Эскадроны смерти

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

«Эскадроны смерти» (исп. los escuadrones de la muerte) — подразделения, создаваемые или поощряемые государством для похищения, уничтожения и запугивания преступников, оппозиции и враждебных элементов. Эта деятельность ведётся в законспирированном режиме, связь с государственными органами отрицается как самим государством, так и их участниками.

Цели и состав эскадронов смерти

Целями эскадронов смерти обычно являются те лица, которые представляют опасность или являются нежелательными для их организаторов и спонсоров. Это могут быть политические, религиозные и профсоюзные лидеры и активисты, журналисты, преступники, бездомные и беспризорные.

В качестве эскадронов смерти обычно выступают различные военизированные организации, спецподразделения армии и полиции или простые наёмники. Члены эскадронов смерти, как правило, стремятся скрыть свою связь с правоохранительными органами.

История

Термин появился в Латинской Америке в 1960-х годах. Первоначально использовался как обобщённое название организаций «Белая рука», «Эскадрон Смерти», «Сальвадорская антикоммунистическая бригада», «Карибский легион», «Центральноамериканский антикоммунистический фронт», «Око за око», «Пурпурная роза», «Новая антикоммунистическая организация», «Аргентинский Антикоммунистический Альянс» и ряда других, в большинстве своём действовавших в Гватемале и Сальвадоре. В этих странах создавались негосударственные (по крайней мере, официально) вооружённые отряды для противодействия партизанам и подпольщикам в то время, когда усилилось левое революционное движение и началась гражданская война. Ведущую роль сыграли латифундисты, против которых и был направлен партизанский террор.

Аргентина

См. также: Грязная война (Аргентина)

• Alianza Anticomunista Argentina

Бразилия

Применялись с конца 1960-х при военном правлении, одним из направлений деятельности являлась борьба с уголовной преступностью. Попытки противостояния мафии законными средствами (даже в условиях военного режима) являлись неэффективными: руководители преступных сообществ, благодаря связям с коррумпированными чиновниками и полицейскими, были практически недосягаемы для закона, привлечь к ответственности удавалось, в лучшем случае, рядовых исполнителей, да и то не всегда, обычным делом было давление на свидетелей и убийства. Борьбой с организованной преступностью занялись бразильские эскадроны смерти, сформированные из офицеров армии и спецслужб.

Фактически они представляли собой тайную полицию, действующую так же как и организованная преступность: запугивание, шантаж, бессудные убийства, взятие заложников. Связь эскадронов смерти с правящими кругами отрицалась. Жаловаться было бесполезно, да и некуда. Действуя ещё более жестоко и гораздо более профессионально, чем преступники, эскадроны смерти смогли переломить ситуацию: большинство лидеров преступных сообществ, в конце концов, удалось арестовать и судить вполне официально. Организованная преступность в Бразилии была практически полностью уничтожена, однако эскадроны продолжили свою деятельность, охотясь на коммунистов, социал-демократов, гомосексуалистов.

Гватемала

См. также: Гражданская война в Гватемале

См. также: Белая рука (Гватемала)

Только за пять лет, с 1970 по 1975 год в Гватемале пропало без вести около 15 тысяч человек. Большинство из них считаются жертвами эскадронов смерти. В 1980-е годы, во время гражданской войны, жертвами массовых убийств стали индейцы майя. Принято считать, что в результате действий армии и проправительственных эскадронов смерти погибло более 75 тыс. индейцев. Около 50 тыс. майя бежали в Мексику.

Сальвадор

См. также: Гражданская война в Сальвадоре

Разветвлённая сеть полулегальных военизированных организаций на территории страны была создана в начале 1960-х годов, в состав формируемых групп вошли многие охранники из отрядов «чёрных касок». Основную ударную силу составляли резервисты армии и Национальной гвардии. Рядовой состав организации формировался, в основном, из деревенских бедняков, для которых служба была источником средств к существованию.

Самым многочисленным компонентом движения стала «Националистическая Демократическая Организация» (ОРДЕН — аббревиатура названия организации, и одновременно — испанское слово «порядок») под управлением командующего Национальной гвардией, генерала Хосе Альберто Медрано. ОРДЕН действовал под лозунгом: «Ничто, сделанное для защиты родины, не может считаться противозаконным» и официально не был связан с государством (подготовка кадров, террористическая деятельность проводились полуподпольно, источники финансирования организации скрывались). ОРДЕН имел большое количество ячеек по стране, и мог, при необходимости, мобилизовать до 100 000 человек.

В октябре 1979 года по требованию правительства ОРДЕН был расформирован, однако фактически, личный состав просто перешел в иные созданные структуры (после начала гражданской войны часть личного состава была включена в «комитеты гражданской обороны»). С 1980 года ведущая роль в организации и обеспечении деятельности «эскадронов смерти» перешла к майору Роберто д’Обюссону (ранее занимавшему должность заместителя начальника военной разведки).

Осенью 1981 года д’Обюссон создает Националистический республиканский альянс (АРЕНА), который объединяет действующие группировки и координирует их деятельность. Среди группировок этого периода можно назвать: «Антикоммунистическая бригада имени Максимилиано Эрнандеса Мартинеса» (Brigada Anti-Comunista Maximiliano Hernández Martínez); «Союз белых воинов» (Unión Guerrera Blanca, также известный как «Mano Blanca»); «Вооружённая рука» (Mano Armada); «Фаланхе» — «Вооружённые силы антикоммунистического освобождения — война на истребление» (FALANGE — Fuerzas Armadas de Liberación Anticomunista — Guerra de Eliminación); «Фронт освобождения Центральной Америки» (FALCA — «Frente Anti-comunista para la Liberación de Centroamérica») и другие…

«Эскадроны смерти» не столько воевали с повстанцами, сколько занимались целенаправленным уничтожением «нежелательных элементов», к которым относились руководители и рядовые члены любых демократических организаций, коммунисты, социал-демократы и христианские демократы, профсоюзные деятели. Несколько позже объектами террора эскадронов стали католические священники — десятки были обвинены в «сочувствии левым взглядам» и «антигосударственной деятельности».

Современность

К началу 1980-х годов латиноамериканские эскадроны смерти, в большинстве своём, прекратили существование. Наиболее успешные из них приобрели легальный статус, отошли (по крайней мере, официально) от противозаконных действий и включились в обычный политический процесс. Например, в Сальвадоре в конце 1980-х к власти пришёл Национальный республиканский альянс — созданный тем же Д’Обюссоном наследник запрещённого в 1979 году движения ОРДЕН.

Но некоторые ультраправые военизированные организации всё ещё продолжают террористическую деятельность. Среди них: «Объединенные силы самообороны Колумбии» («AUC») и сальвадорская «Чёрная тень». Последняя занимается борьбой с бандами, в особенности — с Mara Salvatrucha (MS 13).

См. также

• Гладио
• Тонтон-макуты
• Банда мангустов

Ссылки

• [scepsis.ru/library/id_2081.html Учились убивать, «шинкуя живых крестьян»] // «Скепсис»
• [scepsis.ru/library/id_2019.html Признания командира ультраправых «эскадронов смерти» Манкусо потрясли колумбийское общество] //«Скепсис»
• Падди Вудворт. [scepsis.ru/library/id_2068.html Эскадроны смерти: Испания] // «Скепсис»
• Матильда фон Бюлоф. [scepsis.ru/library/id_2067.html Эскадроны смерти: Франция] // «Скепсис»
• Нэнси Мастронарди. [saint-juste.narod.ru/Phenomenon.html Феномен «эскадронов смерти». Создание колумбийского терроризма]

Отрывок, характеризующий Эскадроны смерти

– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.