Эскортные миноносцы типа «Хант»
Эскортные миноносцы типа «Хант» — тип эскортных миноносцев, состоявший на вооружении Королевских ВМС Великобритании в предвоенные годы и в период Второй мировой войны. Состоял из четырёх несколько различавшихся между собой серий. Корабли строились в соответствии с принятой в начале 1938 Адмиралтейством концепцией быстроходного эскортного корабля, способного, помимо обеспечения ПВО конвоев, решать и некоторые функции эсминцев. Кораблям присвоили названия, взятые из охотничьей терминологии[3], а именно по местам нахождения и выращивания английских фоксхаундов[4][5][6].
История строительства и особенности конструкции
В качестве прототипа для решения задачи, поставленной британским Адмиралтейством, специалисты остановились на строившихся c 1938 года шлюпах типа «Блэк Суон», (1000 тонн водоизмещения, на вооружении 6—8 102-мм зенитных орудия в спаренных установках). Согласно новому проекту, в 800 тонн водоизмещения эскортного миноносца конструкторы собирались установить 2 двухствольные 102-мм артустановки, вместо третьей установить 1 четырёхствольный 40-мм зенитный автомата Пом-Пом и 1 четырёхтрубный торпедный аппарат, при этом планировалось обеспечить скорость порядка 28-31 узлов. Поскольку скорость оригинального шлюпа не превышала 20 узлов, то на новом корабле значительно повышалась мощность энергетической установки, которая возросла с 3600 до 18 000 л. с.! Во время разработки проекта от торпедного аппарата отказались, в пользу третьей спаренной 102-мм установки, также несколько подросли водоизмещение и мощность энергетической установки.
В начале 1939 года, задолго до завершения расчётов, была заложена серия из 20 единиц эскортных эсминцев по программе 1939 года. До начала войны успели заложить 18 единиц. Ещё 36 точно таких же эсминца[7] заказали по «чрезвычайной военной программе» осенью 1939 года. И только когда головной корабль («Этерстоун», от англ. HMS Atherstone (L05)) был спущен на воду (декабрь 1939 года), выяснилось, что остойчивость корабля оставляет желать лучшего из-за ошибки на стадии расчетов. Для исправления ситуации на кораблях, стадия завершения которых уже не позволяла устранить недостатки перестройкой корпуса, сняли третью спаренную 102-мм установку, перенесли «Пом-Пом» на кормовую настройку (для перераспределения нагрузки) и уложили балласт порядка 50 тонн. Тип получил название «Hunt» (англ. Type I Hunt Class Escort Destroyer). К нему относились все 20 кораблей построенных по программе 1939 года и 3 корабля («Blencathra», «Brocklesby» и «Leddesdale») построенных по «чрезвычайной военной программе».
Оставшиеся 33 единицы заложенных по «чрезвычайной военной программе» строились по переработанному проекту. Эти корабли известны под второй серией — «Type II Hunt». На этой серии решалась проблема с проектной нагрузкой, за счёт значительного увеличения ширины корпуса — на 0,8 метра (или 9 % от первоначальной ширины корпуса), что позволило возвратить третью 102-миллиметровую артустановку. К моменту достройки в состав вооружения дополнительно были включены 2 20-мм одиночных «эрликона». В остальном корабли соответствовали первоначальному проекту.
В конце 1940 года последовал новый заказ на 30 эсминцев по программе 1940 года (Третья серия или «Type III Hunt»). Корабли должны были стать повторением второй серии, но за некоторым исключением. Адмиралтейство решило вернуть на корабли торпедный аппарат (правда, двухтрубный), за счет того, что были убраны одна 102-мм установка и один бомбомёт. В компенсацию за ослабление основного вооружения был увеличен запас глубинных бомб и установлены три 20-мм зенитных орудия Эрликон. Визуально отличались от кораблей ранних серий прямыми мачтой и дымовой трубой.
Из числа эсминцев программы 1940 года, два корабля были построены по проекту, разработанному фирмой «Торникрофт» в инициативном порядке (четвёртая серия или «Type IV Hunt»). Основным отличием серии стали удлинённый полубак и измененные обводы корпуса — квадратное («линкорное») сечение по миделю, чем удалось получить гораздо более мореходный корабль. На кораблях этого типа удалось совместить и три 102-мм спаренные установки, и трёхтрубный торпедный аппарат, и более ёмкие топливные цистерны, в результате чего заметно возросли мореходность и автономность. Единственным ухудшением стало уменьшение скорости, которая не превышала 25 узлов, даже несмотря на требовании установки Адмиралтейством стандартной энергетической установки, поскольку изначально «Торникрофт» планировал установить ту мощностью в 15 000 л. с.
Напишите отзыв о статье "Эскортные миноносцы типа «Хант»"
Примечания
- ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — London: Conway Maritime Press. — С. 45.
- ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — London: Conway Maritime Press. — С. 46.
- ↑ Hunt в переводе с английского — охота
- ↑ [www.hmshurworth.co.uk/Hunt_Destroyers.htm hmshurworth.co.uk «Hunt escort destroyers»] (англ.). Проверено 20 июня 2013. [www.webcitation.org/6HWRf9ZBM Архивировано из первоисточника 20 июня 2013].
- ↑ by Lt Cdr Geoffrey B Mason RN (Rtd). [www.naval-history.net/xGM-Chrono-10DE-aaHunt-class.htm naval-history.net «SERVICE HISTORIES of ROYAL NAVY WARSHIPS in WORLD WAR 2 .HUNT-class Escort Destroyers - General Information»] (англ.). Проверено 20 июня 2013. [www.webcitation.org/6HWRgJkcK Архивировано из первоисточника 20 июня 2013].
- ↑ [www.macla.co.uk/newsmag/2008/09/blankney-at-sea.html macla.co.uk «HMS Blankney at Sea»] (англ.) (5 September 2008). Проверено 20 июня 2013. [www.webcitation.org/6HWRh1A1O Архивировано из первоисточника 20 июня 2013].
- ↑ классификация сменена в самом начале войны
Литература
- «Морская Коллекция» № 5, 2003 г. А. В. Дашьян «Корабли Второй мировой войны. ВМС Великобритании». Часть 2. Москва, Моделист-Конструктор, 2003
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — London: Conway Maritime Press, 1980. — 456 с. — ISBN 0-85177-146-7.
- Jane’s Fighting Ships, 1940
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Эскортные миноносцы типа «Хант»
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
