, корабль нёс дополнительное 120-мм орудие. Отрицательной чертой нового лидера стала отвратительная манёвренность: диаметр циркуляции достигал 980 ярдов (896 метров) против 380 ярдов (347 метров) на рядовых единицах[3].
Конструкция
Архитектурный облик
Эсминцы типа «А», отличаясь от прототипа лишь установкой новых четырёхтрубных торпедных аппаратов и полуавтоматических орудий. От скорости 33 узла в полном грузу и прироста дальности на 1600 миль на экономическом ходу отказались, довольствуясь скромным ходом 31¾ узла и увеличением дальности на 1500 миль.
Энергетическая установка
Главная энергетическая установка
Главная энергетическая установка включала в себя три трёхколлекторных Адмиралтейских котла (Р = 20,4 кг/см², Т = 316°С)[4], и два одноступенчатых турбозубчатых агрегата Парсонса. Размещение ГЭУ — линейное. Котлы размещались в изолированных отсеках, турбины — в общем машинном отделении, при этом редукторы были отделены от турбин водонепроницаемой переборкой.
Дальность плавания и скорость хода
Проектная мощность составляла 34 000 л. с., что должно было обеспечить скорость хода (при полной нагрузке) в 31¾ узла, максимальная скорость при неполной нагрузке — 35¼ узла.
Запас топлива хранился в восьми топливных танках, вмещавших 396—415 длинных тонны мазута, что обеспечивало дальность плавания 4800 миль 15-узловым ходом[5].
Служба и модернизации
Эсминцы типа A приняли активное участие в боевых действиях Второй мировой войны. Пять эсминцев погибло, из них в результате действий противника — четыре. Ещё два корабля были тяжело повреждены и не использовались в качестве эсминцев до конца войны.
В ходе войны корабли неоднократно подвергались модернизациям и смене вооружения. Особенный акцент делался на усиление противолодочного вооружения в ущерб торпедному и артиллерийскому. Так, с лета по конец 1940 года на всех кораблях один торпедный аппарат заменили на 76-мм зенитное орудие, установлены ГАС, 2 бомбомёта и бомбосбрасыватель (20 — 40 глубинных бомб). С конца 1940 по конец 1941 г. на HMS Active, HMS Antelope, HMS Anthony, HMS Arrow добавлено 2 бомобомёта, а число бомб увеличено до 70 за счёт снятия кормового орудия главного калибра. На HMS Achates (на фото в заголовке) во время ремонта 1941—1942 гг, сняли также носовое орудие «А», заменив его на реактивный бомбомёт «Хеджехог». Неоднократно усиливалось и зенитное вооружение, устанавливались новые 20-мм «эрликоны» и 40-мм «пом-помы». К концу войны на оставшихся в строю эсминцах данного типа полное водоизмещение достигало 1930—1990 тонн[1].
Эсминцы Acasta и Ardent 8 июня 1940 года входили в состав прикрытия авианосца Glorious у побережья Норвегии. Авианосец был атакован германскими линкорами «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Оба эсминца сделали доблестную попытку выйти в торпедную атаку на противника, до конца исполняя долг эскортных кораблей и оба погибли в результате артиллерийского огня немцев. Но в ходе боя «Ардент» добился попадания торпедой в «Шарнхорст», тяжело его повредив. Acheron в августе 1940 года тяжело поврежден прямым попаданием авиабомбы в гавани Портсмута: разрушена корма, после ремонта 17 декабря 1940 подорвался на мине во время повторных ходовых испытаний и затонул в Ла-Манше. Achates 31 декабря 1942 года участвовал в Битве в Баренцевом море («Новогодний Бой»). В его ходе потоплен артиллерией германского тяжёлого крейсера «Адмирал Хиппер» севернее мыса Нордкап. Arrow в начале августа 1943 тяжело поврежден в гавани Алжира в результате взрыва стоящего рядом военного транспорта «Форт Ламонте» и не восстанавливался до конца войны. Saguenay 1 декабря 1940 поврежден торпедой с итальянской подводной лодки «Aрго» в Северной Атлантике; повторно поврежден в ноябре 1942 при столкновении с транспортом «Азара» у Ньюфаундленда; частично восстановлен, но использовался только в качестве учебного корабля. В октябре 1944 в тумане во время шторма разбился в Хваль-фьорде (Исландия) Skeena. Оставшиеся корабли были выведены из состава флота в 1946—1948 годах и проданы на слом[1]. Лидер Codrington 27 июля 1940 года был тяжело поврежден взрывом авиабомбы в Дувре, после чего сел на грунт. Корабль более не восстанавливался[6]. Незадолго до этого 1 четырёхтрубный торпедный аппарат на нём заменили на 76-мм зенитное орудие[3].
Список эсминцев типа[1][7]
Лидер флотилии
| Номер вымпела | Название | Верфь-строитель | Дата закладки | Дата спуска на воду | Дата вступления в состав флота |
Дата вывода из состава флота/гибели |
Судьба |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| D65 | HMS Codrington | Swan Hunter, [en.wikipedia.org/wiki/Wallsend Уоллсенд] | 20 июня 1928 | 7 августа 1929 | май 1930 | 27 июля 1940 | Тяжело поврежден взрывом авиабомбы в Дувре, лёг на грунт, не восстанавливался |
Серийные корабли
Напишите отзыв о статье "Эскадренные миноносцы типа A"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Дашьян А. В. Корабли Второй мировой войны. ВМС Великобритании. Часть 2. Эсминцы
- ↑ Jane’s Fighting Ships, 1934, p. 60
- ↑ 1 2 Conway’s, p. 38
- ↑ Рубанов, 2004, с. 24.
- ↑ Рубанов, 2004, с. 20.
- ↑ А. В. Дашьян «Корабли Второй мировой войны. ВМС Великобритании». Часть 2. Эсминцы
- ↑ Jane’s Fighting Ships, 1934, p. 56, p. 60
Литература
- English, John. Amazon to Ivanhoe: British Standard Destroyers of the 1930s.. — Kendal: World Ship Society, 1993. — 144 p. — ISBN 0-905617-64-9.
- О. А. Рубанов. часть I // [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Brit_DD_1/index.htm Эскадренные миноносцы Англии во второй мировой войне]. — СПб., 2004. — 72 с. — (БОЕВЫЕ КОРАБЛИ МИРА).
- «Морская Коллекция» № 5, 2003 г. А. В. Дашьян «Корабли Второй мировой войны. ВМС Великобритании». Часть 2. Москва, Моделист-Конструктор, 2003
- Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1922—1946 / Gray, Randal (ed.). — London: Conway Maritime Press, 1980. — 456 p. — ISBN 0-85177-1467.
- Jane’s Fighting Ships, 1934
- Norman Friedman. British Destroyers From Earliest Days to the Second World War. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 2009. — ISBN 978-1-59114-081-8.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Эскадренные миноносцы типа A
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
