Эскобар, Антонио
| Антонио Эскобар Уэртас | |
| исп. Antonio Escobar Huertas | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Звание | |
Антонио Эскобар Уэртас (исп. Antonio Escobar Huertas; 14 ноября 1879, Сеута — 8 февраля 1940, Барселона) — испанский военачальник, генерал. Участник гражданской войны 1936—1939.
Содержание
Семья и военная карьера
Родился в семье военного, отличившегося в испано-американской войне 1898 года. Два его брата были офицерами Гражданской гвардии (жандармерии), сын служил в армии офицером. Дочь приняла монашество и жила в одном из монастырей Барселоны.
Получив военное образование, Антонио Эскобар долгое время служил в Гражданской гвардии и к 1936 году достиг чина полковника и должности одной из руководителей Гражданской гвардии в Каталонии. Верующий католик и человек весьма консервативных политических взглядов, он в то же время был лоялен по отношению к республиканской власти.
Участие в гражданской войне
Когда началось военное выступление военных-националистов 18 июля 1936 года, он отказался к нему присоединиться. Когда на следующий день националисты под командованием генерала Мануэля Годеда выступили в Барселоне, то Гражданская гвардия в этом городе под командованием генерала Хосе Арангурена и полковника Эскобара осталась на стороне республики. Такая позиция сыграла значительную роль в том, что уже 20 июля восставшие потерпели поражение.
Полковник Эскобар сохранял верность республике и в дальнейшем, несмотря на то, что после неудачи военного выступления в Барселоне произошли поджоги католических монастырей и убийства священнослужителей, которые он воспринял очень тяжело (анархисты штурмовали и монастырь, в котором жила его дочь). Он выступал за разоружение анархистских военизированных отрядов, отличавшихся крайней недисциплинированностью, но не добился успеха. В качестве офицера Национальной республиканской гвардии (преобразованной Гражданской гвардии) он воевал в рядах Центральной армии под Талаверой, а во время боёв за Мадрид осенью 1936 года командовал собранной из разрозненных частей колонной, отражавшей атаки войск националистов в районе парка Каса-де-Кампо. Был ранен, несколько месяцев лечился, а затем с разрешения президента Мануэля Асаньи совершил паломничество во французский город Лурд — священное место для католиков. Его сын, лейтенант Хосе Эскобар Вальтиерра, служил в армии националистов и погиб в 1937 в битве при Бельчите.
Несмотря на возможность остаться во Франции, Антонио Эскобар вернулся в Испанию и в мае 1937 года был назначен генеральным директором безопасности Каталонии, где произошёл вооружённый конфликт между правительственными силами и анархистами. Однако сразу же по возвращении в Барселону на него было совершено покушение, в результате которого Эскобар был ранен и вновь выбыл из строя. После излечения он участвовал в составе армии Леванта в сражении при Брунете и в боевых действиях в районе Теруэля.
Генерал
В 1938 году Антонио Эскобар был произведён в генералы и назначен командующим армией Эстремадуры, действовавшей на второстепенном участке фронта, насчитывавшей около 15 тысяч человек с несколькими бронепоездами, десятком танков и без авиации, а также значительно ослабленной из-за разбросанности частей. Взаимодействуя с партизанскими отрядами, войска Эскобара в июле 1938 достаточно успешно вели оборонительные бои в Эстремадуре, позволив националистам под командованием Гонсало Кейпо де Льяно (насчитывавшим около 20 тысяч человек) за три недели боёв продвинуться лишь на 20-25 километров, нанеся им существенные потери. 12 августа республиканцы перешли в контратаку и отбили почти половину территории, потерянной в июле. Значительным успехом войск Эскобара можно считать тот факт, что республиканцам удалось сохранить контроль над стратегически важными ртутными рудниками Альмадена.
5 января 1939 года Армия Эстремадуры предприняла наступление с целью отвлечь националистов от участка фронта в Каталонии, где разворачивались решающие бои. За пять дней она почти без потерь продвинулась на 20 км, взяв в полукольцо город Пеньярройя, в котором находилась электростанция, снабжавшая электроэнергией контролировавшиеся националистами Севилью и Кордову. Однако, не получив подкреплений, войска Эскобара не смогли перерезать шоссе Севилья-Саламанка, а к 11 января националисты (к которым резервы как раз подошли) смогли остановить наступление республиканцев.
Наступление Эскобара в Эстремадуре в январе 1939 было последним для республиканцев в гражданской войне. Во время внутриполитического кризиса на республиканской территории в марте 1939 Эскобар поддержал полковника Касадо, выступившего против правительства и желавшего договориться с националистами. Он подавил в своей армии сопротивление коммунистов, желавших продолжать войну. Однако Франсиско Франко требовал только капитуляции.
Заключение и гибель
26 марта 1939 армия Эстремадуры капитулировала в Сьюдад-Реаль, практически одновременно с другими республиканскими войсками. Принимавший капитуляцию генерал Хуан Ягуэ (убеждённый фалангист) предложил Эскобару самолёт для вылета в Португалию, но тот отказался оставить своих подчинённых. Он был заключён в тюрьму, где работал уборщиком, но при этом имел возможность писать мемуары, вести переписку и встречаться с родственниками.
Антонио Эскобар был приговорён к смертной казни трибуналом националистов за военный мятеж, несмотря на то, что был верен присяге. Последовательный противник республиканцев кардинал Сегура обращался к Франко с просьбой о помиловании генерала, но получил отказ (очевидно, что националисты не могли простить Эскобару его роли в событиях июля 1936 года в Барселоне). 8 февраля 1940 года Эскобар был расстрелян во рву замка Монтжуик в Барселоне. Он получил право лично командовать своим расстрелом, и казнившие его гражданские гвардейцы после приведения приговора в исполнение отдали генералу военные почести.
Генерал Эскобар был похоронен на Монжуикском кладбище. После торжественного открытия Долины Павших его сын Антонио Эскобар Вальтиерра просил перезахоронить на её территории останки отца-республиканца и брата-националиста. Однако франкистские власти разрешили перезахоронение только останков лейтенанта Эскобара, а генерал Эскобар остался покоиться на прежнем месте.
Книги и фильм
Судьба генерала Эскобара стала основой сюжета романа Хосе Луиса Олаизолы «Война генерала Эскобара», изданного в 1983 году и удостоенного премии Планета. По этому роману режиссёр Хосе Луис Мадрид снял художественный фильм «Воспоминания генерала Эскобара» (1984).
Эскобар являлся прототипом полковника Хименеса, героя романа Андре Мальро L´espoir («Надежда»), опубликованного в 1937.
Библиография
- Данилов С. Ю. Гражданская война в Испании (1936—1939). — М.: Вече, 2004. — 352 с. — ISBN 5-9533-0225-8.
Напишите отзыв о статье "Эскобар, Антонио"
Ссылки
- [www.espana.ru/rus/espanola/kp/kp.php?did=6278 Трагедия генерала Эскобара]
Отрывок, характеризующий Эскобар, Антонио
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
